«Она утонула...». Правда о «Курске», которую скрывают Путин и Устинов Издание второе, перерабо - Кузнецов Борис Григорьевич
«Именно тогда я понял, что, невзирая на адские условия, я должен войти в эту Преисподнюю. Надо было не только войти, но и… откомментировать масштабы трагедии. Рассказать о том, что мы здесь обнаружили, над чем работаем и что произошло. Это было частью поручения Президента. Меня отговаривали: дескать, это небезопасно… Но выбор был мною сделан, и на этом пути меня не могло остановить ничто и никто. И очень скоро этот репортаж состоялся. Я стоял в чреве атомной субмарины и вел его в прямом эфире. Он тогда обошел весь мир.
Потом, встречаясь с зарубежными коллегами, я много раз слышал от них трепетные слова, иногда удивленные, о том, как я мог рискнуть и провести столько времени на борту развороченной взрывом атомной субмарины…».
Когда в 25-й раз натыкаешься на выспренние слова про особую генпрокурорскую ношу («Понимал, что легкой жизни в предстоящий период не получится»), служебный долг («Невзирая на лица, даже самые важные. Невзирая на погоны, в том числе и на свои собственные»), невольно начинаешь задумываться о подлинной цене прокурорского героизма, когда президентом страны дана установка провести максимально полное и открытое расследование и в этом деле гарантирована поддержка.
А еще — не можешь отделаться от мысли, что автор все время опровергает каких-то невидимых оппонентов и, главное, тщится доказать свое рвение в исполнении президентской воли. И когда переворачиваешь последнюю страницу, понимаешь, что спор он не выиграл, но по службе отличился.
Из книги г-на Устинова узнаешь много удивительного и, прямо скажем, неожиданного. В том числе о нем самом, его детстве. Особенно подкупает, что эти воспоминания художественно надвинулись в тот момент, когда сухопутный человек, генерал юстиции, страдал от качки в адмиральском катере, идущем к месту гибели «Курска». Узнали мы, что родился будущий прокурор мировой державы не где-нибудь, а в семье прокурора. Так что тяга к «эталону истины» у него не просто в крови — в генах. Каким же был в детстве Вова Устинов?
«Помню, где-то, в каком-то городке, почти все пареньки-подростки стреляли друг в друга из рогаток. Были такие загнутые закорючки из толстой проволоки. Было кое-что и посерьезнее. Я всегда давал отпор. И у меня выработался бойцовский характер, так что я никому спуску не давал. Один раз, сознаюсь, так наподдал одному парню (тот был постарше и повыше меня), что тот в канаву улетел. А ведь он замахнулся на меня обычным, банальным ломом, против которого, в соответствии с пословицей, нет приема… Одним словом, приемы я начал искать еще тогда».
В полном восхищении от прочитанного заметим: шел парнишке в ту пору… восьмой год от роду. Из той же книги узнаем, что у автора «в связи с расследованием гибели „Курска“ появилось совершенно новое понимание смысла жизни и смерти».
Вслед за этой явно затянувшейся преамбулой, патетической увертюрой, экзерсисами личного характера хочется наконец узнать что-нибудь о деле — как и почему погиб боевой корабль и весь его экипаж?
Однако напрасно искать под обложкой с портретом розовощекого прокурора на фоне искореженного «Курска» внятное объяснение причин «нештатного импульса», вызвавшего взрыв торпеды. Не найти и заключения экспертов, как развивались события дальше, отчего взорвался почти весь боезапас торпедного отсека, который не должен взрываться (детонировать).
Имея в своем распоряжении 133 тома уголовного дела, десятки технических экспертиз и актов осмотра поднятой субмарины, дав слово читателю «сказок не сочинять» и призвав к этому других, автор «Правды о „Курске“» на последних страницах своего полотна впадает в откровенное мифотворчество. Пытаясь «своими словами» прокомментировать выверенное заключение следственной бригады о последних минутах «Курска», он почему-то решает призвать на помощь капитана I ранга в запасе Михаила Волженского. И, с его слов, пишет:
«После первого взрыва личный состав центрального поста: то есть „мозг“ лодки, был сильно контужен, поэтому никаких записей в бортжурналах больше не производилось. Это резонно. При этом командование лодки правильно оценило характер нарастающей угрозы и, судя по всему; предприняло попытку экстренного подвсплытия „Курска“ на перископную глубину. Это было необходимо для того, чтобы попытаться в надводном положении затопить первый отсек, где бушевал огонь, и не допустить взрыва всего боекомплекта…».
О последних записях в вахтенном журнале центрального поста говорить излишне, потому что этот журнал не найден. А тот, что обнаружен, вела предыдущая вахта, и записи в нем заканчиваются за три с половиной часа до катастрофы. Это во-первых. Во-вторых, еще более странно говорить о попытке подвсплытия на перископную глубину с целью «затопить первый отсек». Но допустим, что автор оговорился, не понимая разницы между всплытием под перископ и всплытием в надводное положение, а редакторы-литзаписчики в очередной раз «зевнули» — так и тут неувязка. Никакой нужды принудительно затапливать первый отсек не было — море уже ворвалось в него через разрушенные трубы двух торпедных аппаратов, в том числе через тот, где находилась злополучная «толстая» торпеда диаметром более полуметра.
Оно же, море, и не дало разрастись объемному пожару в первом отсеке, о чем свидетельствуют уцелевшие журналы, другая документация и бумажные ленты регистраторов-самописцев, обнаруженные при разборе завалов в носовых отсеках.
С первого известия о трагедии «Курска» самым щемящим был и остается вопрос о шансах на спасение оставшихся в живых членов экипажа. Однако в книге генерального прокурора, сколько ее ни перелистывай, не найти аргументов, однозначно доказывающих, что уцелевшие после второго взрыва подводники во главе с капитан-лейтенантом Дмитрием Колесниковым оставались живы в девятом отсеке более 8 часов.
А подводные стуки, запеленгованные и сутки, и двое спустя? А первые заключения судмедэкспертов, упрятанные в томах уголовного дела? А сомнения непосредственных руководителей следственной бригады? Один-единственный абзац в 300-страничной книге, отсылающий к мнению безымянных «экспертов», никого не может убедить. Адвокат Борис Кузнецов, защищающий интересы тех, кто потерял на «Курске» своих близких, обращал внимание на это обстоятельство еще полтора года назад — сразу после прекращения следственных действий. Но автор, похоже, и впрямь уверовавший в богоизбранность своей миссии, не утруждает себя доказательствами. Он изрекает сентенции и называет это истиной.
«Для прокурора, особенно Генерального прокурора мировой державы, роль свидетеля — не слишком привычная роль. Зато я с уверенностью могу сказать, что мое свидетельство — чистая правда».
Не оказалось, как ни искали, и внятной оценки действий спасательных служб Северного флота. Скажу больше: порой закрадывается подозрение, что автор НЕ ЧИТАЛ рукопись книги перед тем, как ее сдали в типографию. Иначе как объяснить хронологическую абракадабру, которой то и дело угощают читателя?
Сначала из допроса бывшего командующего Северным флотом, адмирала В. А. Попова мы узнаем: 13 августа спасательные аппараты не могли пристыковаться к аварийному люку 9-го отсека. В следующем абзаце, уже от своего имени, генпрокурор сообщает, что «Россия официально обратилась к Норвегии за помощью по извлечению тел погибших…» Рассказывает о том, как проходили эти работы, сколько и для чего было сделано технологических вырезов в корпусе лодки.
Пригасив недоумение, заметим: операция по извлечению тел погибших проходила в октябре, то есть два месяца спустя, но в голове у автора (или его литературных имиджмейкеров) все перепуталось. В следующем абзаце читаем: «21 августа 2000 г. 9-й отсек был вскрыт норвежскими водолазами; он оказался затопленным».
А дальше — опять про поисково-спасательную операцию, бездарно начатую и бесславно завершившуюся. Но гроза-прокурор тут почему-то превращается в овечку-адвоката и вслед за пресс-лгуном ВМФ господином Дыгало, только уже четыре года спустя, имея в своем распоряжении фактические данные о том, что действительно происходило в точке гибели «Курска» в те августовские дни, начинает повторять басни про сложную розу ветров, переменчивое течение, неожиданно возникающие шторма.
