Россия и борьба Греции за освобождение. От Екатерины II до Николая I. Очерки - Арш Григорий Львович
Все приведенные выше материалы говорят о том, что отношение к выдающемуся греку в России было весьма благожелательным.
По словам одного из греческих биографов Каподистрии, он «пользовался всеобщей любовью в России и не имел врагов, несмотря на важные должности, которые он занимал на протяжении долгих десяти лет» [468]. Но утверждение это не совсем точно. Враги и недоброжелатели у греческого министра Александра I в России были. Консерваторы видели в нем «либерала» и «конституционалиста», принципы и деятельность которого противоречили охранительным основам политики самодержавия.
Несмотря на интриги недоброжелателей, положение Каподистрии в российском правительстве оставалось прочным до тех пор, пока европейская политика Александра I основывалась на определенном признании необратимости перемен, созданных Французской революцией и наполеоновскими войнами. Но оно пошатнулось, когда во внешней политике России победила открыто реакционная линия.
К. В. Нессельроде, другой статс-секретарь по иностранным делам, придерживавшийся реакционных взглядов и питавший зависть и неприязнь к своему греческому коллеге, намного превосходившему его по дипломатическим способностям, 4 (16) марта 1821 г. сообщал со злорадством своей жене, что «доверие “восьмому мудрецу” значительно уменьшилось и расположение к нему уже не прежнее… Каподистрия сам вызвал перемену настойчивостью и неосторожностью, с которыми он выражал свои мнения, по совести ошибочные» [469]. Письмо это было написано в Лайбахе (Любляна), на конгрессе Священного союза, где проявились разногласия между Александром I, ставшим на путь открытой контрреволюции, и его министром, сохранившим верность своим либеральным убеждениям.
Разногласия эти переросли в открытый конфликт после начала Греческой революции. Находясь на русской службе, Каподистрия оставался греческим патриотом, сторонником освобождения Греции от османского ига. Первоначально он отнесся отрицательно к начавшемуся в марте 1821 г. освободительному восстанию в Греции, считая его преждевременным. Но когда это восстание переросло в общенациональную революцию, он решительно встал на ее сторону.
Неудача усилий Каподистрии побудить Александра I вооруженной рукой поддержать восстание греков, за что выступала и значительная часть русского общества, привела к фактической отставке статс-секретаря и его отъезду в августе 1822 г. из России.
Этот неблагоприятный поворот в судьбе Каподистрии вызвал огорчение у его русских друзей. 10 (22) августа 1822 г. Карамзин делился по этому поводу своими чувствами с одним из своих московских корреспондентов: «Жаль, что любезный, умный граф Каподистриа нас оставляет. Таких людей мало». Через месяц, размышляя о политическом смысле этого события, историк написал: «Европа погребла греков: дай Бог воскресения мертвым» [470].
В связи с удалением Каподистрии от дел произошел эпизод, показывающий большое уважение и неподдельную привязанность, которые питали к нему люди, служившие под его началом. После отъезда Каподистрии все сотрудники его канцелярии, за исключением одного, намеревались оставить службу, и потребовались большие усилия с его стороны для того, чтобы убедить их не делать этого, так как такая коллективная отставка выглядела бы как антиправительственная демонстрация [471].
После отъезда из Петербурга Каподистрия поселился в Женеве и прожил здесь свыше четырех лет. Его навещали в Швейцарии русские друзья, встречи эти происходили также в Германии и Франции, куда Каподистрия совершал поездки. В. А. Жуковский, один из его близких друзей, под впечатлением своей встречи с отставным министром, происшедшей, по-видимому, в 1825 г., характеризовал его следующим образом: «Он обладает обширною ученостью, замечательно разнообразною. Он опытен в людях, изученных им во всех видах и во всех отношениях… наружность его привлекательна и внушает доверие и сочувствие. Он во цвете лет, ему нет еще 50 годов, но его душа еще свежее его возраста. С этой душевною свежестью он умеет соединять холодный рассудок, чрезвычайно логичный, и обладает даром выражать свои мысли ясно и правильно, что придает особую прелесть всему, что он говорит… Теперь он удален от дел. Но он пользуется уважением России и целой Европы» [472].
Впереди у Каподистрии была еще самая важная глава его жизни – пребывание на посту первого президента независимой Греции. Но еще до избрания его в 1827 г. на этот пост Каподистрия не жалел ни сил, ни средств для обеспечения победы греков в войне за независимость. Об этом имеются свидетельства русских современников, общавшихся с Каподистрией после его отъезда из России.
Д. Н. Свербеев, в 20-е годы XIX в. служивший в российской миссии в Берне и посещавший в те годы в Женеве опального министра, рассказывает, как тот расходовал свое жалованье, которое он получал из России (живя в Швейцарии, Каподистрия формально оставался на российской службе). Он вел очень скромный образ жизни и соблюдал режим строжайшей экономии во всех своих расходах, включая расходы на питание. Российский дипломат объяснял это тем, что Каподистрия «из всех получаемых им из России ежегодно 90 тыс. франков, издерживал на себя только 10 тыс., остальные же 80 тыс. отдавал в пользу боровшихся с турками своих соотечественников» [473].
2 (14) апреля 1827 г. греческое Национальное собрание избрало Каподистрию президентом Греции. А в мае 1827 г. он совершил поездку в Петербург, где пробыл два месяца. Здесь в ходе переговоров с Николаем I Каподистрия добился обещания российского монарха оказать финансовую помощь Греции, положение которой в тот момент было отчаянным. Статссекретарь по собственному желанию был уволен с русской службы, получив самую положительную оценку своей предыдущей деятельности. Было весьма благоприятно урегулировано и финансовое положение Каподистрии. В частности, ему была выплачена сумма аренды по 1835 г. за поместье в Волынской губернии; эта аренда была ему предоставлена в 1821 г. в размере 8000 рублей серебром ежегодно. Каподистрия был вполне удовлетворен результатами своей поездки в Петербург. Вскоре после отъезда из российской столицы он писал своему другу, известному дипломату Г. А. Строганову: «Мне было бы невозможно, господин граф, выразить Вам те глубокие переживания, которые я испытал на протяжении двух месяцев, которые и провел в С.-Петербурге и особенно в момент расставания с отчизной, которая оказала мне честь, усыновив меня. Что меня утешило и что меня всегда будет утешать – это неизгладимая память о трогательных свидетельствах благосклонности, которую мне оказали Е. В. Император, его августейшая фамилия и все те люди самого различного положения, с которыми я когда-либо имел дело. Я увожу с собой их благословения и их пожелания» [474].
Готовясь к отъезду в Грецию, Каподистрия посетил Англию и Францию, ища у правительств этих стран материальной поддержки. Встретившийся с ним в октябре 1827 г. в Париже известный русский общественный деятель А. И. Тургенев писал об исключительном самопожертвовании выдающегося грека ради блага своей страны и его стремлении защитить национальные интересы Греции: «Он все отдал грекам: и сумму, выручаемую за аренду, и жалованье; и теперь гол, как сокол, и только думает о спасении отечества». При получении же иностранных субсидий Каподистрия старался предотвратить появление особой зависимости Греции от какой-либо державы, в т. ч. от России. Тургенев продолжал: «Император Николай предлагал ему величайшие денежные пособия; но он не принял более того, сколько думают дать другие главные государства: Франция и Англия, дабы не возбудить подозрения против России и не быть ей более благодарну, чем другим» [475].
