Тайна 21 июня 1941 - Чунихин Владимир Михайлович (книги .TXT) 📗
Речь, напомню, идёт об инциденте, происшедшем 19 марта 1953 года. Всего через две недели после смерти Сталина.
Ещё раз обратим внимание на слова Суркова о том, что «Хрущёв был крайне разгорячен и зол». Не просто посчитал статью Симонова политически неуместной, но продемонстрировал глубоко ЛИЧНОЕ отношение к имени Сталина. Это при том, что на похоронах его, по многочисленным свидетельствам, рыдал, как ребёнок.
А вот что произошло ещё через несколько дней.
Снова К.Симонов:
…четвертого апреля, в газетах появляется сообщение Министерства внутренних дел СССР, возглавляемого Берией, о том, что Министерство внутренних дел СССР провело тщательную проверку по делу так называемых «врачей-убийц»: «В результате проверки установлено, что привлеченные к этому делу врачи… — дальше идет длинный список — были арестованы бывшим Министерством государственной безопасности СССР неправильно, без каких-либо законных оснований. Установлено, что показания арестованных, якобы подтверждающие выдвинутые против них обвинения, получены работниками следственной части бывшего Министерства государственной безопасности путем применения недопустимых и строжайше запрещенных советскими законами приемов следствия». Итак, бывшее Министерство государственной безопасности оказалось повинным во всех этих грехах, а нынешнее Министерство внутренних дел разоблачило темные методы бывшего министерства. Еще через два дня в передовой «Правды» разъясняется, что произошло это прежде всего потому, что бывший министр государственной безопасности С.Д. Игнатьев проявил политическую слепоту и ротозейство и оказался на поводу у преступных авантюристов. Берия же как глава нового Министерства внутренних дел разоблачил все эти беззакония. В тот же день опубликовано сообщение, что Игнатьев освобожден от обязанностей секретаря ЦК.
Так вся эта серия мероприятий проходит через газеты, лишь потом обнаруживая внутренний смысл как подготовительные шаги по дороге к захвату власти, которые поспешно, один за другим, делал Берия.
Один из этих шагов в газеты не попал, но я принадлежу к числу людей, знающих о нем. Не могу точно вспомнить, в какие дни это было, но, наверное, при старании можно числа восстановить, потому что именно в это время Фадеев и Корнейчук, бывшие членами ЦК, оба ездили в заграничные поездки по делам Совета мира. Вскоре после сообщения о фальсификации дела врачей членов и кандидатов в члены ЦК знакомили в Кремле, в двух или трех отведенных для этого комнатах, с документами, свидетельствующими о непосредственном участии Сталина во всей истории с «врачами-убийцами», с показаниями арестованного начальника следственной части бывшего Министерства государственной безопасности Рюмина о его разговорах со Сталиным, о требованиях Сталина ужесточить допросы — и так далее, и тому подобное. Были там показания и других лиц, всякий раз связанные непосредственно с ролью Сталина в этом деле. Были записи разговоров со Сталиным на эту же тему. Не убежден, но, кажется, первоначально записанных на аппаратуру, а потом уже перенесенных на бумагу.
Я в три или четыре приема читал эти бумаги на протяжении недели примерно. Потом чтение это было прекращено, разом оборвано. Идея предоставить членам и кандидатам ЦК эти документы для прочтения принадлежала, несомненно, Берии, именно он располагал этими документами, и впоследствии выяснилось, что так все и было. Он хотел приобрести дополнительную популярность, показав себя человеком беспристрастным, человеком, не случайно отодвинутым несколько в сторону в последние месяцы жизни Сталина, человеком, которому Сталин не доверял или перестал доверять, человеком, который был никак не склонен продолжать те жестокости, возмутительные беззакония, которые, судя по предъявленным нам для чтения документам, были связаны непосредственно со Сталиным, с его инициативой, с его требованиями. Выставляя документы на обозрение, Берия как бы утверждал, что он и далек, и категорически против всего этого, что он не собирается покрывать грехов Сталина, наоборот, хочет представить его в истинном виде.
Чтение было тяжкое, записи были похожи на правду и свидетельствовали о болезненно психическом состоянии Сталина, о его подозрительности и жестокости, граничащих с психозом. Документы были сгруппированы таким образом, чтобы представить Сталина именно и только с этой стороны.
Вот он вам ваш Сталин, как бы говорил Берия, не знаю, как вы, а я от него отрекаюсь. Не знаю, как вы, а я намерен сказать о нем всю правду. Разумеется, при этом он представлял в документах только ту правду, которая ему была нужна и выгодна, оставляя за скобками все остальное.
Около недели эти документы были в ходу. После этого с ними никого уже не знакомили. Когда вернулись Корнейчук и Фадеев и я им рассказал об этих документах, у них глаза полезли на лоб, но прочесть их сами они уже не могли.
Надо сказать, что, хотя цель Берии была достаточно подлой и она вскоре стала совершенно ясна мне, документы эти, пусть и специфически подобранные, не являлись фальшивыми. Поэтому к тому нравственному удару, который я пережил во время речи Хрущева на XX съезде, я был, наверное, больше готов, чем многие другие люди…
Я не буду подробно комментировать слова Симонова.
Единственно хочу заметить, что этот замечательный писатель был в политических вопросах достаточно наивен. «Документы эти, пусть и специфически подобранные, не являлись фальшивыми». Какие документы? Протоколы допросов? Ну да, они не были фальшивыми, поскольку под ними стояла подпись Рюмина. А вот сами показания Рюмина, которые были занесены в эти подлинные протоколы, они были правдивыми? Как это можно утверждать, исходя только из того, что протоколы его допросов, видите ли, «не фальшивые»?
Нет, я лично уверен, что всё сказанное Симоновым, это, безусловно, чистая правда. Такой, какой видел её он сам. Или такой, в какой он хотел себя убедить.
И читал он в несколько приёмов эти документы, и бурно негодовал по их поводу. Всё это было на самом деле.
Но ведь когда он же в тридцатые годы читал в газетах материалы открытых процессов над «врагами народа», ему тоже наверняка казалось, что «записи эти были похожи на правду».
Симонов не принял во внимание того, что документы эти были исключительно протоколами допросов.
«Записи разговоров со Сталиным», ясно, что это не стенограммы таких разговоров (кто и зачем их вёл?), или, тем более, материалов прослушки самого Сталина.
Ну не считать же серьёзным, в самом деле, симоновское впечатление, что «Были записи разговоров со Сталиным на эту же тему. Не убежден, но, кажется, первоначально записанных на аппаратуру, а потом уже перенесенных на бумагу».
Потому что непонятно, кто, когда и где прослушивал и записывал самого Сталина? Как это вообще могло быть возможным? Ведь Сталин обычно вызывал людей к себе и разговаривал в своём кабинете. Прослушивался его кабинет? Куда потом делись эти разоблачительные материалы звукозаписи, находящиеся в распоряжении ярых антисталинистов, когда самое им было время и место появиться для народа во всей красе, начиная с 1956 года?
Так что очевидно, что «разговоры» эти со Сталиным были пересказаны самим Рюминым и вошли в те же самые протоколы допросов. Отсюда и проистекает симоновское «не убежден, но, кажется…»
Вот интересно. Спустя всего немного будет во всеуслышание объявлено, что протоколам допросов Тухачевского, Якира и тысяч других людей верить нельзя. Потому что показания ими давались с «нарушением норм социалистической законности». Так сказала Партия.
Однажды будет объявлено также, что одним из главных нарушителей этой самой соцзаконности был Л.П. Берия. Это тоже сказала Партия.
Но что же это получается?
«Документы», с которыми знакомили членов ЦК (и самого Симонова), были подготовлены опять-таки при активном участии в этом деле того же самого Л.П.Берия. Причём, если обычно дела такого рода тянулись месяцами и даже годами, то это дело Берия раскрутил всего за один месяц, сразу же после смерти Сталина. Этакий виртуоз допросов.
