Солдат трех армий - Винцер Бруно (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
— А как с Киевом? Когда сюда могут подойти русские?
— Мы там, на другой стороне Днепра, все сровняли с землей; наши саперы основательно поработали. Там не осталось ни одной деревни; мы угнали с собой жителей и скот. Все дороги, мосты и железнодорожные линии разрушены полностью.
Даже урожай сожжен. Быть может, это задержит русских, а может быть, и нет.
Следует каждую минуту считаться с тем, что Иван выйдет из-за угла. Поразительно, как этим людям снова и снова удается нас обойти. Мы не в состоянии от них оторваться. Уже несколько недель мы не имеем покоя.
Этот рассказ меня напугал. Я до того времени ни разу не был участником отступления. Невольно я задавал себе вопрос: почему все так сложилось? Но в те дни меня занимал лишь трезвый вопрос: каков практический смысл подобных мероприятий, если все же они не могут остановить противника? Я не задумывался над законностью или незаконностью этих злодейских операций; меня занимала судьба моей части гораздо больше, нежели судьба многострадального русского народа.
Все это было для меня ново. Под Ленинградом, когда я там был, прорыв шириной несколько километров уже был сенсационным событием. Здесь явно нужны были другие масштабы, для ориентации нужно было прикинуть обстановку не на одной карте боевых действий, иначе нельзя было быть в курсе текущих событий, да и вермахт здесь «растекался» во все стороны.
Я узнал, что моя дивизия двумя днями ранее проследовала через Киев и примерно в ста километрах к югу ведет бои в излучине Днепра. Более точных сведений никто не мог дать.
Вместе с несколькими солдатами, также искавшими 19-ю танковую дивизию, я взобрался на грузовую машину, настолько перегруженную ящиками и инструментами, что рессоры угрожающе скрипели. Мы выехали из Киева по направлению к Житомиру.
После многочасовой езды мы прибыли в селение, у въезда в которое опознавательные знаки указывали путь к командному пункту корпуса.
Здесь подтвердили, что моя дивизия заняла позиции южнее Киева, дабы отбросить через Днепр переправившиеся части противника. Я хотел обязательно вовремя туда попасть, чтобы принять участие в наступлении. Однако вокруг господствовали партизаны и сброшенные отряды парашютистов, так что можно было ехать только с конвоем. Пришлось ждать полдня, пока была сформирована большая транспортная колонна, которая двинулась в путь под охраной танков и бронетранспортеров, отремонтированных в мастерских корпуса. Один раз по пути нас обстреляли из пулеметов, но мы не обратили на это внимания и поехали дальше с максимально возможной скоростью. Казалось, что на фронте чувствуешь себя в большей безопасности, чем в тылу.
Я представился в штабе дивизии, где меня действительно еще не ждали. Я не мог не вспомнить о Кракове и брате, о водке и чистой постели. Но я был очень горд, когда командир дивизии полковник Келлнер сказал:
— Я рад, что вы нас так быстро разыскали. Три дня назад мы и сами еще не знали, что окажемся здесь.
В штабном автобусе командира дивизии собрались командиры подразделений для обсуждения плана боевых действий. То был настоящий показ мод: черные и серые кители, френчи и кожаные жилеты, серые рубашки и черные галстуки, яркие шелковые платки и шали, черные береты и пилотки всех видов, галифе и сапоги, лыжные брюки и шнурованные ботинки. Каждый носил то, что хотел, или то, что имел. Все были одеты по-разному.
Различными были также способы и приемы, с помощью которых каждый из участников совещания представил свой картографический материал. Один небрежно вытащил карту из-за голенища сапога, а другой из-под обшлага рукава; один привез карты в планшете, а другой весьма аккуратно приколол карты кнопками к складной доске.
Прежде чем начать совещание, полковник приказал наполнить коньяком большие стаканы — он много дней не виделся с командирами частей.
Далее последовали донесения о численном составе полков и подразделений. Полки сократились до списочного состава батальона. Из уцелевших танков почти половина находилась в тылах. Надо было сначала их отремонтировать. 19-я танковая дивизия была прежде известна как победоносное соединение, а теперь ее «израсходовали» на многих опасных участках, и от нее сохранились лишь жалкие остатки.
Сразу был составлен не слишком убедительный боевой приказ. Красным карандашом на карты были нанесены позиции противника, который переправился через реку. Днепр образовал здесь излучину, выступавшую на восток за пределы нашей оборонительной линии. Этот полуостров явился хорошим предмостным укреплением.
Четыре дивизии были сосредоточены, чтобы выбить противника с этих позиций и отбросить на ту сторону реки. Голубые стрелы на карте обозначали направление нашей атаки. Полковник почувствовал, что мы не одобряем его план.
— В чем дело? — спросил он.
— Дело дерьмо, господин полковник.
— Как так?
— Как только мы влезем в эту петлю, противник своей артиллерией нас сотрет в порошок. Он закрепился на всем берегу.
— "Воздушная смерть" сообщает, что там мало артиллерии. Русские бросили все силы на предмостное укрепление, а на флангах они еще слабы. Русские ведут массированное наступление на Киев.
— Тем не менее я считаю, что перспективы плохи, если наши соседи не имеют больше «роликов», чем мы.
— А сколько «сундуков» у вас имеется?
— Семь, господин полковник. Еще четыре «сундука», возможно, прибудут сегодня из ремонтных мастерских.
В таком духе шел разговор между командиром дивизии, который потягивал коньяк, и одним из командиров полков, который небрежно держал руку в кармане. Под «роликами» и «сундуками» подразумевались танки, а «воздушной смертью» мы называли разведывательный самолет. Какой кабак, думал я и сравнивал этот развязный тон с обстановкой на командно-штабных играх в Париже.
Командир дивизии, неизменно ходивший с костылем, находился во время боевых действий в одном из полков, а командиры полков в своих танках участвовали в атаке. Все они вышли из кавалерийских частей времен первой мировой войны или из кавалерии рейхсвера, из которых были сформировать наиболее маневренные части вермахта.
В штабе подразделения меня уже поджидали два офицера и дивизионный врач. Ранее я вызвал в дивизию командира 1-й роты, который временно командовал частью, и вместе с ним поехал на командный пункт. Начальник штаба в свою очередь меня информировал об обстановке, но его информация отличалась от доклада командира роты. Мой адъютант не смог разъяснить причину противоречий. Когда мне представили дивизионного врача доктора Хабермана, я спросил его, в каком состоянии личный состав. Он дал мне ясные ответы, назвал точное число павших в бою, раненых и больных. Потом, подойдя поближе, он попросил разрешения подробнее проинформировать об обстановке.
Молодой врач был отмечен двумя Железными крестами, имел нашивку за ранение и знак отличия за уничтожение танка.
— Пожалуйста, доктор, если вам угодно.
В кратких, сжатых фразах он обрисовал положение, показал мне на карте позиции всех трех рот, а вернее, их остатков, именовавшихся ротами; он знал, сколько имеется самоходных орудий и сколько этих орудий без шасси, нарисовал довольно точную картину положения с боеприпасами, сообщил, какие еще имеются машины, находящиеся в боевой готовности. Я был удивлен, но остальные офицеры, видимо, уже привыкли к тому, что доктор столь хорошо разбирается в обстановке. Я ему сказал:
— Вы скорее начальник штаба, нежели врач.
— И то и другое. Наш командир убит. Он всегда брал меня с собой, а начальника штаба оставлял на командном пункте. Я был бы вам признателен, если бы вы так же поступали.
— Но у вас, доктор, совершенно другие задачи.
— О раненых надо заботиться на передовой, остальное доделают на медицинском пункте дивизии. Наши ротные военные фельдшера — люди опытные.
Доктор Хаберман неизменно находился вместе со мной. Он стал для меня не просто сопровождающим лицом — особенно потому, что я чувствовал себя чужаком в этой дивизии. В ней состояли почти сплошь выходцы из Нижней Саксонии. К тому же это все были старые танкисты, между тем как я прибыл из «бедной» пехоты; наконец, это были такие закоренелые нацисты, что это претило даже мне, хотя я все еще считал себя национал-социалистом.
