Россия век XX-й. 1901-1939 - Кожинов Вадим Валерьянович (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
Мыслимые выходы из создавшегося положения были следующими: а) восстановление крупных «капиталистических» хозяйств, то есть, по существу, полная отмена Октябрьской революции; этого, впрочем, никто тогда не предлагал; б) отказ от промышленного роста и, соответственно, увеличения городского населения; такова была, например, программа видного «народнического» экономиста Н. Д. Кондратьева, которую Бухарин заклеймил в своем упомянутом выше докладе от 13 апреля 1928 года как «совершенно откровенную кулацкую программу» [206] (Кондратьев к тому моменту был уже изгнан отовсюду и ждал ареста); в) коллективизация, которая в сущности представляла собой восстановление крупных хозяйств с многочисленными работниками…
Изложив результаты исследования В. С. Немчинова, Сталин поставил вопрос о том, «где же выход из положения?» и ответил: «1) Выход состоит прежде всего… в переходе от индивидуального хозяйства к коллективному… 2) Выход состоит, во-вторых, в том, чтобы расширить и укрепить старые совхозы, организовать и развить новые крупные совхозы». Правда, Сталин добавил еще: «З) Выход состоит, наконец, в том, чтобы систематически поднимать урожайность… индивидуальных крестьянских хозяйств», [207] — но это явно было уступкой прежним представлениям.
Как уже отмечено, о тяжелейших последствиях коллективизации речь пойдет ниже; здесь же ставится задача показать, что коллективизация была порождением хода истории (раскрытым в исследовании В. С. Немчинова), а не личным деянием Сталина, — как бы его ни оценивать. Уничтожение крупных хозяйств, которого, между прочим, прямо-таки жаждали миллионы крестьян (начавших это уничтожение еще в 1905 году и без особого «руководства» большевиков довершивших его в 1917–1918 годах), с абсолютной неизбежностью привело к тому, что количество товарного хлеба в 1927 году было в два раза (!) меньше, чем в 1913-м, хотя валовой сбор зерна был примерно таким же. Поэтому и пришлось в 1928 году ввести в городах карточную систему (ведь городское население страны превысило дореволюционное и росло на 1,5–2 млн. человек за год).
Повторю еще раз, что я пока никак не «оцениваю» коллективизацию; я стремлюсь показать, что решение безотлагательно осуществить ее было вызвано не своеволием, а ходом истории. Может, впрочем, возникнуть вопрос о том, почему роковая нехватка товарного хлеба «обнаружилась» лишь к 1928 году. Но причина вполне ясна: после 1917-го очень резко сократилось городское население — и в силу гибели множества горожан, и в силу их массового «бегства» в деревню. Так, к 1920 году население Москвы уменьшилось по сравнению с дореволюционным в два раза, а Петрограда — даже почти в три раза. Но с 1923 года количество горожан начало неуклонно расти.
И в конечном счете именно эта исторически сложившаяся экономическая реальность продиктовала решение о неотложной коллективизации, — хотя в целях идеологической мобилизации пропагандировался тогда прежде всего и главным образом тезис о необходимости превращения сельского хозяйства — как и промышленности, — в социалистическое (то есть в колхозное и совхозное).
В последние годы очень много наговорено о порожденном спорами о коллективизации противостоянии Сталина и Бухарина. При этом необходимо иметь в виду, что решение о немедленной и всеохватывающей, «сплошной» коллективизации было, в сущности, первым самостоятельным и действительно реализованным решением Сталина (если иметь в виду, конечно, решения, определяющие политический курс в целом). Правда, Сталин и ранее пытался осуществить свое решение. Осенью 1922 года он выступал против создания Союза Советских Социалистических Республик, настаивая, чтобы Украина, Белоруссия, Азербайджан, Грузия, Армения вошли на правах «автономных республик» в состав существовавшей с 1917 года РСФСР (хотя против этого категорически возражал, например, ЦК КП Грузии, заявивший тогда: «Объединение хозяйственных усилий и общей политики считаем необходимым, но с сохранением всех атрибутов независимости»). [208]
Но решение Сталина было квалифицировано Лениным и большинством ЦК РКП(б) как проявление «великодержавного шовинизма», и 30 декабря 1922 года начал свою историю СССР. И в течение следующих пяти с лишним лет Сталин, в сущности, не выдвигал собственных кардинальных решений; он только поддерживал инициативы Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева (в 1923–1924 годах), а затем Н. И. Бухарина (в 1925-начале 1928 года).
Как было показано выше, убеждение в насущной необходимости коллективизации сложилось у Сталина в апреле-мае 1928 года, и тогда же началось его — пока еще, правда, неявное — противостояние Бухарину (конфликт обнажился лишь в начале 1929 года). Во многих нынешних сочинениях утверждается, что Сталин выдвинул лозунг коллективизации чуть ли не главным образом ради отстранения Бухарина от власти. Вообще-то доля истины здесь есть, однако ничуть не меньше оснований для утверждения, что и Бухарин был крайне недоволен неожиданной инициативой Сталина, который ранее (пусть даже неохотно) уступал Бухарину (по ленинской характеристике декабря 1922 года, «ценнейшему и крупнейшему теоретику партии») право определять основы политического курса. А тут вдруг Сталин выступает с требованием коренного изменения этого курса, безоговорочного отказа от провозглашенной семь лет назад НЭП, которую Бухарин и вслед за ним и сам Сталин отстаивали в ожесточенной борьбе с Троцким, Зиновьевым, Каменевым…
Тот факт, что противостояние Бухарина новой программе Сталина было, по крайней мере, не вполне принципиальным, выявился в предпринятой им вскоре после первых сталинских выступлений о необходимости неотложной коллективизации, в июле 1928-го, попытке заручиться поддержкой Зиновьева и Каменева. Ведь эти недавние верховные вожди были в 1926–1927 годах выведены из Политбюро и, затем, из ЦК дружными совместными усилиями Бухарина и Сталина, — выведены, в частности, именно за их приверженность к непримиримой борьбе с «кулаками» и к неотложной коллективизации! Поэтому в бухаринских переговорах с Каменевым волей-неволей воплотилось стремление обрести союзников не для противостояния конкретной сталинской программе, а для противостояния Сталину как политической силе.
Еще более показательно другое: открыто выступив против сталинской программы коллективизации в январе 1929-го, Бухарин уже в ноябре того же года безоговорочно признал свою «ошибку», а затем выразил полнейшее согласие с этой самой программой. 19 февраля 1930 года он публикует на страницах «Правды» обширную статью «Великая реконструкция», в которой предстает, по сути дела, в качестве большего «сталиниста», нежели сам Сталин…
Последний опубликовал ранее в той же «Правде» свои решительнейшие статьи «Год великого перелома» (7 ноября 1929 года) и «К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса» (21 января 1930 года), однако бухаринская «Великая реконструкция» явно превзошла эти свои образцы.
Приветствуя завершение начавшегося в 1921 году периода НЭП, Бухарин заявил, что «мы переживаем другой крутой перелом (выделено самим Бухариным. — В.К.) с чрезвычайным обострением классовой борьбы… Обострение классовой борьбы идет по широкому фронту и в городе и в деревне: экономика, политика, наука, искусство, религия, философия, быт, школа — повсюду набухли противоречия социальных сил… повсюду началось усиленное продвижение пролетарских отрядов. Но наиболее отчаянная борьба идет именно в деревне. Здесь быстро и победоносно развивается антикулацкая революция» (выделено Бухариным). И так как кулак «оказывает бешеное сопротивление», с ним «нужно разговаривать языком свинца».
Главное здесь даже не в том, что Бухарин предлагает расстреливать «кулаков», ибо он никогда не был ни «защитником кулаков», каким его — для окончательной дискредитации — объявляли Троцкий, Зиновьев и Каменев, а позднее Сталин (прием, типичный для любой политической борьбы), ни даже «защитником крестьянства», какового в нем простодушно хотели видеть, например, некоторые крестьянские писатели есенинского круга, готовые даже забыть уничтожающую бухаринскую статейку о Есенине, появившуюся совсем недавно — в начале 1927 года…
