Земля в цвету - Сафонов Вадим (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Нет, мало сказать, что у нас осуществилась старинная и заветнейшая мечта человечества. Произошло нечто большее, чем то, о чем возвещал колокол Кампанеллы: ярче и прекраснее разгорелось утро над землей, чем грезилось некогда «провозвестнику утра», чем могло ему грезиться.
В нашей стране кончилось, например, не одно прежнее отношение к «мужицкому труду», — кончился сам «мужицкий труд». Колхозник — вовсе не прежний крестьянин. Работы колхозников-передовиков, новаторов — творцов сельского хозяйства — никогда раньше крестьянин и не мог бы сделать. А мы не дивимся, что колхозник Исмаил Ибрагимов из узбекистанского колхоза имени Кагановича получает ученую степень кандидата сельскохозяйственных наук, а колхозник Марк Озерный становится членом ученого совета Днепропетровского сельскохозяйственного института.
Колхоз «Заветы Ленина». Курганская область. Зимой сорокаградусные морозы, безжалостные ветры, сдувающие снег. Голая, насквозь промерзшая, чугунная земля: медленно всю весну она будет потом оттаивать, пока не опалит ее сухой зной лета.
Там работает депутат Верховного Совета СССР, член-корреспондент Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, лауреат Сталинской премии колхозник Терентий Семенович Мальцев. Имя его стало знаменитым еще в довоенные годы. Он создал пшеницу, медлительную в росте поначалу, скороспелую в конце: такая пшеница перехитрит неторопливую весну, уйдет от летних суховеев. Он разработал целую систему агротехники для Зауралья.
Мальцев, не учившийся вовсе нигде — даже в сельской школе, изучил латынь. Он прочел книги по философии, книги Дарвина, Тимирязева, Мичурина, Вильямса, Лысенко.
В колхозе у него было до войны четыре тысячи опытных делянок — больше, чем во многих институтах.
Колхозное поле стало опытным полем науки.
Простой колхозник пришел в нее хозяином. Он создал «институт», не предусмотренный планами академий. Вот что произошло в колхозе «Заветы Ленина»!
«Вы настоящий мыслитель-биолог», — пишет ему академик Т. Д. Лысенко; Мальцева связывает с замечательным ученым нашей страны крепкая, постоянная творческая дружба.
На Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в 1941 году Мальцеву была присуждена Большая золотая медаль. А в следующем — 1942 году — правительство награждает его высшей наградой — орденом Ленина.
У нас дело больше не обстоит так, что только один чародей-кудесник обладает могучей властью над природой. Тысячам людей присуща эта власть. И, повинуясь ей, животные и растения сбрасывают свои древние обличил, как старую кожу, и принимают новые, которыми наделяют их люди. Никогда, за все века, история земледелия не знала такого обновления земли человеком, как за немногие годы, что существует на свете социалистическая колхозная деревня.
Некогда Маркс и Энгельс говорили, что все пережитое до сих пор человечеством — только «предыстория», настоящая, великая человеческая история начнется, когда исчезнет разделение людей на классы и соединятся люди в коммунистическую семью. Тогда они будут обладать наукой такого могущества, какого мы не в силах даже и представить себе. По сравнению с ней наука прежних времен покажется только «преднаукой».
И вот на наших глазах разгорается утренняя заря такой науки!
ТЫСЯЧА ТРИДЦАТЬ ПЯТЫЙ КЛУБЕНЬ
Но раз зашел разговор об утренней заре науки нового могущества, то, конечно, надо сказать еще и о тех исследователях, которым больше чем кому-либо принадлежит будущее.
Какое слово — исследователи!
Мы представляем себе необъятные леса, за которыми на неведомых горах надо отыскать истоки неизвестных рек; корабль, бороздящий свинцовую воду северных морей, чтобы нанести на карту очертания затерянной обледенелой земли; людей, выстукивающих геологическими молотками крутые бока долин, — и вот заблестел золотоносный песок, изгибаются рыже-бурые пласты руды, из глубоких скважин бьет нефть.
Человек сидит неподвижно в комнате. Он приник к стеклянному глазку. И в нем он видит гигантский, незнакомый мир: резкие тени гор с острыми, иззубренными вершинами упали на равнину, залитую серым стеклом. И астроном составляет, километр за километром, географическую карту этой лунной пустыни. Он побывал на далеком светиле, не делая ни шагу никуда из этой комнаты, из башни обсерватории.
А конструкторы, из чертежей которых рождаются новые могучие машины!
А химики, чувствующие себя, как дома, среди причудливых трубок и носатых склянок, полных кипящих жидкостей и газов, похожих на облака желтого дыма!
Попробуйте в каких хотите джунглях и пампасах — в мангровых зарослях Индии, в саваннах Америки, в болотистых чащах Новой Гвинеи — где угодно на земле разыскать вот такую же курочку, кладущую по яичку в день, мичуринское яблоко величиной с дыньку, свинью — живую фабрику сала и мяса! Вы не найдете их, потому что их нет и никогда не было в природе, пока не пришли люди-творцы, преобразователи, селекционеры и не создали их.
И вот сейчас, когда я пишу это, я вспоминаю о самом удивительном в мире состязании. Оно состоялось в последние предвоенные годы — года за три до войны.
Академия наук Советского Союза и Центральный Комитет Ленинского комсомола объявили конкурс молодых ученых нашей страны. Кто заполнил больше «белых пятен» в наших знаниях о мире? Кто сделал самые глубокие, самые важные, самые ценные для нашей Родины и для всего человечества открытия?
Состязание молодых ученых! Никогда ни одна страна, кроме великой нашей Родины, не могла бы организовать такое состязание.
Мы читаем постоянно, что где-нибудь в Филадельфии или Балтиморе объявляется состязание курильщиков и первый приз присужден ловкачу, который, не щадя легких, курил одновременно пять папирос и еще сигару, как-то утвержденную в ноздре; что в городе Соленого озера или Буффало происходили «бега» ползающих на коленях; в Индианополисе — матч-турнир на длительность сидения на ветках; в Цинциннати — конкурс на самую молодую тещу. Но состязание молодых ученых?!
Совсем недавно, в апреле 1948 года, в Брюссельском университете состоялся ученый диспут… о преисподней. И о том, как понимать адское пламя — буквально или фигурально?
Читая это, протираешь глаза: 1948 год? Не опечатка?
Ведь диспут этот в точности подобен тем, какие когда-то, в седую старину лет этак 700 назад, устраивали средневековые университеты. Было таких университетов полдюжины во всем мире. Верхами на мулах, трясясь в тяжеловесных дорожных колымагах, съезжались на состязание знаменитейшие доктора. Было таких всего тоже два-три десятка. Дряхлые старцы, в мантиях монашеских орденов, в плоских или остроконечных шапочках — самый облик их должен был показать, как резко они отличаются от профанов, от непосвященных. Съехавшись, старцы принимались яростно поносить друг друга. Ни одна живая душа не понимала их. Они говорили на диковинной латыни, услышав которую Цицерон в отчаянии зажал бы себе уши.
Что же так разогревало их холодную кровь, давно остуженную годами и церковными бдениями?
О, это были вопросы первостепенной важности — совершенно в духе брюссельских вопросов о преисподней и адском пламени! Как надо истолковать в духе католической церкви мнение о боге и природе араба, которого называли, ошибочно произнося его имя, Аверроэс и который, в свою очередь, истолковывал мнение грека Аристотеля? И как может существовать чорт, раз сказано, что бог всемогущ и, значит, мог бы уничтожить чорта?
Разнесши в пух и прах друг друга на языке Плавта и Петрония, два десятка ученых-старцев отправлялись восвояси на мулах и в колымагах. А жизнь вокруг них шла своим чередом, как будто и не было никаких диспутов о боге и чорте.
И лишь то различие с диспутом 1948 года об адском пламени, что участники этого последнего диспута разъехались на трамваях и в машинах, купили прозаические билеты на поезд или улетели на самолетах.
Результаты соревнования молодых советских ученых оглашал на заседании президиума Академии наук СССР тогдашний президент ее академик В. Л. Комаров. По стране на призыв академии и Центрального Комитета Ленинскою комсомола откликнулось 8 тысяч человек. Целая дивизия исследователей! Почти никому из участников конкурса не стукнуло и 30 лет; были и совсем молодые — 18–20 лет.
