Цареубийство в 1918 году - Хейфец Михаил (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
– Игорь Константинович сам в комнату, где находился Жилинский, не входил, а стоял за дверью, – рассказывал он следствию, – я же говорил с Жилинским от имени князя. Комиссар проявил злобу и грубость… «Пусть живут по гостиницам! У них денег много! Они всю Россию обворовали!»
Несколько раз после этого я бывал у князя в номере. Я предлагал ему скрыться и давал для этого свой паспорт. Игорь Константинович говорил, что он не сделал ничего худого перед родиной и поэтому не считает возможным прибегать к подобным мерам. Он сказал: «Я чувствую, что нам здесь жить не позволят. В Вятке к нам тоже хорошо относилось население, и нас оттуда сюда перевели. Отсюда тоже переведут».
Их и перевели (после прибытия в город главы династии) в маленький Алапаевск. Князья жили в местной школе, свободной от учеников в летние каникулы: трое братьев Константиновичей, Игорь, Иоанн и Константин, их дядя – великий князь Сергей Михайлович (сын младшего брата Александра II), а также сын от морганатического брака младшего брата Александра III, великого князя Павла Александровича, названный князем Владимиром Палеем (юноша писал стихи, и взыскательный ценитель литературы Марк Алданов называл его надеждой русской поэзии).
В том же школьном здании поселили старшую сестру императрицы, великую княгиню Елизавету Федоровну.
Она была одной из самых трагических фигур в не слишком счастливой российской императорской семье.
«Я так и вижу ее… высокой, строгой, со светлыми глубокими и наивными глазами, нежным ртом, мягкими чертами лица, прямым тонким носом, с гармоническими очертаниями фигуры, с чарующим ритмом походки и движений.,, естественной, серьезной и полной доброты», – описал первую встречу со старшей из принцесс гессен-дармштадтских посол Франции Морис Палеолог.
Ее выдали замуж за дядю царя, генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея. Многие деликатно намекали, что Сергей Александрович «увлекался мальчиками» и супруга будто бы была ему нужна для маскировки запретного влечения. Горе женщины усугублялось тем, что ее супруг всей России был известен как капризный жестокий упрямец. Можно представить, как подобный характер сказывался вдобазок на нелюбимой жене…
В 1905 году великого князя убил террорист Иван Каляев. Елизавета Федоровна посещала террориста в тюрьме, читала ему Евангелие, упрашивала раскаяться: она увидела, что перед ней не кровожадный бандит, а заблудшая душа. «В прежние времена такие, как он, романтики, уходили в монастыри, постом и молитвою преодолевая злую силу. В наш полный соблазнов век он поддался дьявольскому искушению, поверил в жертвенность терроризма», – писала знавшая его журналистка (А. Тыркова).
Великая княгиня не хотела, чтобы смерть мужа родила новую смерть, она просила помиловать убийцу, но Каляева казнили.
На какое-то время у нее появился интимный друг, товарищ (заместитель) министра внутренних дел Джунковский. В историю России он вошел уникальным поступком: узнав, что глава думской фракции большевиков Вацлав Малиновский состоит секретным сотрудником Департамента полиции, генерал рассудил так: честь России не позволяет, господа, иметь провокаторов-осведомителей среди депутатов парламента. Заплатите ему аванс и пусть катится! Не будем преувеличивать благородство вице-министра, ибо Департамент терял не слишком много с уходом Малиновского: и петербургский, и московский, и прочие важнейшие комитеты, и Транспортное бюро большевиков – все возглавлялись агентами полиции. Но самая характеристика личности генерала и женщины, его выбравшей, интересны для этой книги.
Потом Елизавету Федоровну, подобно сестре, охватил религиозный экстаз. Она вела монашеский образ жизни, в Алапаевск приехала с келейницей, монахиней Варварой Яковлевой.
«В комнатах великих князей была только самая простая, необходимая обстановка, – рассказывала Сергееву их повариха. – Простые железные кровати с жесткими матрацами, несколько простых же столов и стульев; мягкой мебели не было. К часу дня я готовила завтрак, в четыре подавался чай, в 7 часов обед… Князья занимались чтением, гуляли, работали в находящемся при школе огороде… ходили в церковь, гуляли в поле за школой. Ходили одни, без охраны. Великая княгиня Елизавета Федоровна занималась рисованием и подолгу молилась».
Спокойная жизнь длилась до 22 июня, когда ссыльных перевели на тюремный режим в качестве «предупредительной меры» (после «побега» великого князя Михаила) – об этом телеграфно сообщил бывшему генерал-инспектору русской артиллерии великому князю Сергею Михайловичу все тот же справедливый товарищ Белобородов. Далее испытанная в Перми схема: в ночь с 17 на 18 июля (сразу после цареубийства) в Алапаевск прибыл конный отряд «неизвестных лиц» и захватил здание школы. Князей, княгиню, монахиню и управляющего Сергея Михайловича, поехавшего с хозяином в ссылку, звавшегося Федором Ремезом (на иврите, к слову, «ремез» означает намек), погрузили в крытые экипажи и увезли. После «побега» была объявлена тревога; воинские части поставлены под ружье, дороги перекрыты. Театральность ситуации, однако, ощущалась красноармейцами.
Убийцам из Алапаевска не повезло: когда они вывели жертвы на расправу в лес, к заброшенной шахте, неподалеку проезжали крестьяне, Николай и Вера Кондратьевы. Документ из дела:
«…лично видели гибель князей Константиновичей, Палея, а также великой княгини Елизаветы Федоровны у шахты Нижне-Синячихинской. Причем в шахту глубиной в 70 аршин (примерно 50 метров. – М. X.) были сброшены вышеупомянутые лица живыми, головами вниз. Князь Игорь был убит как пытавшийся бежать и кинут мертвым.
Великая княгиня Елизавета Федоровна, стоя на коленях у шахты, молила о пощаде князей, хватаясь за руки и за ноги, целуя их. На что ей сказали: «Последняя будешь кинута!», что и исполнили, кинув головой вниз, на лед. За ней были кинуты две бомбы.
9.Х.1918
Владимир Карлович Адамович-Маус» (один из чиновников следственной группы. – М. X.).
Судье Сергееву, получившему это донесение, было несложно обнаружить шахту. Он извлек тела, провел патологоанатомическую экспертизу и выяснил, что крестьяне, наблюдавшие убийство, ошиблись: пулей был убит не Игорь Константинович, а Сергей Михайлович: «Умер от кровоизлияния в твердую мозговую оболочку вследствие огнестрельного ранения».
Еще один смертник погиб счастливо, сразу: Федора Ремеза убило осколками гранат, которыми убийцы безуспешно попытались обвалить шахтный ствол.
Остальные были покалечены, найдены со следами многочисленных кровоизлияний и умерли, вероятно, от жажды, голода, нехватки воздуха: в желудке великого князя Константина Константиновича патологоанатомы обнаружили комки земли.
По местным преданиям, из-под земли несколько дней доносилось пение молитв – умиравшие монахини Елизавета и Варвара прошли Бога за души несчастных.
Найти убийц не составило большого труда: Алапаевск – город невеликий, обитатели друг другу знакомы, «люди при власти» заметны. Вдобавок убийцы сфотографировались «на память». Вот их фамилии по данным судьи Сергеева: Е. Соловьев, Г. Абрамов, Н. Говырин, М. Останин, А. Смольников, С. Павлов, Д. Перминов, Е. Сычев, М. Насонов, В. Постников.
Николай Соколов считал вожаком местного комиссара юстиции Ефима Соловьева. Касвинов называет в своей книге другого руководителя «группы захвата», члена коллегии местной ЧК Петра Старцева. Он был повешен белыми, а перед казнью показал, что для инструктажа преступников из Екатеринбурга к ним приезжал комиссар Сафаров.
«Все следствие об алапаевских зверствах занимает у Соколова только 9 страниц, из которых свыше восьми списаны у Сергеева, а Соколову принадлежит несколько десятков строк… Судья Сергеев привел полные списки всех членов совдепа, чека и всех вообще большевиков в Алапаевске, всех, без исключения, это подтверждает и Соколов, – все это имена русские и носители этих имен – православные. Но у ритуалиста всегда найдется выход, и Соколов, поставив чекиста Старцева в виду у петли, добился того, что он признал: из Екатеринбурга был прислан для руководства убийством Сафаров. Но что делать с Сафаровым, если он все-таки не еврей?
