Диалектический материализм - Энгельс Фридрих (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
Вторая своеобразная ограниченность этого материализма заключается в неспособности его понять мир в качестве процесса, как вещество, которое находится в непрерывном развитии. Это соответствовало тогдашнему состоянию естествознания и связанному с ним метафизическому, т. е. антидиалектическому, методу философского мышления. Природа находится в вечном движении: это знали и тогда. Но по тогдашнему представлению это движение вращалось точно так же вечно в круге и таким образом оставалось собственно на одном и том же месте: оно всегда приводило к одним и тем же неизменным последствиям. Такое представление было тогда неизбежно. Кантовская теория возникновения солнечной системы [Теория, объясняющая происхождение солнца и планет из вращающихся раскаленных туманностей. — Ред.] тогда только что появилась и казалась пока лишь простым курьезом. История развития земли, геология, была еще совершенно неизвестна. Мысль о происхождении нынешних живых существ путем продолжительного развития, ведущего от простого к сложному, не могла еще тогда иметь научной основы. Неизбежным становилось поэтому отсутствие исторического взгляда на природу. И этот недостаток тем меньше можно поставить в вину философам XVIII века, что его не чужд даже Гегель. У Гегеля природа, как простое «обнаружение» идеи, неспособна к развитию во времени; она может лишь развертывать свое многообразие в пространстве, и таким образом осужденная на вечное повторение тех же процессов она одновременно и одну рядом с другой выставляет все заключающиеся в ней ступени развития. И эту бессмыслицу развития в пространстве, но вне времени, — которое есть основное условие всякого развития — Гегель навязывал природе тогда, когда уже достаточно была разработана и геология, и эмбриология, и физиология растений и животных, и органическая химия, и когда, на основе этих новых наук, уже повсюду зарождались гениальные догадки-предтечи позднейшей теории развития (например, Гете и Ламарк). Но так повелевала система, и ради системы метод должен был изменить самому себе.
В области истории — то же отсутствие исторического взгляда на вещи. Здесь затуманивала взор борьба с остатками средневековья. На средние века смотрели как на простой перерыв в ходе истории, причиненный тысячелетним всеобщим варварством. Никто не обращал внимание на великие шаги вперед, сделанные в течение средних веков: расширение культурной области Европы, великие жизнеспособные нации, образовавшиеся там в тесном взаимном соседстве, наконец, огромные технические успехи XIV и XV столетий. Вследствие этого становился невозможным правильный взгляд на великую историческую связь, а история, в лучшем случае, являлась не более, как готовым к услугам философа сборником иллюстраций и примеров. (Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах, стр. 24 — 25.)
Материализм Фейербаха
Взятое в целом, учение Гегеля оставляло, как мы видели, много свободного места для практических взглядов самых различных партий. Практическое значение имели в тогдашней Германии прежде всего две вещи: религия и политика. Человек, дороживший преимущественно системой Гегеля, мог быть довольно консервативен в каждой из этих областей. Тот же, кто главным считал диалектический метод, мог и в политике, и в религии принадлежать к самой крайней оппозиции. Сам Гегель, несмотря на нередкие в его сочинениях взрывы революционного гнева, вообще склонялся преимущественно к консервативной стороне: недаром же его система стоила ему гораздо более «тяжелой работы мысли», чем его метод. Но в конце 30-х годов раскол в его школе становился все более и более заметным. В борьбе с правоверными пиэтистами и феодальными реакционерами так называемые молодые гегельянцы — левое крыло [В противоположность правым гегельянцам, отстаивавшим консервативные взгляды, поддерживавшим самодержавие, привилегированное положение дворянства и господствующую религию (протестантское правоверие) молодые, или левые, гегельянцы, во главе которых был Бруно Бауэр, стремились вовремя делать из философии Гегеля атеистические и революционные выводы. — Ред.] — отказывались мало-помалу от того философски-пренебрежительного отношения к жгучим вопросам дня, ради которого правительство терпело их учение и даже покровительствовало ему. А когда в 1840 г. правоверное ханжество и феодально-самодержавная реакция вступили на престол в лице Фридриха-Вильгельма IV, пришлось открыто стать на сторону той или другой партии. Борьба по-прежнему велась философским оружием, но уже не ради отвлеченно-философских целей. Речь шла уже об уничтожении унаследованной религии и существующего государства. Если в «Deutsche Jährbücher» практические конечные цели выступали по преимуществу еще в философском одеянии, то в «Rheinische Zeitung» 1842 г. проповедь младогегельянцев явилась уже прямо философией поднимающейся радикальной буржуазии; философский плащ служил ей лишь для отвода глаз цензуре [«Дейче Ярбюхер» («Немецкие ежегодники») — журнал, издававшийся левыми гегельянцами А. Руге и Т. Эхтермейером в 1838 — 1843 гг. в Лейпциге. «Рейнише Цейтунг» («Рейнская газета») 1842 — 1843 гг. — орган рейнских либеральных буржуа. Среди главных сотрудников газеты был К. Маркс. С октября до конца 1842 г. Маркс был ее главным редактором. Под руководством Маркса газета приняла резко радикальный характер. Газета была прекращена прусским правительством в конце марта 1843 г. — Ред.].
Но политика была тогда очень тернистой областью, поэтому главная борьба велась против религии. Впрочем, в то время, особенно в 1840 г., борьба против религии косвенно была и политической борьбою. Первый толчок дала книга Штрауса «Das Leben Jesu» («Жизнь Иисуса»), вышедшая в 1835 г. Против изложенной в этой книге теории возникновения евангельских мифов выступил потом Бруно Бауэр, утверждавший, что целый ряд евангельских рассказов сочинен самими авторами евангелий. Спор между Штраусом и Бауэром велся под видом философской борьбы между «самосознанием» и «субстанцией» [Штраус в своей книге изображал Иисуса в виде выдающейся исторической личности, а не как бога. Евангельские рассказы Штраус считал мифами (сказками), сложившимися в христианских общинах; Штраус, таким образом, держался мнения, что евангельские рассказы возникали как бы бессознательно. Б. Бауэр, критикуя Штрауса, упрекал его за то, что он не отводит должного места сознанию. По мнению Бауэра, евангельские мифы «в историческом процессе своего образования прошли через сознание людей, намеренно сочинявших их ради той или другой религиозной цели» (Г. Плеханов). «Самосознание», которое выдвигали на первый план молодые гегельянцы, отражало само сознание революционно настроенной буржуазной интеллигенции Германии в предреволюционную эпоху. — Ред.].
Вопрос о том, как возникли евангельские рассказы о чудесах, — образовались ли они путем бессознательного мифологического творчества в недрах общины или их сфабриковали сами евангелисты, — разросся до вопроса о том, что является главной действующей силой во всемирной истории: «субстанция» или «самосознание». Наконец, явился Штирнер, пророк современного анархизма, — у него очень много заимствовал Бакунин — и перещеголял самодержавное «самосознание» своим самодержавным «единственным» [Энгельс имеет в виду вышедшую в 1845 г. книгу Макса Штирнера (псевдоним Каспара Шмидта) («Единственный и его собственность»). Критика ее дана Марксом и Энгельсом в их рукописи «Немецкая идеология» (см. Сочинения, т. IV). — Ред.].
Мы не станем подробнее рассматривать эту сторону процесса разложения гегелевской школы. Для нас важнее обратить внимание вот на что: практические потребности борьбы против положительной религии привели многих из самых решительных молодых гегельянцев к англо-французскому материализму [В XVII в. в Англии и в XVIII в. во Франции, в связи с развитием в этих странах буржуазного способа производства, развивалось естествознание и материалистическая философия. (Представители английского материализма: Бэкон, Гоббс, Локк и др.) Во Франции философы-материалисты XVIII в. (Дидро, Гельвеций, Гольбах и др.) — представители революционной буржуазии — вели беспощадную борьбу «против крепостничества в учреждениях и идеях», пользуясь уроками английской революции и являясь в философии учениками и продолжателями английского материализма. — Ред.]. А это поставило их в противоречие с их школьной системой.
