Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917 - Оппоков Виталий (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
— Нет. Было просто недовольство. Они не хотели отрываться от своих станиц и полей, а когда они были собраны в лагерь, то у них были назначены офицеры из других совершенно частей, офицеры, не знающие казаков и которых не знали казаки. Кроме того, там было много казаков, провожавших, а также и членов семейств казаков. Отношение офицеров было очень строгое. Они не учитывали того обстоятельства, что казаки пришли из своих станиц недисциплинированными, а офицеры применяли по отношению к казакам строгие наказания. Дело доходило до рукоприкладства. Так, например, один офицер начальник лагеря Бородихин был очень нервный и на почве незначительного какого-нибудь случая избивал казаков. Он избил казака Данилова. Стоящая неподалеку группа казаков сказала: „Бить нельзя, нет такого права“. Он повернулся к ним и сказал: „Кто это сказал?“ Казаки не ответили. Он тогда их выругал: „Трусы вы. Только можете сказать из-за спины“. И повернулся уходить. Группа казаков вслед ему пустила несколько ругательств. Он тогда выхватил револьвер и сказал: „Буду стрелять, если не прекратите ругань“. Когда он вытащил револьвер, то казаки, и запасные и вольные, сказали: „Много у германцев пуль для того, чтобы наши офицеры стреляли по казакам. Их будет достаточно“. Начальник лагеря пришел в офицерское общежитие и приказал находившимся там офицерам собрать свои части и развести по баракам, по казармам. Я командовал третьей сотней из лобановских казаков, которыми я командовал в мирное время. Я знал своих казаков, и все казаки знали меня. По моему приказанию эта сотня собралась, и все ушли в барак № 3. Остальные офицеры этого сделать не могли. Когда они начали успокаивать казаков и притом не так, как нужно было бы, казаки некоторых офицеров избили и предложили уехать из лагеря, иначе будет поступлено так же, как с Бородихиным, который был уже убит.
— Он был убит?
— Да. Группа казаков окружила общежитие офицеров. Бородихин начал стрелять, сначала в воздух, а потом по казакам. Последний патрон он пустил в себя, но только легко ранил, его добили уже казаки.
— Ну и за что же вас судили?
— После того когда пришел с экспедицией пехотный полк, приехал генерал Усачев и спрашивает у меня: „Вы все время были в лагере?“ — „Да, был в лагере“, — отвечаю. „Почему они вас не прогнали?“ — „Потому, — я только мог ответить, — что я к ним лучше относился“. — „Очевидно, вы в курсе всех событий и поэтому укажите всех виноватых. Кто виноват — выдайте немедленно“. Я ответил: „Во-первых, не знаю…“ И действительно, я не знал, потому что в количестве 5–6 тысяч человек, кто убил, трудно было разобраться и указать виновника. „А, во-вторых, я, как офицер русской армии, не должен выдавать казаков“. [218] Казаки сами должны выдать себя. И вот за это укрывательство и за то, что я, имея собственную сотню казаков, не мог привести в порядок остальных, как бы за бездействие власти был приговорен к году и четырем месяцам крепости.
— Чьей властью вы не отбывали наказание? Вы ходатайствовали перед кем-либо?
— Властью войскового атамана. Мне было предложено выехать на фронт, а отбывать наказание я был должен после войны, и это наказание числилось за мной в течение всего фронта.
— На фронте вы были начальником партизанского отряда?
— Через полтора года был начальником партизанского отряда.
— Вы сказали, что начальник партизанского отряда выбирался из наиболее преданных офицеров.
— Из наиболее отличившихся.
— Следовательно, и преданных.
— Там много было условий.
— Еще какие условия были?
— Во-первых, офицер должен быть не старше 25 лет, холост и наиболее отличившийся во время германской войны из всего войска.
— Скажите, непосредственное сношение вы имели с вашим атаманом?
— Два раза в месяц партизанский отряд должен был посылать сводку о боевых операциях партизанского отряда.
— А вы лично сношения имели?
— Нет, не имел, во время пребывания на фронте отряд подчинялся старшему начальнику, на фронте которого он работал. Это было непосредственное подчинение.
— Вы здесь на вопрос председательствующего сказали, что вы на фронте не занимались политикой. Но все-таки вы близко стояли к известным кругам, слухи носились, что развивается недовольство против царского правительства… До вас эти слухи доходили?
— Да.
— Как вы относились к этому?
— Офицерство говорило, что при существовавшем порядке невозможно будет драться дальше, скоро кончится война полным разгромом, а что было в тылу, не было известно, — главным образом все мотивировалось войной.
— Из чего вы исходили, что будет разгром?
— Сибирские казачьи войска были два раза избиты благодаря измене в тылу. Один раз это было… с корпусом Самсонова… Тут штаб корпуса просил о поддержке Гродненский гарнизон, где сосредоточены были 21-й и 23-й корпуса. Когда по радио просили поддержки, то немцы нам отвечали, что напрасно беспокоитесь, вы проданы давным-давно: каждый солдат по 8 рублей, офицер — по 14 рублей. Этому, конечно, не верили. Но то, что не была оказана поддержка, что гродненские части не пришли, было ясно видно, что кто-то работает в пользу немцев. Кроме того, были случаи, когда посылались в боевую линию части, имеющие по 15–20 патронов. Затем были случаи, когда батареи, стоящие сзади, в день выпускали 5–6 снарядов. Были случаи, когда посылались, вместо трехдюймовых снарядов, двенадцатидюймовые. Все это давало повод думать, что кто-то усиленно работает против нашей армии. Ясно, что если так будет продолжаться, то армия кончит свое существование…»
В показаниях Анненкова нашлось место упрека и в адрес Александры Федоровны. По этому поводу он говорил:
«На фронте особенно вдаваться в политику не приходилось и не было возможности знать, что делается в тылу. Тем не менее мы знали, что в тылу царит разруха, благодаря измене, благодаря тому мы не могли победить германцев, и что, в конце концов, эти неудачи и измены объясняются тем, что бывший император Николай II находился под влиянием своей жены и благодаря своему слабому характеру не был способным управлять страной. Поэтому для всех нас, как для солдат, так и офицеров, казалось, что свержение Николая II принесет только пользу благодаря тому, что вместо Николая II будет избран Учредительным собранием другой царь, который сумеет привести в порядок страну и закончить войну как следует. 3 марта все части, в том числе и партизанский отряд, были приведены к присяге Временному правительству…»
О подозрениях по отношению к «государыне-императрице» как одной из «темных сил», а также возможных «агентов Германии», о недовольстве ее царствованием, высказываемом открыто в самых различных кругах общества, можно найти множество фактов в различной исторической литературе. Отыскиваются следы и всевозможных сговоров и заговоров. Так, их «открывает» с помощью мемуаров видных масонов Г.Аронсон в своей статье «Масоны в русской политике», опубликованной в газете «Новое русское слово» (8—10 октября 1959 года). По его словам, со ссылкой на упоминаемые воспоминания, вопрос об отстранении царя и царицы от власти возникал не однажды в ходе войны. К примеру, князь Львов на совещании земских и городских деятелей якобы неоднократно, «исходя из чисто патриотических побуждений», восклицал: «С таким царем победить немцев нельзя!» Вокруг него же собирались единомышленники, которые пришли к выводу о необходимости отстранить нерусскую императрицу, ставшую «особенно опасной под влиянием Распутина». Подливала масла в огонь ходившая почему-то по рукам переписка между другим думским фракционером — Гучковым и генералом Алексеевым на эту же тему. Шли пересуды о совещании 16 великих князей решительно переменить политику, проводимую Николаем 11, посредством давления на него. Среди планов заговора того времени, считает Аронсон, «существовал так называемый морской план, о котором сообщил впоследствии Шульгин: предполагалось пригласить царицу на броненосец и увезти ее в Англию…». [219]
