Говорят сталинские наркомы - Куманев Георгий Александрович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Самое удивительное, что в правительственной телеграмме стояла моя подпись. Мы терялись в догадках. (Только позднее после приезда в Москву выяснилось, что телеграмму по собственной инициативе отправил мой первый заместитель Константин Яковлевич Сер- гейчук. Оказавшись «большим конспиратором», он решил не разглашать, что в поезде Москва — Вильнюс едет нарком.)
— Мне ничего не понятно, — сказал я. — Что случилось? Что это за «изменение обстановки»?
Местный начальник связи, доставивший телеграмму, удивился еще больше моему вопросу. Он ответил:
— А разве Вы ничего не знаете? Началась война.
— Уже?! — Только это слово я и смог произнести в тот момент.
Мы вышли на перрон. В ясном солнечном небе над Оршей
высоко кружил, очевидно, германский самолет–разведчик. Я размышлял, как мне поступать дальше: продолжать ли следовать в Вильнюс или возвращаться в Москву.
Из кабинета начальника вокзала я позвонил в Наркомат связи своему заместителю Попову и попросил его срочно переговорить с маршалом Ворошиловым, который тогда курировал наш наркомат, и получить ответ, как мне поступить дальше.
Через несколько минут раздался звонок, и Попов передал мне полученное от Ворошилова указание: «Немедленно возвратиться в Москву».
Мы выехали в столицу во второй половине дня на потрепанной полуторке. Легковых машин в Орше вообще не оказалось. По пути пересели на другой транспорт, ЗИС‑11а. Автомашина по нашему звонку была выслана нам навстречу Смоленским облисполкомом. В Смоленске мы немного задержались. Как и в Орше, ознакомившись с работой местных связистов в условиях начавшейся войны и убедились, что работают они неплохо.
Вскоре нас встретили два черных наркомовских «бьюика», которые были высланы из Москвы. Мы стали двигаться к столице гораздо быстрее. В моей автомашине был радиоприемник (тогда это было редкое явление), и, подъезжая к Москве, я включил его, чтобы послушать наши последние известия. На многих частотах лилась страшная антисоветчина, звучали фашистские бравурные марши, слышались крики «Зиг! Хайль!» и «Хайль! Гитлер!». Гитлеровские радиостанции на русском языке выливали на нашу страну, на советских людей потоки злобной и гнусной клеветы. Враг хвастливо сообщал, что Красная Армия разбита и через несколько дней германские войска будут в Москве. Слушать весь этот берд было невозможно, и я выключил радиоприемник…
Рано утром 23 июня мы подъехали к столице. В Наркомате связи нас ожидало много чрезвычайно важных и сложных дел. Вот так я встретил первый день войны, так она началась для меня.
К этому еще добавлю, что денем 24 июня я был вызван к Сталину. Необычность вызова заключалась в том, чаще всего мне приходилось являться в Кремль в вечернее время или поздно ночью. Сталин подробно расспросил меня о состоянии связи с фронтами, республиканскими и областными центрами, поинтересовался относительно неотложных нужд Наркомата связи. Я откровенно доложил ему об увиденном в Орше и Смоленске, об услышанном в эфире по дороге в Москву и о том, что нас особенно беспокоит работа Московского узла. В то время и Наркомат связи, и телеграф, и Центральная международная телефонная станция находились в одном здании по улице Горького. И достаточно было вражескор! авиации вывести из строя это здание, как сразу на многих важных направлениях могли бы одновременно нарушиться телеграфная и телефонная связь.
— А что требуется? — спросил Сталин, — и, подвинув ко мне чистые листы бумаги, сказал: «Пишите». Я сел за стол и стал писать, перечисляя все, что требуется в первую очередь. Не забыл при этом попросить правительство помочь нам укрепить в Москве аварийновосстановительную службу и выделить Наркомату связи дополнительное количество автомашин.
Сталин в это время ходил по кабинету, поглядывая на меня. Когда я закончил свою записку, исписав несколько листов писчей бумаги, он быстро их просмотрел и написал резолюцию: «Согласен».
Потом сказал, чтобы я отправился к Чадаеву, и пусть тот «выпускает закон». (Яков Ермолаевич Чадаев в течение всей войны работал управляющим делами Совнаркома СССР. Обладая многими положительными качествами, он не раз оказывал Наркомату связи необходимую помощь и содействие.)
Вскоре Совнарком СССР принял решение о создании в системе нашего наркомата ремонтно–восстановительных частей, которые в ходе Великой Отечественной войны сыграли очень важную роль. В самой столице на Московском узле связи стали действовать три батальона аварийно–восстановительной службы, которые во многом обеспечивали нормальную деятельность важнейших предприятий общегосударственной связи.
Г. А. Куманев: А что потребовалось сделать в первую очередь в эти первые столь тревожные дни военной обстановки? Как, товарищ маршал, проявили себя тогда связисты, какие их дела, какие эпизоды той начальной поры фашистской агрессии Вам особенно запомнились?
И. Т. Пересыпкин: Поскольку с первых дней войны, как и во всех других отраслях народного хозяйства, началась перестройка работы Наркомата связи СССР на военный лад, задачи общегосударственной связи намного усложнились.
Требовалось срочно обеспечить устойчивую связь Ставки Главного Командования Красной Армии, штабов ВВС, войск ПВО и Военно — Морского Флота со всеми фронтами, флотами и военными округами. Резко повысился контроль за состоянием фронтовых связей. Все средства и, прежде всего резервные и запасные узлы были приведены в полную боевую готовность.
Кроме того, в первый же месяц войны своим приказом мы перевели весь руководящий состав наркомата, предприятий связи Москвы, Ленинграда, областных центров, республиканские и областные управления на казарменное положение. Люди постоянно находились на рабочих местах, в том числе руководящие и инженерно- технические работники, обеспечивая устойчивую связь.
Вас интересует, как проявили себя связисты во фронтовой обстановке в самом начале войны? Охотно приведу несколько характерных примеров.
В последние дня июня 1941 г. в Наркомат связи СССР позвонила дежурная телефонистка междугородной телефонной станции белорусского г. Пинска. Сквозь сильные помехи, срывающимся от волнения голосом она торопливо сообщала:
— Товарищи! Наши войска оставили город. На улицах появились немецкие танки с белыми крестами… Вижу их в окно… Никого из наших начальников нет… Что мне делать?..
Мы посоветовали этой скромной и мужественной телефонистке, которая до последнего часа не оставила свой служебный пост, поскорее уйти из города и присоединиться к своим. Долгое время ее фамилия оставалась неизвестной, и только в 1967 г. по моей просьбе белорусским связистам удалось разыскать Веру Мисковец. Так звали ту пинскую телефонистку.
Это был не единичный случай. В управление связи Ленинградского фронта позвонила дежурная телефонистка станции Вьерица, куда уже ворвались вражеские войска. Она успела сообщить некоторые важные сведения и тоже спрашивала, что ей делать. Ей ответили, чтобы она поскорее уходила со станции, по возможности приведя в негодность аппаратуру…
Много раз в сутки во время Смоленского оборонительного сражения звонил мне из пылающего города начальник Смоленского областного управления связи Павел Митрофанович Кириленко. (Я с ним встречался в первый день войны, когда мы через Смоленск возвращались из Орши в Москву.) Кириленко сообщал по телефону об ожесточенных бомбежках города, о том, как связисты в этих тяжелых условиях с риском для жизни обеспечивают связь, работая до последней возможности на своих постах. Он погиб смертью героя во время одного из налетов гитлеровских стервятников.
В июле 1941 г. при обороне железнодорожной станции Дно отличились связисты 415‑го батальона связи 22‑го стрелкового корпуса, особенно их командир, заместитель политрука радиороты Мери, а в боях в районе реки Днестр стрелок–радист 132‑го бомбардировочного авиаполка 64‑й авиадивизии сержант Бражников. За проявленное мужеств и отвагу им первым среди связистов было присвоено звание Героя Советского Союза.
