Россия и борьба Греции за освобождение. От Екатерины II до Николая I. Очерки - Арш Григорий Львович
Сменил Булгари на посту представителя России в Греции, как уже говорилось, В. Н. Панин, позднее видный сановник, министр юстиции. Время его службы в Греции совпало с важными международными событиями, в огромной мере повлиявшими на успешное окончание борьбы Греции за независимость. Речь идет прежде всего об Адрианопольском мирном договоре от 2 (14) сентября 1829 г. и Лондонском протоколе от 3 февраля 1830 г. Российский резидент в канун подготовки этих судьбоносных для Греции международных договоров сообщал в своих донесениях от 29 августа (10 сентября) 1829 г., что в Греции по окончании русско-турецкой войны усилились нападки на Каподистрию и положение его правительства является шатким. Поэтому, как считал Панин, поддержка России жизненно необходима для Каподистрии. Мерами такой поддержки, по мнению российского дипломата, могла бы стать гарантия Россией займа для Греции в 20 млн руб. и включение греческого вопроса в мирный договор с Турцией [453].
Это было сделано еще до того, как донесение Панина дошло до Петербурга. Как известно, в Адрианопольский мирный договор, вопреки возражениям Англии и Франции, была включена статья Х, по которой Порта впервые признала автономию Греции. Затем в Лондоне 3 февраля 1830 г. три державы подписали протокол, содержавший признание независимости Греции, но в значительно урезанных границах. Россия пошла на подписания этого протокола, чтобы не разрушать трехсторонний альянс, представлявший большую важность с точки зрения ее балканской и ближневосточной политики. Отношения между В. Н. Паниным и президентом Каподистрией носили весьма дружественный характер, хотя и возникали определенные разногласия. Если во время миссии Булгари предметом этих разногласий был созыв Каподистрией Национального собрания вопреки мнению Николая I, то во время греческой службы Панина таким раздражающим моментом стала реакция в Греции на Лондонский протокол от 3 февраля 1830 г.
Эта реакция была отрицательной. Как отмечали в обращении к державам-покровительницам и Каподистрия, и греческий Сенат, решения о политическом устройстве Греции и ее границах были приняты без какого-либо учета мнений самих греков. Эта попытка греков заявить о своем праве принимать участие в решении вопросов, касающихся судеб их страны, была воспринята Николаем I как их «черная неблагодарность» и «оскорбление» союзных держав, особенно России. В личном письме К. В. Нессельроде И. Каподистрии от 20 июня (2 июля) 1830 г. говорилось, что «император не разделяет Вашего мнения о документах Лондонской конференции и тем более не одобряет странный прием, оказанный им в Греции». «В самом деле, дорогой граф, – продолжал вице-канцлер, – разве мы могли ожидать такого толкования этих соглашений, которое может лишь глубоко оскорбить достоинство трех монархов, коим Греция обязана своим существованием?» [454] Такой жесткий выговор мог глубоко задеть президента Греции, и глава русского МИДа постарался смягчить его последствия. Такая задача была поставлена Панину. В письме к поверенному в делах, отправленном одновременно с письмом к Каподистрии, Нессельроде писал: «Я опасаюсь, что его [Каподистрию] глубоко раздосадует наш суровый тон, и Вы должны смягчить его, а главное – помешать ему пойти на принятие каких-либо крайних решений, которые могли бы еще больше поставить под угрозу судьбу Греции» [455].
В июне 1831 г. его сменил П. И. Рикман, занимавший пост поверенного в делах два года. Это было время мятежей, внутренних раздоров, особенно усилившихся после убийства 27 сентября (9 октября) 1831 г. Каподистрии. Тогда и резиденты державпокровительниц, и находившиеся в Греции их вооруженные силы весьма активно вмешивались во внутренние греческие дела. Действия представителей России в этом отношении ничем не отличались от действий их коллег по коалиции [456].
В мае 1833 г. в Грецию прибыл Г. А. Катакази в качестве чрезвычайного посланника – самый высокий дипломатический ранг, который когда-либо до этого имел иностранный дипломат в Греции. Новый дипломатический представитель России в Греции сам был греком и был связан родственными узами с семьей Ипсиланти.
1833 год был первым годом, когда дипломатические отношения между Россией и Грецией стали двухсторонними. Появлению первого греческого представителя в Петербурге предшествовал дипломатический скандал. Правившее в Греции до совершеннолетия короля Оттона регентство в конце 1833 г. назначило постоянных дипломатических представителей в столицы ведущих европейских государств. Для представительства же Греции в Петербурге регенты не нашли более подходящей кандидатуры, чем английский филэллин генерал Чёрч.
Назначение официальным представителем Греции в российской столице английского генерала, имевшего к тому же в русских дипломатических кругах репутацию «демагога» и «врага России», вызвало здесь настоящую бурю. Знаменитый русский поэт и дипломат Ф. И. Тютчев, побывавший осенью 1833 г. в Греции, саркастически писал по поводу этого назначения: «Стоило только назначить посланником вместо генерала Чёрча одного из секретарей английского посольства в С.-Петербурге, таким образом избежали бы путевых расходов». Российский посланник Г. А. Катакази предупредил регентство, что император не разрешит новоиспеченному дипломату въезд в Россию. Угроза подействовала, и регентство назначило посланником в Россию вместо Чёрча М. Суцоса [457].
О первом греческом дипломатическом представителе в России следует сказать несколько слов. Михаил Суцос принадлежал к знатному фанариотскому роду, имевшему привилегию занимать господарские должности в Дунайских княжествах. Сам Суцос два года (1819–1821) был господарем Молдавии. В отличие от многих других фанариотов, относившихся враждебно к греческому национально-освободительному движению, он стал его участником, вступив в тайную освободительную организацию Филики Этерия. Оказав необходимое содействие освободительной акции А. Ипсиланти в Молдавии, он вместе с семьей переселился затем в Кишинев. В 1821 г. Суцос покинул Россию и перебрался в Грецию, где играл важную роль в политическом руководстве восстанием. Особенно значительной эта роль стала во время правления Каподистрии, когда Суцос был личным представителем президента в Париже. Вне сомнения, бывший молдавский господарь был опытным политиком и дипломатом. По своим политическим пристрастиям он принадлежал к т. н. «русской партии» в греческой политической верхушке. Прибытие в ноябре 1833 г. в Петербург первого греческого посланника завершило сложный и длительный цикл установления двухсторонних дипломатических отношений между Россией и независимой Грецией.
В заключение – любопытный факт о встрече А. С. Пушкина с М. Суцосом. Великий поэт познакомился с будущим греческим посланником в России еще в 1821 г., во время своего пребывания в ссылке в Кишиневе. Новая встреча произошла в 1833 г. в Петербурге на званом вечере у светской приятельницы Пушкина графини Д. Д. Фикельмон. В дневнике поэта, под датой 24 ноября (6 декабря) 1833 г., имеется об этом следующая запись: «Вечером rout у Фикельмонт. Странная встреча: ко мне подошел мужчина лет 45, в усах и с проседью. Я узнал по лицу грека и принял его за одного из моих старых кишиневских приятелей. Это был Суццо, бывший молдавский господарь. Он теперь посланником в Париже, не знаю еще, зачем здесь. Он напомнил мне, что в 1821 году был я у него в Кишиневе вместе с Пестелем» [458].
Мнения русских современников об Иоанне Каподистрии
На страницах этой книги нередко упоминалось уже имя Иоанна Каподистрии. Речь шла главным образом о его участии в греческих делах. Но ведь Каподистрия свыше 14 лет провел в России, где принимал участие в ее общественной и культурной жизни, имел дружеские связи с видными деятелями русской культуры. В их числе был Н. М. Карамзин. Сохранилось воспоминание о его первой встрече с Каподистрией.
