Черные кабинеты. История российской перлюстрации, XVIII — начало XX века - Измозик Владлен Семенович
Начальник почтово-телеграфной конторы № 1 в Нижнем Новгороде С.П. Орлов не только сам помогал жандармам, но и привлекал к этой деятельности других служащих конторы. Так, в марте 1908 года с несомненным участием Орлова были завербованы для отбора корреспонденции двое его подчиненных, получившие клички «Почтовый 1» и «Почтовый 2». Они извлекали нужные письма, вскрывали их и направляли руководителям Нижегородского охранного отделения (НОО). Здесь письма фотографировались и копировались. Вознаграждение этих двух сотрудников составляло соответственно 30 и 5 руб. в месяц. Правда, с такими помощниками случались и казусы. Например, почтово-телеграфный чиновник из той же конторы А.Н. Федоров оказывал услуги НОО по изъятию революционной литературы, пересылаемой через почту. Но после забастовки почтово-телеграфных служащих в ноябре 1905 года стал всем рассказывать, что «местное охранное отделение перлюстрирует письма граждан». Отдельные возмущенные граждане обратились с жалобами в МВД. Руководство ДП направило в НОО следующее письмо:
Препровождая при сем копию полученного агентурным путем письма за подписью «Твоя Юля», по штемпелю из Москвы, судя по содержанию письма из Н. Новгорода, Департамент полиции считает необходимым обратить Ваше внимание на излагаемые в этом письме жалобы по поводу перлюстрируемых Вами в Н. Новгороде писем, присовокупляя при этом, что жалобы подобного рода попадаются и в других письмах из Н. Новгорода. За директора С. [Е.] Виссарионов.
В результате начальник НОО ротмистр Н.В. Трещенков в донесении от 23 декабря 1905 года на имя вице-директора ДП П.И. Рачковского просил о переводе Федорова в какую‐либо другую почтово-телеграфную контору[741].
В ноябре 1910 года уже упомянутый руководитель Саратовской центральной почтово-телеграфной конторы П.Я. Токарев обратился к начальнику Саратовского ГЖУ полковнику В.К. Семигановскому с просьбой походатайствовать за него, так как Главное управление почт и телеграфов предложило ему выйти в отставку, а он хотел продолжить службу, чтобы дать образование детям. Семигановский в тот же день направил ходатайство «об оставлении его [Токарева] на службе ввиду выдающихся заслуг, оказанных им делу политического розыска и не возможности скорой замены его другим подходящим лицом»[742]. В ноябре 1907 года начальник Охранного отделения в городе Николаеве ротмистр В.А. Ерандаков обратился к директору ДП М.И. Трусевичу с просьбой о поощрении начальника Николаевской почтово-телеграфной конторы В.В. Иванова. В рапорте отмечалось, что, «придавая громадное значение в деле розыска перлюстрации», Ерандаков после прибытия в город установил хорошие отношения с Ивановым. Тот в свою очередь отказался от ежемесячного вознаграждения в 30 руб., заявив, что помогает «по долгу совести». Но сейчас, в связи с болезнью своей и жены, просит единовременную денежную помощь. Было велено выдать 200 руб. В июне 1908 года преемник Ерандакова сообщал в ОО ДП, что выдает Иванову 50 руб. в месяц, но просит и единовременного пособия. Было выдано 300 руб. Наконец, 100 руб. разрешил выдать Иванову 3 июня 1913 года товарищ министра В.Ф. Джунковский[743].
В городе Вольске Саратовской губернии помощником начальника Саратовского ГЖУ (СГЖУ) был завербован в 1910 году чиновник почтово-телеграфной конторы Е.П. Кондратьев. Во время разбора писем он незаметно для своих коллег брал их, «клал в конверт с надписью “Жандармскому вахмистру Григорьеву” со штемпелем помощника начальника СГЖУ в Вольском, Хвалынском и Кузнецком уездах, заклеивал и бросал в <…> почтовый ящик № 8 при конторе [помощника начальника СГЖУ]». Вахмистр приносил письма на просмотр, а затем к трем часам дня в запечатанном виде вновь бросал в тот же ящик. Связь с агентом осуществлялась посредством записок с «печатными буквами». За это время от него поступило 784 письма. В дальнейшем агент стал выпивать, потерял осторожность, и 25 ноября 1912 года у него заметили чужое письмо. Полиция сделала обыск в доме, нашла письма частных лиц и тридцать два конверта на имя жандармского вахмистра. По словам помощника начальника СГЖУ, конфликт удалось замять. Начальник Вольской почтово-телеграфной конторы отдал жандармам протокол и изъятые конверты, протокол был переписан, сведения о конвертах были из него выброшены. Агент уволился, полиция обещала молчать — тайна была сохранена[744].
18 февраля 1917 года, накануне краха режима, в ДП поступило письмо почтово-телеграфного чиновника Николаева из города Острогожска Воронежской губернии. Николаев напоминал, что с 1906‐го по 1911 год, являясь секретным сотрудником и служа в Ростовской почтово-телеграфной конторе, отбирал нужную корреспонденцию, чем «оказал много услуг правительству в борьбе с революцией и в ущерб своей службе». Поэтому просил «замолвить слово перед начальником Главного управления почт и телеграфов» о повышении по службе. Из справки ДП видно, что проситель действительно состоял секретным сотрудником с июля 1907‐го по ноябрь 1911 года, получая 30 руб. в месяц[745].
В июне 1917 года в ходе разбора дел политических спецслужб председателем следственной комиссии Тульского губернского временного исполкома А.И. Рязановым был установлен факт многолетнего сотрудничества почтово-телеграфного чиновника Серебрякова с местным охранным отделением. Чиновник получал за это 30–35 руб. в месяц[746]. В Калужском ГЖУ почтовый чиновник за каждое «имеющее значение» выявленное письмо получал по 3 руб. Правда, руководство управления постепенно склонялось к мысли сократить «гонорар» до 1 руб., поскольку серьезной информации там, как правило, не содержалось[747]. Бывало, что жандармские офицеры в провинции производили самостоятельные вскрытия, видимо, не надеясь на способность почтовых чиновников верно оценить важность содержащейся информации. Так, начальник Дмитровского жандармского отделения Московского ГЖУ докладывал, что лично просмотрел переписку некоторых членов общества взаимопомощи и выявил их связи со ссыльными[748]. В городе Ельце Орловской губернии в 1910 году ГЖУ завербовало работника местной почтовой конторы для ведения перлюстрации[749]. Подобные примеры можно было бы приводить и далее.
Нередко еще до официального уведомления из Департамента полиции о просмотре корреспонденции того или иного политического ссыльного эта почта перлюстрировалась местной полицией и жандармерией. В Олонецкой губернии пудожский уездный исправник 20 апреля 1904 года послал начальнику ГЖУ выписку из заказного письма ссыльного князя В.А. Кугушева А.Д. Цюрупе в город Вытегру, сообщая, что «подлинное письмо сдано обратно на почту для отправки по адресу». 27 апреля уездный исправник послал начальнику ГЖУ еще три выписки из писем Кугушева, а также фотографии, которые были приложены к одному из писем. 7 мая, посылая в ГЖУ две копии с писем и телеграмм, адресованных Кугушеву, пудожский полицейский надзиратель отмечал, что они получены частным образом с земской почты. Между тем бумага из ДП о просмотре корреспонденции Кугушева была доставлена олонецкому губернатору лишь 26 апреля 1904 года[750].
В Олонецкой губернии летом 1908 года работала этнографическая экспедиция сотрудников Александровского университета из Гельсингфорса. Губернатор разрешил магистру философии Куйола, кандидату философии Сальминену и шведскому ученому Хальстрому беспрепятственное передвижение и производство фотоснимков. Одновременно губернатор поручил местным властям учредить «негласное бдительное наблюдение» за членами экспедиции. Кроме опросов местных жителей и наружного наблюдения использовалась и перлюстрация корреспонденции[751].
Иногда в случае языковых трудностей при проведении перлюстрации привлекались эксперты из числа местной интеллигенции. Например, Вятское ГЖУ в начале 1917 года для перевода переписки с татарского языка обратилось к профессору Казанского университета Н.Ф. Катанову, уплатив ему 100 руб. В другом случае экспертизу письма провел учитель чистописания из вятской гимназии[752].
