Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста - Бирман Джон (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗

И все-таки ничто так ярко не иллюстрирует тщательного внимания Эйхмана к мелочам и его решимости не упускать ни единого человека, как случай с Дженни Коцци, уроженкой Латвии и вдовой старшего офицера итальянской армии, еврейкой, которую задержали во время одной из облав, проведенных нацистами, когда они захватили Латвию. В Риме товарищи покойного мужа г-жи Коцци потребовали от итальянского Министерства иностранных дел, чтобы оно добилось ее освобождения. МИД Италии вручил соответствующее представление МИДу Германии, а оттуда, в свою очередь, запрос передали в штаб-квартиру Эйхмана. Итальянцы натолкнулись на резкий отказ. Тогда они сделали еще одну попытку — спасти вдову известного офицера, к тому же гражданку Италии, было для них делом чести. Но Эйхман отказал снова. Он счел запрос, как он выразился в ответе своему Министерству иностранных дел, «неоправданным» и просил министерство, чтобы оно убедило итальянского посла оставить попытки защитить «еврейку Коцци». Тем не менее, итальянцы продолжали настаивать, и вскоре штаб-квартира фашистской партии в Риме направила письмо с просьбой об освобождении синьоры Коцци руководству нацистской партии в Берлине. Но Эйхман опять ответил отказом, и вдова итальянского офицера навсегда сгинула в рижском концентрационном лагере. Как однажды объяснил Эйхман своим коллегам: «Любое исключение создает прецедент, препятствующий делу очищения от евреев».

Что лежало в основе столь целеустремленного и безжалостного преследования любого, даже самого последнего еврея: личная ненависть к еврейскому народу, фанатическая приверженность нацистской идеологии, патологическая верность служебному долгу или все три фактора сразу — сказать трудно. Скрываясь потом, через несколько лет, в Аргентине от правосудия, Эйхман говорил пронацистски настроенному нидерландскому журналисту Вилему Сассену: «Лично мне евреи не сделали ничего дурного… Мы не преследовали противника в индивидуальном порядке. Это было политическое решение, на которое я стопроцентно работал». Конечно, эти слова, как и заявление о том, что на его совести 5 миллионов евреев, могли быть сказаны просто ради эффекта.

Что, однако, несомненно — это необычайная добросовестность, с которой относился Эйхман к своей «работе». По-видимому, невыполнение возглавляемым им отделом намеченного плана почти во всех странах Европы должно было порождать у него ощущение неудачи. Мы, однако, не знаем, насколько строго оценило начальство его усилия. Примечательно, что Эйхман так и не получил звания выше оберштурмбанфюрера (подполковника), которое ему присвоили в октябре 1941 года, и не был награжден ни одним знаком отличия вплоть до самого конца 1944 года, когда Гиммлер не без некоторого раздражения отметил его «достижения». Хотя, с другой стороны, когда на повестку дня вышло действительно «большое дело» — уничтожение всего еврейского населения Венгрии, его поручили именно Эйхману, откуда следует, что Гиммлер по-прежнему доверял ему.

Как бы то ни было, Эйхман, по-видимому, чувствовал необходимость доказать себе самому и вышестоящему начальству свою компетентность, хотя это и не объясняет полностью того воистину маниакального рвения, с которым он приступил к решению поставленной задачи — уничтожению восьмисот тысяч венгерских евреев. Позже эти его старания будут названы Уинстоном Черчиллем «возможно, самым большим и ужасным преступлением за всю историю человечества, совершенным при помощи науки и технических средств номинально цивилизованными людьми от имени великого государства и одной из ведущих наций Европы» [7].

И все-таки даже на пике того, что Эйхман мог считать своим наивысшим достижением, он проиграл — и поражением своим он обязан, среди многого прочего, усилиям противодействующего ему «нееврея-праведника» — Рауля Валленберга.

ГЛАВА 2

Отец Рауля Валленберга умер за три месяца до рождения сына и через восемь месяцев после женитьбы на красивой и энергичной Май Висинг. Ребенок был зачат до появления первых признаков раковой болезни, развивавшейся с молниеносной скоростью, — Рауль Густав Валленберг умер, испытывая сильные боли, спустя неделю после двадцатилетия жены. В это время ему было немногим более двадцати трех лет. Подобно многим другим мужчинам из разветвленного клана Валленбергов, он служил офицером в шведском военно-морском флоте. Среди Валленбергов были — и сейчас есть — банкиры, дипломаты, епископы; это имя остается одним из самых уважаемых в Швеции. Май Висинг Валленберг, дочь первого в Швеции профессора неврологии Пера Висинга, была раздавлена горем, ее поддерживала только мысль о вынашиваемом ребенке. Через несколько дней после смерти мужа в мае 1912 года, она написала его родителям, Густаву Валленбергу, служившему тогда шведским послом в Японии, и его жене: «Какая ужасная пустота и чувство потери! Они становятся все больше и больше. Кончится ли это когда-нибудь? Мне давно следовало бы понять, что такое великое счастье, какое было даровано мне, бесконечно долго длиться не может. Теперь я буду жить счастливыми воспоминаниями, которые он мне дал. Ах, мама, что-то будет с нашим малышом? Да наградит его Господь здоровьем…» 5 августа 1912 года профессор Висинг писал послу Валленбергу: «Наша дорогая Май разрешилась вчера утром мальчиком, как она того и желала. Она хочет назвать его Раулем Густавом, дорогим ей именем. Май вполне здорова, хотя в последние месяцы очень уставала и временами пребывала в глубочайшем отчаянии».

Через пять дней госпожа Висинг (мать Май) писала послу и его жене: «Сегодня прекрасный теплый день, и Май лежит в своей постели рядом со мной на веранде, а Рауль спит возле в своей колыбели. Май не нарадуется своему сынишке, но временами печаль и чувство потери одолевают ее. Утешить ее очень трудно, но ее собственное прекрасное самообладание и опасение как-нибудь навредить малышу помогают ей преодолевать такие моменты».

28 августа Май сама обращается к родителям мужа: «Не могу сказать, какое счастье для меня мой сыночек, эта живая память о моем счастливом супружестве». Через три с небольшим месяца Май снова пишет в Токио, чтобы сообщить печальную весть о внезапной кончине ее отца, умершего от пневмонии за неделю до этого: «Прежде у меня не было сил писать. Удар был слишком тяжел, и все силы уходили на то, чтобы держать себя в руках и не навредить ребенку».

Как написала через очень долгое время, спустя целую человеческую жизнь, сводная сестра Валленберга Нина Лагергрен: «Неожиданно в доме, когда-то очень счастливом, остались две вдовы и младенец». Две понесшие утрату женщины всю свою нежность перенесли на наполовину осиротевшего ребенка, который, как рассказывала Нина Лагергрен, давал и получал в это время так много любви, что из него вырос необычайно щедрый, любящий и полный сострадания к другим человек». Через шесть лет после смерти мужа Май Валленберг снова вышла замуж. Ее второй муж, Фредрик фон Дардель, был столь же углублен в себя, сколь открытой была она. Спокойный, увлеченный книгами молодой служащий Министерства здравоохранения со временем стал директором самой большой клиники в Швеции — Каролинского института. У супругов родилось двое детей: Ги (он впоследствии стал одним из ведущих шведских физиков-ядерщиков) и Нина. «Мы никогда не относились к Раулю, как к сводному брату, — говорила Нина, — и он всецело был с нами, а мы с ним, и мой отец любил его не меньше, чем меня или Ги». Тем не менее, Рауль все же был Валленбергом, и его дед по отцовской линии, посол Густав Валленберг, настоял на том, чтобы воспитание и образование внука поручили ему. Дед хотел воспитать мальчика в просвещенном, космополитическом духе. После того как Рауль закончил школу и прошел обязательную девятимесячную военную подготовку, Густав послал юношу на год во Францию, чтобы тот изучил французский язык. К тому времени Рауль уже неплохо знал английский, немецкий и русский.

Затем Рауля отправили в Соединенные Штаты изучать архитектуру. Густав Валленберг хотел, чтобы Рауль, в духе семейных традиций, занялся банковским делом, но юноше всегда нравились строительство и архитектура. Будучи еще подростком, он вечно слонялся по крупным строительным площадкам Стокгольма и охотно заводил разговоры с встречавшимися ему там архитекторами, строителями и инженерами. Дед согласился с тем, чтобы Рауль сначала обучался архитектуре, но взял с него слово, что позже он испробует свои силы в коммерции и банковском деле.