Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб - Соколов Борис Вадимович (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
Наружное наблюдение сопровождало их до квартир отдельных участников заговора… а затем в штаб генерал-полковника Фромма (командующего армией резерва. – Б. С.).
Когда Штауффенберг и Хефтер (Фельгибель поехал в другое место) доложили Фромму об «удавшемся покушении», последний их застрелил. Вероятно, Фромм уже знал, что покушение не удалось.
По приказу Гиммлера в ставку была направлена «особая комиссия гестапо» для проведения тщательного расследования на месте. Из членов комиссии припоминаю специалиста по взрывчатым веществам – штурмбанфюрера СС Видемана…
В самом бараке, где произошел взрыв, комиссия обнаружила остатки портфеля, плоскогубцев, капсюля, и к концу дня вся картина покушения была уже ясна.
Шофер, отвозивший трех офицеров на аэродром, показал на допросе, что во время поездки почувствовал толчок, как будто кто-то из пассажиров выбросил что-то из машины. При осмотре местности была найдена вторая адская машина, выброшенная из автомобиля.
Анализ взрывчатки, как говорил мне Видеман, показал, что взрывчатое вещество было английского происхождения, однако оно могло быть воспроизведено и в химической лаборатории имперского Управления криминальной полиции.
В последующие дни были арестованы фельдмаршал фон Вицлебен, генералы Гепнер и Штиф, обергруппен-фюрер СА граф Гельдорф, а ряд офицеров, в том числе генерал Вагнер и полковник Фрейтаг фон Лорингофен, покончили жизнь самоубийством.
В соучастии в покушении на Гитлера подозревался также начальник имперской криминальной полиции группенфюрер СС Небе, которому удалось бежать и некоторое время скрываться, пока он не был арестован в окрестностях Берлина…
Следует отметить, что, как показал генерал Штиф, покушение на Гитлера планировалось вначале в Берхтес-гадене, однако не было осуществлено, так как заговорщики в силу особо тщательной охраны этого района не смогли бы оттуда выбраться.
Затем было намечено осуществить покушение в начале июля 1944 года около замка Клесхейм, где Гитлер должен был осматривать новые типы танков и военного обмундирования. Заговорщики хотели положить в ранцы трех солдат, демонстрировавших обмундирование, мины, которые должны были взорваться при малейшем натягивании одного из ремней на ранце. В этих целях взрывчатка была принесена в ставку командования сухопутных сил (лес Мауэрвальд), где ее хотели было зарыть, однако этому помешали сотрудники тайной полевой полиции, обнаружившие эту взрывчатку. По приказу заговорщика генерал-квартирмейстера Вагнера расследование по этому делу было прекращено.
Далее было установлено, что Штауффенберг приезжал с адской машиной также и в ставку Гиммлера, но имел ли он намерение совершить там покушение на Гиммлера, – осталось невыясненным.
До осени 1944 года точного происхождения взрывчатого вещества, посредством которого заговорщики осуществляли покушение на Гитлера, не было установлено (взрывчатка оказалась трофейной, английской, и была предоставлена Штауффенбергу участвовавшими в заговоре офицерами абвера. – Б. С.). Возможно, что поэтому поводу дал показания Небе, однако мне это неизвестно».
Опыт покушения 20 июля доказывает, что даже возможность пронести бомбу в помещение, где находился Гитлер, отнюдь не гарантировала успеха. Штауффенберг, потерявший в Тунисе правую руку и два пальца левой, не мог использовать для покушения пистолет, да и вытащить его и произвести прицельный выстрел во время совещания было почти невозможно. Не мог он и взорвать бомбу или гранату, непосредственно метнув ее в фюрера. Оставалась только бомба с взрывателем замедленного действия. Но в этом случае покушающийся не мог предугадать, в каком положении по отношению к заложенному заряду окажется жертва в момент взрыва. Гитлера спас дубовый стол, над которым он склонился, рассматривая карту обстановки на фронте группы армий «Центр». Кроме того, полковник Брандт, которому мешал портфель Штауффенберга, передвинул его по другую сторону ножки стола, так что теперь массивная тумба заслонила фюрера от бомбы. Даже при столь благоприятно сложившихся поначалу обстоятельствах для покушения – Штауффенберг сумел поставить портфель с бомбой у самых ног Гитлера! – успех зависел только от случая. По воле случая совещание было внезапно из-за жары перенесено в барак, а если бы оно проводилось, как обычно, в бункере, где взрывная волна нанесла бы гораздо больший ущерб, то у Гитлера было бы гораздо меньше шансов уцелеть.
Коль фюрер остался жив, заговор был обречен. Штауффенберг и его соратники сразу после приземления самолета в Берлине, по свидетельству Раттенхубера, оказались «под колпаком» слежки у шефа гестапо Мюллера. У заговорщиков не было поддержки ни в народе, ни среди основной массы солдат и офицеров вермахта.
Гитлер, убежденный атеист, приписал свое спасение не Богу, а Провидению. Через восемь часов после покушения он выступил с обращением к германской нации по радио. Его русский перевод опубликовала власовская газета «Доброволец». Этот замечательный в своем роде, о многом нам говорящий текст я процитирую почти полностью:
«Немецкие граждане и гражданки!
Я не знаю, в который уже раз на меня подготовлялось и производилось покушение. Если я к вам сегодня обращаюсь, то делаю это по двум причинам:
1. Для того чтобы вы слышали мой голос и знали бы, что я невредим и здоров;
2. Для того чтобы вы узнали подробности преступления, которое не имеет себе подобного в истории немецкого народа.
Совсем маленькая клика тщеславных, бессовестных и в то же время преступно глупых офицеров создала конспиративный заговор, с целью устранить меня и вместе со мной ликвидировать командный штаб германских вооруженных сил. Бомба, подложенная полковником графом фон Штауффенбергом, взорвалась в двух метрах справа от меня. Ею был очень тяжело ранен ряд ценных моих сотрудников – один из них скончался.
Я сам остался вполне невредим, если не считать легких накожных ссадин, ушибов и ожогов. Я это воспринимаю как подтверждение данного мне Провидением поручения стремиться и впредь к осуществлению моей жизненной цели так, как я это делал до сих пор.
Ибо я могу перед всей нацией торжественно объявить, что с того дня, как я пришел на Вильгельмштрассе, у меня была лишь одна мысль – добросовестно исполнять мой долг, и что с тех пор, как я убедился в неизбежности и неотложности войны, я знал, собственно говоря, только заботу и труд, и в бесчисленные дни и в бессонные ночи я жил только для моего народа.
В час, когда германская армия ведет тяжелейшую борьбу, и в Германии, подобно тому как в Италии, нашлась ничтожная маленькая группа людей, которая помогала, что сможет нанести нации удар в спину, как в 1918 году. На этот раз они жестоко ошиблись.
Утверждение этих узурпаторов, что меня нет в живых, опровергается с момента, в который я, мои дорогие немецкие сограждане, обращаюсь к вам с этой речью. Круг, представляемый этими узурпаторами, исключительно мал (тут вспоминаются знаменитые ленинские слова: «Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа». – Б. С.). С германскими вооруженными силами и, в частности, с германскими сухопутными войсками, он не имеет ничего общего. Это ничтожно маленькая шайка преступных элементов, которая теперь будет беспощадно уничтожена.
Чтобы окончательно водворить порядок, я назначил рейхсминистра Гиммлера командующим всеми тыловыми войсками. Чтобы заменить временно выбывшего по болезни начальника Генерального штаба, я призвал вместо него в Генеральный штаб генерал-полковника Гудериана и назначил его, одного из испытаннейших военачальников Восточного фронта.
Во всех других учреждениях Рейха все остается без перемен. Я убежден, что мы после ликвидации этой ничтожной клики предателей и заговорщиков создадим в тылу ту атмосферу, в которой нуждаются бойцы на фронте. Ибо совсем недопустимо, чтобы в то время, когда на передовых позициях тысячи и миллионы солдат жертвуют последним, в тылу ничтожная шайка честолюбивых и жалких тварей могла бы пытаться препятствовать этой жертвенности.
