Генералиссимус. Книга 1 - Карпов Владимир Васильевич (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
О скромности Сталина знал весь народ. Работники всех видов искусств уважали его, любили искренне и не думали о каком-то там “культе”.
Писатели по роду деятельности высказывали свои чувства письменно, причем настоящие, талантливые литераторы, которых никак не заподозришь в лести.
22 апреля 1936 года Чуковский вместе с Пастернаком присутствуют на Х съезде комсомола. В президиуме появился Сталин с членами Политбюро. Чуковский пишет: “Что сделалось с залом! А ОН стоял немного утомленный, задумчивый и величавый. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что-то женственное, мягкое. Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные и смеющиеся лица. Видеть его — просто видеть — для всех нас было счастьем. К нему все время обращалась с какими-то разговорами Демченко. И мы все ревновали, завидовали — счастливая! Каждый его жест воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. Когда ему аплодировали, он вынул часы (серебряные) и показал аудитории с прелестной улыбкой — все мы так и зашептали:
“Часы, часы, он показал часы” — и потом, расходясь, уже возле вешалки вновь вспоминали об этих часах. Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова, а я ему, и оба мы в один голос сказали: “Ах, эта Демченко заслоняет его!..” Домой мы шли вместе с Пастернаком, и оба упивались нашей радостью...”
Чуковский, как известно, был не только детским писателем, а и литературоведом, критиком и вообще высокоэрудированным человеком. Его в какой-то степени даже считали совестью интеллигенции.
Что касается Пастернака, то, что бы ни писали о том, что его притесняли, зажимали, это — неправда. Я бы сказал, и Сталин, и Пастернак взаимно уважали друг друга. Причем у Сталина это чувство было даже прочнее, чем у поэта. Сталин не раз выручал Пастернака от нападок критиков и партийных функционеров.
Очень искренне любил Сталина Твардовский — поэт чистейшей, распахнутой души. Те же чувства питала к Иосифу Виссарионовичу гордая, царственная Анна Ахматова.
Общее отношение писательской среды к Сталину наиболее полно выразил Шолохов на XVIII съезде партии:
“Так повелось, так будет и впредь, товарищи, что и в радости, и в горе мы всегда мысленно обращаемся к нему, к творцу новой жизни. При всей глубочайшей скромности товарища Сталина придется ему терпеть излияния нашей любви и преданности, так как не только у нас, живущих и работающих под его руководством, но и у всего трудящегося народа все надежды на светлое будущее человечества неразрывно связаны с его именем”.
Шолохова многие годы травили оппозиционеры, но и по сей день это продолжается! Они не раз подставляли его путем интриг и клеветы под нож репрессий, но Сталин спасал его от ареста.
Были, конечно, и те, кто ненавидел Сталина и высказывал это устно и письменно, например, Мандельштам.
Любой человек обидится на поношение. Почему Сталину отказывают в самолюбии? И он обиделся. Но сам же защищал Мандельштама, потому что ценил его талант. Даже упрекал его друзей за то, что не боролись за своего товарища. Привожу широко известный разговор с Пастернаком.
Вот что рассказывала 3. Пастернак:
“Помнится, в четвертом часу пополудни раздался длительный телефонный звонок. Вызывали “товарища Пастернака”. Какой-то молодой мужской голос, не поздоровавшись, произнес:
— С вами будет говорить товарищ Сталин.
— Что за чепуха! Не может быть! Не говорите вздору! Молодой человек: — Повторяю: с вами будет говорить товарищ Сталин.
— Не дурите! Не разыгрывайте меня!
Молодой человек: — Даю телефонный номер. Набирайте! — Пастернак, побледнев, стал набирать номер.
Сталин: — Говорит Сталин. Вы хлопочете за вашего друга Мандельштама?
— Дружбы между нами, собственно, никогда не было. Скорее наоборот. Я тяготился общением с ним. Но поговорить с вами — об этом я всегда мечтал.
Сталин: — Мы, старые большевики, никогда не отрекались от своих друзей. А вести с вами посторонние разговоры мне незачем.
На этом разговор оборвался”.
В этом кратком диалоге Сталин выглядит гораздо порядочнее собеседника, ему явно не нравится поведение поэта, который пытается отмежеваться от опального товарища.
Кроме персонального внимания к деятелям искусства, с благословения и при участии Сталина проводились “дни национальных культур”, или “декады”. Это были грандиозные праздники, в Москву приезжали несколько сот артистов, писателей, музыкантов, целые труппы театров, хоры, ансамбли. Театры, концертные залы, парки отводились бесплатно для показа достижений одной из республик.
Такие “декады” являлись праздниками национальных культур, торжеством братских искусств, дружбы народов, сталинской национальной политики.
Перед войной усилиями Сталина был создан монолит братства народов. Их духовная прочность — тот самый “постоянно действующий фактор”, о который разбились полчища фашистских захватчиков.
Что бы ни писали, как бы ни клеветали насчет “искусственно созданной”, “плакатной” дружбы народов, я — живой свидетель реального существования облагораживающего воздействия этой дружбы на жизнь всей страны и на каждого из нас. Не с позиций своих постов, о которых я упоминал, а из траншеи рядового солдата, окопного фронтовика, я заявляю: мы жили и воевали одной боевой семьей, мы ходили в атаки, рукопашные бои, не думая о том, кто справа и слева — казах, украинец, еврей или татарин, — все мы были братьями по оружию. Любили, выручали, поддерживали друг друга. Вместе нас и хоронили в могилах, которые справедливо называют братскими. И лежат в них без гробов, завернутые в плащи-накидки, русские, киргизы, белорусы, молдаване, туркмены.
Меня охватывает глубочайшее презрение и брезгливое чувство прикосновения к чему-то очень омерзительному и пакостному, когда я читаю статьи или вижу телепередачи проходимцев, ничего не знающих о жизни фронтовиков и движимых только двумя стимулами: первый (как они сами говорят на своем уголовном языке) — “зеленая капуста”, т. е. доллары, и второй — холуйское желание услужить, угодить, попасть в унисон с дирижерами из-за океана.
Как вывод, не требующий никаких доказательств, скажу: Сталину удалось создать поистине нерушимую дружбу народов СССР как составную часть прочности и мощности государства, особенно в военное время; благодаря этой прочности мы отстояли в годы войны, а потом за короткий срок восстановили народное хозяйство.
Бессарабия и Прибалтика
В секретном протоколе — приложении к советско-германскому договору о ненападении — есть, как вы помните, абзац: “Касательно Юго-Восточной Европы советская сторона указала на свою заинтересованность в Бессарабии. Германская сторона ясно заявила о политической незаинтересованности в этих территориях”.
К осуществлению этого пункта договора Сталина приступил почти через год, в июне 1940 года. Ему хотелось, конечно, чтобы план этот осуществился мирным путем, но так как не было уверенности, что Румыния согласится вернуть эту территорию добровольно, была подготовлена армия.
На базе управления округом было создано полевое управление Южного фронта. В состав этого фронта, кроме войск Киевского военного округа, вошли многие части Одесского военного округа. Командующим Южным фронтом был назначен Жуков.
Вот что рассказывал мне в нашей беседе исполнявший обязанности начальника штаба 49-го стрелкового корпуса И.И. Баранов:
“— В июне 1940 года наш корпус сосредоточился в районе Каменец-Подольска с задачей: быть в готовности для воссоединения Бессарабии и Северной Буковины, захваченных боярским правительством Румынии в 1918—1920 годах. Так была сформулирована нам задача в приказе. В эти дни в Москве, как мы знали, велись переговоры с румынской делегацией об освобождении Бессарабии мирным путем. Поэтому мы имели указания не переходить границы и не проявлять никаких действий против румынской армии. Однако командование корпуса, сориентированное на возможные боевые действия, проводило рекогносцировки местности и готовило части на тот случай, если придется осуществлять задачу, применив оружие...”
