… Para bellum! - Алексеенко Владимир Иванович (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Чем Сталин должен был пресечь у своих генералов эту «готовность к движению»?
Вообще-то на эту тему можно порассуждать, но другого пути пресечь бегство своих войск, кроме показательных наказаний бегущих, – нет.
Левченко это понял, а Кулик – нет. Он писал и доказывал свою правоту в Керчи: 30 января 1942 г. он написал Сталину в одной из многих объяснительных:
«Если дающие эти показания и составители этого письма называют правильную мою оценку обстановки, а исходя с оценки обстановки и правильное моё решение паникёрским, пораженческим и даже преступным, то я не виновен в том, что они не понимают самых элементарных познаний в военном деле. Нужно было бы им усвоить, что самое главное преступление делает командир, если он отдаёт войскам заведомо невыполнимый приказ, войска его выполнить не в силах, гибнут сами, а приказ так и остаётся невыполненным».
Правы, Вы, Григорий Иванович, правы, но помолчите об этом до Победы. Ведь каждое Ваше слово – это основание другим советским генералам сдать советский город с надеждой потом оправдаться.
Ведь Сталин начал восстанавливать Г. И. Кулика, как и Г. И. Левченко. Ему было присвоено звание генерал-лейтенанта, он получил в командование гвардейскую армию. Молчи и воюй! Но Кулик не молчит и Шепилов доносами вместе с Жуковым его снова легко валят. Ну теперь-то уж хоть помолчи!
Но Кулик клятый. 18 апреля 1945 г. Председатель КПК Шкирятов предъявляет ему уже партийное обвинение: «… ведёт с отдельными лицами недостойные разговоры, заключающиеся в восхвалении офицерского состава царской армии, плохом политическом воспитании советских офицеров, неправильной расстановке кадров высшего состава армии».
Думаю, что насчёт «неправильной расстановки» Кулик мог говорить о том, что если бы в Ленинграде не было Жукова, то блокада бы его была прорвана ещё осенью 1941 г., если бы в Крыму и на Кавказе не было генералов И. Е. Петрова и Г. Ф. Захарова, то Крым бы не сдали и т. д. Доносы на Кулика Сталину и в КПК написали генералы И. Е. Петров и Г. Ф. Захаров. Кулика исключили из партии и вновь понизили в звании до генерал-майора.
(И ведь Жуков, Захаров, Петров тоже правы – как им посылать на смерть людей, если Кулик утверждает, что они бездарны?)
После войны он служил в Приволжском военном округе замом командующего генерал-полковника В. Н. Гордова, тоже обиженного назначением в такой непрестижный округ. Круг говорящих и темы расширялись, теперь уже говорили о том, что колхозники ненавидят Сталина, что Сталин и года не удержится у власти, что Жуков в этом плане не оправдывает надежд генералов и т. д. Короче, в 1950 г. Кулик был приговорён к высшей мере наказания, вместе с Гордовым и некоторыми другими любителями прощупывать почву в генеральской среде на предмет объединения недовольных.
Так и закончил свою жизнь, на мой взгляд, очень и очень неординарный Маршал Советского Союза. Трагическая и непростая история, но это наша история и её надо бы знать, поскольку и на ней можно многому научиться.
Но вернёмся к генералам и тактике – к искусству и науке выигрывать бой.
Главное – солдат
Раньше мне уже приходилось писать, что, возможно, важнейшей субъективной причиной поражений Красной Армии в начальном периоде Великой Отечественной войны было то, что наши генералы (в сумме) готовились к прошлой войне, а не к той, в которой им пришлось реально воевать.
Но этот вопрос можно поставить ещё более определённо и более актуально – а готовились ли они к войне вообще? Делали ли они в мирное время то, что нужно для победы в будущей войне, или только то, что позволяло им делать карьеру? Прочитав довольно много мемуаров наших полководцев, я не могу отделаться от чувства, что они, по сути, были больше профессионалами борьбы за должности и кабинеты, и только во вторую очередь – военными профессионалами. Остаётся чувство, что их военное дело интересовало не как способ самовыражения, способ достижения творческих побед, а как способ заработка на жизнь. Это видно не только по мемуарам, а и по тому, как была подготовлена Красная Армия к войне.
В войне побеждает та армия, которая уничтожит наибольшее количество солдат противника. Их уничтожают не генералы и не офицеры, а солдаты, в чью боевую задачу входит непосредственное действие оружием.
И у профессионалов военного дела, как и у профессионалов любого иного дела, голова болит, прежде всего, о том, насколько эффективны их солдаты, их работники. Всё ли у них есть для работы, удобно ли им работать? Бессмысленно чертить стрелки на картах, если солдаты неспособны достать противника оружием. А, глядя на тот период, складывается впечатление, что у нас до войны об этом думали в среднем постольку поскольку, если вообще думали. Похоже считалось, что главное – чтобы солдат был идейно подготовлен, а то, что он не умеет или не имеет возможности убить противника, оставалось в стороне.
Немцы исключительное внимание уделяли конечному результату боя и тому, кто его обеспечивает – солдату, у немецких генералов голова об этом болела постоянно и это не могло не сказываться на результатах сражений начала войны.
Когда читаешь, скажем, о немецкой пехоте, то поражает – насколько ещё в мирное время немецкие генералы продумывали каждую, казалось бы, мелочь индивидуального и группового оснащения солдат. И дело даже не в механизации армии, механизация – это только следствие вдумчивого отношения немецких генералов к военному делу.
К примеру, у нас до конца войны на касках солдат не было ни чехлов, ни сеток для маскировки и они отсвечивали, демаскируя бойцов. А у немцев не то, что чехлы или резиновые пояски на касках – по всей полевой одежде были нашиты петельки для крепления веток и травы. Они первые ввели камуфляж и разгрузочные жилеты. В походе немецкий пехотинец нёс ранец, а в бою менял его на лёгкий штурмовой комплект – плащ и котелок с НЗ. Основное оружие – обычная, неавтоматическая винтовка, поскольку только она даёт наивысшую точность стрельбы на расстояниях реального боя (400—500 м). У тех, для кого непосредственное уничтожение противника не являлось основным делом, скажем, у командиров, на вооружении были автоматы (пистолет-пулемёты). Но немецкий автомат, по сравнению с нашим, имел низкую скорострельность, чтобы обеспечить высокую точность попадания при стрельбе с рук. (У нашего автомата ППШ темп стрельбы – 1000 выстрелов в минуту, а у немецкого МП-40 всего 350). А вот у немецкого пулемёта, из которого стреляют с сошек или со станка, темп стрельбы был вдвое выше, чем темп стрельбы наших пулемётов: от 800 у МГ-34 до 1200—1500 выстрелов в минуту у немецкого пулемёта МГ-42 против 600 выстрелов в минуту нашего ручного пулемёта Дегтярёва и станкового пулемёта Максима.
ППШ
В немецком пехотном отделении не было пулемётчика – владеть пулемётом обязан был каждый. Но вручался пулемёт самому лучшему стрелку. При постановке на станок на пулемёт ставился оптический прицел, с которым дальность стрельбы доходила до 2000 м. Наши пулемёты тоже могли забросить пулю на это расстояние, но кого ты невооружённым глазом на такой дальности увидишь и как по нему прицелишься? Бинокли, кстати, в немецкой армии имели очень многие, он полагался уже командиру немецкого пехотного отделения. Кто хоть однажды в жаркий день пил воду из горлышка нашей солдатской алюминиевой фляги в брезентовом чехле, тот помнит отвратительный, отдающий алюминием вкус перегретой жидкости. У немцев фляги были в войлочных чехлах со стаканчиком, войлок предохранял воду от перегрева. И так во всём – вроде мелочи, но когда они собраны воедино, то возникает совершенно новое качество, которое заставляет с уважением относится к тем, кто продумывал и создавал армию противников наших отцов и дедов.
