Я — «Дракон». Атакую!.. - Савицкий Евгений Яковлевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
23 октября рубеж «Вотан», прикрывавший подступы к Крыму, пал. Наши войска освободили Мелитополь. Авиация, танки, кавалерия, преследуя противника, гнали его все дальше и дальше к Крыму и Днепру. Конно-механизированная группа, запущенная, как таран, ушла далеко за реку Молочную. Желтая пыль висела в безбрежной степи, вокруг ни лесов, ни садов — немцы все вырубили, даже укрыться было негде. Конникам и танкистам приходилось рассредоточиваться, действовать в основном под прикрытием ночи. А днем их прикрывали мы.
«Я перебросил дивизии с юга и запада на восток, чтобы разбить силы противника, прорвавшиеся через Днепр по обе стороны Кременчуга, массированным контрнаступлением, которое, по возможности, должно начаться 10 ноября, — писал Гитлер в приказе от 29 октября. — Это наступление приведет к решающему изменению обстановки на всем южном участке фронта…»
Но чуда не произошло. Немцам удалось удержать лишь плацдарм в районе Никополя — по фронту 120 и в глубину до 30 километров. Этому участку Гитлер придавал особое значение. «Потеря Никополя (на Днепре, юго-западнее Запорожья) означала бы конец войны», — заявил он еще в марте 1943 года, имея в виду значение для военной промышленности никопольского марганца. Понятно, почему немецкое командование бросило сюда большую часть своего 4-го воздушного флота.
Как-то во время очередной воздушной разведки летчики полка майора Корнилова И. В. Федоров и А. Т. Тищенко обнаружили два аэродрома противника. Я принял решение ударить по гитлеровцам. Дело-то казалось зама»чивым: на тех аэродромах собралось множество боевой техники. Но в дни Никопольской операции основной задачей нашего корпуса было прикрытие войск на поле боя, в частности 3-й гвардейской армии генерала Д. Д. Лелюшенко, так что о решении штурмовать аэродромы противника я счел нужным сообщить командарму Т. Т. Хрюкину.
Тимофей Тимофеевич сразу почему-то засомневался в нашем замысле: мол, сильная, должно быть, там противовоздушная оборона, да и истребителей ли это дело. Потом командарм согласился, но предупредил, чтобы группы, вылетающие на штурмовку, возглавляли лучшие летчики корпуса.
Погода в тот день стояла по-осеннему пасмурная, небо затянули облака, так что лететь к цели и обнаружить ее было делом довольно трудным. Я шел выше ударной группы, возможно, поэтому первым заметил аэродром противника и, назвав, как положено, свой позывной, приказал работать:
— Я — «Дракон»! Аэродром справа. Атакуем!..
О том, что произошло дальше, так вспоминает Александр Трофимович Тищенко, один из моих ведомых:
«Вражеская зенитная артиллерия открыла заградительный огонь. А наши истребители, не обращая на него внимания, попарно устремились к аэродрому. Сбросив бомбы, они тут же начали стрелять из пушек. Заходы следовали один за другим. На аэродроме возникали все новые очаги пожаров.
В воздухе появилось несколько «мессершмиттов». Но группа прикрытия сразу же сковала их. Боем руководил генерал Савицкий. Схватка была нелегкой. Но нам удалось отразить нападение вражеских истребителей и надежно прикрыть действия своих товарищей, штурмовавших аэродром.
— «Скворцы», я — «Дракон», уходим от цели, — спокойным голосом скомандовал генерал.
Когда мы, развернувшись, взяли курс на восток, кто-то из летчиков скороговоркой передал по радио:
— У «Дракона» пробито крыло и отбит элерон… Истребители сразу же перестроились. Два Яка заняли места на «флангах» самолета командира корпуса и стали наблюдать за ним.
— Держаться можете? — спросил Федоров, увидев дыру на крыле командирского самолета.
— Могу. Только на небольшой скорости.
— В случае чего — садитесь. Вывезем!
Через несколько минут показался аэродром. Пока садился генерал Савицкий, все находились в воздухе и не спускали с него глаз. Вот, наконец, он приземлился и зарулил самолет на стоянку.
— Благодарю, друзья! — по радио услышали мы голос «Дракона» и тоже стали заходить на посадку…»
Да, именно так вот мы тогда отработали по одному из аэродромов противника. Такой боевой эпизод. И самолету моему досталось действительно крепко. Но самое-то удивительное — это я говорю спустя годы, когда многое стушевывается, как-то блекнет в памяти, — самое главное и тогда и сейчас, оставшееся в сердце навсегда, было не то, что меня чуть не срезали в бою, не то, что я справился с управлением и каким-то образом дотянул подбитую машину до своего аэродрома, а те простые слова, которые мне передали боевые друзья в полете: «В случае чего — садитесь. Вывезем!..»
Скажу вам, «вывезти» летчика, попавшего в беду, то есть приземлиться где-то на чужой территории рядом с подбитым самолетом товарища, забрать его и взлететь — чрезвычайно сложно! Если бы легко было — сел да взлетел, — так и аэродромов бы не строили. Сверху-то смотреть — на земле все площадки ровные, однако каждая таит в себе немалую опасность: и выбоины, и воронки от бомб, и просто вязкий грунт, в котором застрянешь — не выберешься. А ведь «вывозят», как правило, из-под носа противника — под пулями, минометным обстрелом, когда со всех сторон тебя окружают. Да случись и нейтральная территория — разве от этого легче? Передний-то край Никопольского плацдарма весь был усеян минными полями.
И все же: «Вывезем!..»
Так случилось, что где-то в те дни после подобного штурмового удара над Днепром немецкие зенитки подбили самолет летчика В. Кузнецова. Доложив ведущему — комэску С. Маковскому о повреждении, он повел окутанную дымом машину на вынужденную посадку. Приземлился — вокруг гитлеровцы. Комэск, наблюдая за своим ведомым, спикировал, дал очередь из пушек — отогнал от него немцев. Но как долго можно гоняться на самолете за теми, кто на земле? И тогда он бросил истребитель на выручку товарища.
Спартак Маковский и боец был бесстрашный, и пилотировал мастерски. С ювелирной точностью приземлился рядом с машиной Кузнецова, тот тут же вскочил на плоскость, просунул одну ногу в кабину самолета, голову упрятал за ее козырек — и пошли они так на взлет навстречу опешившим врагам.
…Командарма удивило, что работали мы по двум аэродромам противника довольно большими группами. «Как это успели так быстро подготовиться к боевому вылету?..» — недоумевал он, и вполне справедливо. Мы вылетели на задание буквально через час после моего разговора с командармом. Но расчет вылета строился не на «ура». Дело в том, что опыт штурмовок летчики корпуса получили еще на Кубани. Мне пришлось только поставить пилотам боевую задачу — и каждый знал, как он ее будет выполнять. Так я и объяснил свое решение командарму.