Великий обман. Выдуманная история Европы - Топпер Уве (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
Вымышленная «история» придуманной династии Тан
Венцом многолетних усилий миссионеров, оставившим неизгладимый след в мировой истории, стал «перекрой» китайской хронологии и ее подгонка под европейские даты. Старейшей европейской публикацией хронологической таблицы китайских императоров считается Tabula chronologica monarchiae sinica иезуита Филиппа Купле (1687), вышедшая в исправленном трехтомном варианте в 1782 году. Циклическое время китайцев превратилось в этой работе в направленный временной луч, что было типично для апокалиптического мышления католической церкви.
Мартин Мартини (1658) написал первую на латинском языке историю Китая от истоков до Рождества Христова. Гениальный Антуан Гобиль исследовал связи Древнего Китая с другими нациями и издал перевод древних китайских преданий «Книгу документов»; он же, первым из европейцев, составил жизнеописание Чингисхана (1739). Де Виделу занимался китайскими источниками по истории Северной Азии.
А Премар составил китайскую хронологию событий, предшествовавших эпохе, описанной в «Книге документов».
«История династии Тан» Гобиля (опубликованная в его в «Мемуарах», тт. 15 и 16) стала основополагающей для китайской историографией. Сегодня известно (Твитчетт, 1992), что в 1700 году имелась лишь одна рукопись хроники Тан; позже были найдены еще несколько фрагментов середины XVII века со вставленными главами, «не имеющими исторической ценности».
Единственный манускрипт с позднейшими приписками? Это напоминает о подделанном Таците и прочих «классиках». Неужели Гобиль по собственному почину решил заняться составлением хроники? В его книге приведены сведения, которые «не стоит даже пытаться найти в китайских трудах того времени», как выражается Роуботэм (1942).
Вот какие удивительные вещи пишет Гобиль (сам астроном) об астрономии эпохи Тан: в 721-727 гг. Индиец И-Ан вернул астрономии ее былую славу, потускневшую в глазах императора и придворных после нескольких небрежно и ошибочно сделанных расчетов солнечных затмений. Индиец выстроил обсерваторию, использовал астролябию, секстант, гномон; давал точнейшие сведения о солнце, луне и планетах, а также занимался географическими измерениями. Что при этом бросается в глаза и вызывает удивление: данные о широте того или иного пункта всегда верны; данные же о долготе либо отсутствуют, либо их величина (например, протяженность Китая с запада на восток) уменьшена в два раза. А ведь самой сложной для иезуитов задачей стало как раз определение градуса долготы Пекина, так как ни в Европе, ни в Китае никаких сведений на этот счет не существовало. А без этих данных невозможны были и точные расчеты затмений.
Ни вычислительных инструментов И-Ана, – пишет Гобиль, – ни гениальных часов, отбивающих каждую четверть, не сохранилось. Зато, по его сведениям, сохранилась обсерватория императора By-Вана (1122 г. до н. э.). Император этот для реформы календаря (!) должен был опираться на точные данные наблюдений за звездами. У него были даже компасы, которые он дарил посланникам южных соседей Китая. Да, астрономия в Китае имеет древнюю традицию! Более тысячи лет назад император Чун-кан за неверный расчет солнечного затмения якобы приговорил обоих своих придворных астрономов к смерти. Гобиль относит впервые верно предсказанное затмение к 2155 году до н. э., его коллега де Майа – к 2159 году до н. э. (Потье, с. 58). Некоторые астрономы и по сей день принимают подобные «данные наблюдений» за чистую монету.
Но давайте вернемся из мрака древности в эпоху Тан, летописи которой столь же мало заслуживают доверия.
Так называемые «правдоподобные записи», сделанные для императора около 850 г., являются, с точки зрения Твитчетта, по всей видимости, выдуманными. Только записи периода позднего Тан (906-960) признаются некоторыми китаеведами имеющими определенную историческую подоплеку. Однако соответствующие произведения якобы погибли в последующую эпоху. Поэтому, когда сегодня историки пользуются этой информацией, то они переписывают фальшивки, изготовленные в подтверждение этой легенды.
«К сожалению, – пишет Твитчетт о летописях эпохи Тан (с. 200), – мы нигде не можем зафиксировать точную дату начала какого-либо отдельного процесса или события. Описание каждого события претерпевает несколько изменений… Нет никаких сомнений в том, что в некоторых случаях историки преднамеренно исказили события… История эпохи Тан именно потому столь загадочна, что у нас имеется слишком мало данных для реконструкции отдельных событий, и не сохранилось никаких независимых свидетельств».
И там же (с. 201): «Современные историки считают работу с рукописями, с хрониками наименее плодотворной частью так называемой „стандартной истории". Хотя оные и представляют достаточную основу для составления хронологии, то есть обычной последовательности событий, официальных придворных назначений и происшествий, но, как правило, не содержат развернутых повествований или анализа».
Мне знакомо это стремление создать сначала хронологический каркас, который впоследствии, при помощи историографов, обрастет плотью.
Так случилось и в Китае: стали появляться «монографии» по отдельным темам: по формам повозок, по одежде, по государственной финансовой системе и музыке, календарю и астрономии. Они подходят ко многим эпохам. Правда, в разделе «литература» встречается неожиданность: перечень содержимого императорской коллекции сочинений, с предисловием 940 года. Твитчетт пишет: «К несчастью, при первом составлении монографии… было решено исключить оттуда дополнение с буддистскими и даосскими трудами, всего 2500 наименований».
В том же духе комментирует жизнеописание великого императора Ван-Цзонге династии Тан другой видный синолог, Ротур (1981). Китайский ученый Лин Лу-че, систематизировавший в 1959 году архивные материалы, в предисловии пишет, что летопись больше напоминает роман с женоненавистнической тенденцией и идеализированным взглядом на армию. Жизнеописания поэтов (при том что эпоха Тан считается временем расцвета китайской поэзии) представляют собой сухое перечисление их придворных титулов.
В заключение он говорит: «Система народной армии и земельной реформы – не более чем утопические мечты» (с. 586). Собственно истории в обстоятельном «историческом» трактате нет и следа. Много внимания уделено сексуальным отношениям стареющего императора с дамами гарема, причем морализаторски-ми тенденциями работа напоминает «Государево зерцало» для маньчжурского императора Чжун-цзы, подававшего большие надежды и отличавшегося ясностью мысли, но забросившего занятия философией и предавшегося чувственным удовольствиям. Только европеец мог выдумать противоречащее китайской традиции до и после Тан равноправие женщин в эту промежуточную эпоху – причину любого зла и упадка династии, как пытается представить дело чужеродный моралист с поднятом предупреждающим указательным пальцем. Дело в том, что иезуиты, состоявшие при дворе, пытались бороться с институтом многоженства. Но юный маньчжурский император никак не хотел отказаться от гарема; Шалль даже писал, что это единственная причина, по которой Чжун-цзы отказывается креститься (Кирхер, с. 141). В летописях часто упоминаются суеверия и колдовство; на старости лет император династии Тан якобы перестал с ними бороться, что послужило еще одной причиной заката династии. Искоренение народных предрассудков и веры в иррациональную магию иезуиты считали одной из важнейших задач своей миссии.
Разумеется, буддистские монахи обвиняются во всех смертных грехах, особенно в сексуальной распущенности. Но, как показала история, пропаганда не слишком сильно подействовала на маньчжурского императора, и в зрелом возрасте свои симпатии он отдал именно буддизму.
Таким образом, создается впечатление, что на хронологический каркас оказалась «натянута» целая эпоха. Она так и вошла в мировую историю: по времени точно соответствующая европейскому средневековью, со своими событиями, понятиями и датами. Энциклопедическая образованность иезуитов и их положение при дворе позволили им «чеканить» духовные основания Китая. Если китайские хроники писались так же, как франкские и германские, то бояться было более нечего. Упустить случай иезуиты не могли. Речь шла об укреплении позиции на двух фронтах. Нужно было «подтолкнуть» китайцев к отказу от их «околорелигиозных» традиций и содвинуть их вернуться к «очищенному» конфуцианству. Для Церкви же приходилось искать формулировку, позволившую бы иезуитам «канонизировать Конфуция». Премар, Буве и последователи (их стали называть «фигуристы», по названию теории – фигуризм) установили, что Яфет, сын Ноя, будучи законодателем китайцев, принес им истинную древнюю религию, нечто вроде монотеизма; отголоски ее остались в загадочной книге И-Цзин. Тем самым было бы найдено недостающее звено и здесь.
