Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста - Бирман Джон (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Чиновник-распорядитель в Яд Вашем признал, что о плачевном состоянии деревца им известно. Как выяснилось, почва в этой части Аллеи Праведников из-за залегающего под землей большого валуна находится в плохом состоянии. Чиновник пояснил нам, что администрация мемориала обдумывает меры, которые следует предпринять, чтобы существующее положение вещей улучшить, чему препятствует в первую очередь недостаток средств.
Малоубедительное объяснение. Чтобы исследовать состояние почвы, наверное, пятнадцати лет достаточно. И за это время никто из служащих не заметил, что больное деревце Валленберга не выросло ни на один дюйм? Что до ссылок на бедность, то мемориал Яд Вашем щедро и напрямую финансируется правительством Израиля. Судя по обширному штату администрации и обслуживающего персонала, организация эта от недостатка средств чахнет едва ли. Кроме того, она получает значительные пожертвования на различные проекты от еврейских организаций в диаспоре.
Печальная ирония — хотя она и согласуется с тем, как был брошен и забыт Валленберг после совершенного им в Будапеште подвига, — из 2000 деревьев Аллеи Праведников именно его деревце оказалось больным и оставленным без присмотра.
ГЛАВА 21
Зачем русским понадобилось арестовывать Валленберга? Почему они не отпустили его? На первый вопрос дать ответ легче, чем на второй, ибо, по крайней мере, он подразумевает пусть даже извращенную, но хоть какую-то логику.
Оглядываясь назад в прошлое, легко представить себе, почему русские в атмосфере параноидальной истерии, характерной для сталинистской идеологической атмосферы конца войны, могли заподозрить в Валленберге шпиона, работавшего на американцев, или на немцев, или на тех и других одновременно. Его объяснения, что он помогает выжить евреям, в разгар уличных боев в Пеште должны были казаться русским невероятными до абсурдности. Среднему русскому с его антисемитизмом, всосанным с молоком матери, такое объяснение могло показаться противоречащим здравому смыслу и звучало для него тем более подозрительно, что исходило оно от представителя капитализма, который мог бы переждать войну, удобно устроившись в своей нейтральной стране. Впрочем, даже если отрицать антисемитизм русских, концепция бескорыстной гуманитарной работы, выполняемой добровольно, была для советского человека с правдой жизни абсолютно несовместима.
Когда Будапешт пал под натиском русских, в нем началась оргия грабежа, насилия и депортаций, жертвами которых стали и друг, и враг, и нейтрал. Еврейские женщины, пережившие ужасы «маршей смерти», предоставляли свои изможденные тела для систематического насилия «освободившей их» солдатни. Не стали исключением и молодые еврейские мальчики. Полногрудые советские женщины-солдаты вели себя не намного лучше, чем их товарищи.
Ларе Берг, бывший, как и Валленберг, секретарем шведской миссии, рассказывает в своих мемуарах о том, как русские захватили миссию, официально являвшуюся суверенной шведской территорией: они открыли сейф и забрали из него все деньги и ценности. Он также описывает, как они полностью очистили главную контору «Хазаи банка», не заметив, однако, пакета, оставленного там Валленбергом, в котором Берг позже обнаружил огромную по тогдашнему времени сумму в 870 000 пенгё в банкнотах [88].
Что касается арестов и вывоза пленных, описания, оставленные спасенными Валленбергом евреями, могут дать некоторое представление о том, что происходило тогда, в первые дни советской оккупации. «Даже освобожденных русскими евреев арестовывали и отправляли в Сибирь на десять лет, как военнопленных, — вспоминает Томми Лапид. — Они путали евреев, которых спасали, с немцами, которых забирали в плен. И представить себе, чтобы красноармейцы могли отличить белокурого шведа-дипломата (отметим, что Валленберг был брюнет) от переодетого в гражданское немецкого офицера-блондина, значило требовать от них слишком многого».
Ласло Самоши рассказывает, как пять евреев, которые помогали ему в детском доме, были схвачены русскими и брошены в направлявшийся на Восток поезд. Двое из них бежали и рассказывали потом, что их разместили, не делая никаких различий, вместе с группой немецких пленных и повезли в советский лагерь. То же самое чуть было не случилось с Самоши. Он рассказывает, как его и еще 150 человек, многие из которых были евреями, отвели в гостиницу «Британия», где уже содержалось 350 пленных.
На слова Самоши, что он еврей, и на предъявленные им шведские документы русские следователи не обратили никакого внимания. От вывоза из Венгрии его спасло только заступничество знакомого служащего из венгерского Временного правительства. «Если бы не он, со мной могло случиться то же самое, что с Валленбергом», — рассказывает Самоши.
С Ференцем Ховартом, впоследствии профессором механики в Беэр-Шеве, в Израиле, произошло нечто подобное. От немцев его спасли шведские документы Валленберга, но в результате он попал к русским. «Меня взял в плен маленький русский солдатик, чуть не мальчик, который отвел меня к своим очень большим русским братьям. Набрав человек двадцать, они отвели нас во двор здания, находившегося примерно на расстоянии километра, где присоединили примерно к тысяче пленных. Никто не знал, что произойдет дальше. Недоумевая, мы простояли там несколько часов. Затем одного за другим людей стали вызывать в комнату, где их допрашивал русский офицер с переводчиком. Я вынул свой шведский паспорт и стал повторять: «Я швед, это написано здесь по-венгерски, это написано здесь по-английски, это написано здесь по-русски… Поэтому, пожалуйста, отпустите меня. Я не еврей. Я швед».
Мои слова настолько им надоели, что они наконец сказали: «Ладно, пошел к черту, ты — швед!» Вот каким образом я оттуда выбрался, но множество людей, находившихся в той группе, в тот же день были вывезены в Россию. Некоторые через год или два вернулись обратно, но были и такие, которые не вернулись совсем».
Ховарту повезло вдвойне. Когда через некоторое время русские обнаружили, что в Будапеште находятся тысячи «шведов», они стали относиться, как вспоминает Ларе Берг, к обладателям шведских паспортов с большим подозрением, чем ко всем остальным, и еще с большей подозрительностью — к самой шведской миссии, которая эти паспорта выдала. «Они задерживали одного за другим всех наших местных служащих — особенно тех, кто работал у Валленберга. Большинство потом отпустили, но по крайней мере один назад не вернулся.
Самые храбрые рассказывали мне потом, о чем расспрашивали их русские. Они задавали вопросы главным образом о шведских дипломатах, о нашей работе, о нашей личной жизни и о наших друзьях. Они хотели знать, кто возглавлял здесь шпионаж в пользу немцев — я или Валленберг? Более других они, как кажется, подозревали Валленберга. Русским, с их понятиями в гуманитарной области, или, скорее, отсутствием этих понятий, казалось немыслимым, чтобы швед Валленберг приехал в Будапешт всего лишь ради того, чтобы спасать евреев. Он, должно быть, прибыл с каким-то другим заданием».
Стоило Валленбергу попасть на допрос в НКВД, и опасность для него возрастала многократно, особенно если бы он поделился со следователями своим планом экономического восстановления Венгрии, что, по своей политической наивности, он мог бы сделать вполне. Одной его фамилии, известной в Северной Европе не меньше, чем фамилия Рокфеллеров в Северной Америке, могло для приговора оказаться достаточно. Валленберга владели в дореволюционной России крупной собственностью, и их обвиняли в оказании помощи белогвардейцам на Украине во время Гражданской войны, последовавшей вслед за переворотом 1917 года.
Вполне возможно также, что советская разведка знала о связях одного из родственников Валленберга с группой немцев, в основном из прусского юнкерства, стремившихся заключить с западными союзниками сепаратный мир, чтобы затем, объединив усилия, выступить против русских.
В эпицентре контактов с западными союзниками находился кузен Рауля Якоб. Член государственной шведской Комиссии по экономическим отношениям с Германией, он довольно часто во время войны ездил в Берлин, где был на короткой ноге с Карлом Гёрделером, в прошлом правящим бургомистром Лейпцига. Гёрделер, прусский монархист старой школы, был, в свою очередь, тесно связан с генералом Людвигом Беком, одно время главой германского Генерального штаба и лидером группы старших офицеров вермахта, которая, по мере того как исход войны стал явно клониться не в пользу Германии, решила, что лучшим окончанием ее было бы избавление от Гитлера. Офицеры организовали несколько безуспешных попыток покушения на его жизнь, кульминацией которых явился взрыв бомбы 20 июля 1944 года, едва не стоивший фюреру жизни.
88
В пакете находилось также кольцо с «необычно большим бриллиантом» и разрисованная и написанная от руки печатными буквами брошюра, восхвалявшая помощь Валленберга евреям. «Это был, наверное, подарок на Рождество Валленбергу от его помощников и почитателей», — заключает Берг.