Тихий океан - Блон Жорж (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
«Меня всегда одушевляла глубокая вера в Природу, убежденность, что если вести жизнь суровую и согласную с тем, что я считаю законами Природы, то можно еще больше приблизиться к ней, набраться от нее силы. Такой путь был для меня путем счастья, я шел по нему с самого детства, и годы утвердили меня в мысли, что я не ошибся. А теперь, когда я еще полон сил, душевных и физических, мне хочется испробовать высшее испытание, какое каждый человек в то или иное время должен взять на себя. Я хочу пройти через тяжелый труд, непрерывный, без отдыха, питаться только грубой, скудной пищей, подвергаться ударам стихий, пройти через ужас одиночества и жить, как солдат в бою, под постоянной угрозой смерти».
За свою жизнь Уильям Уиллис испробовал профессии лесоруба, металлурга, акробата, борца, был охотником на Аляске, официантом, каменщиком. И разумеется, моряком: убирал паруса на высоких мачтах парусников, огибавших мыс Горн. К тому же он еще и поэт. Французский издатель, напечатавший его книгу о плавании на плоту, подписал договор, не видев рукописи, просто потому, что читал когда-то сборник поэм Уильяма Уиллиса – «Hell, Hail and Hurricanes» («Ад, град и ураганы»), изданный в США.
Уильям Уиллис родился в Гамбурге и провел там свою молодость. Я задал ему вопрос, не этим ли объясняется его призвание моряка.
– Разумеется. Ни отец мой, немец, ни мать, чешка, по соленой воде никогда не плавали, но в четыре года я бегал около моря в Гамбурге. Большой порт, где теснились суда, меня очаровал. Однажды, когда мне было пять лет, я забрался в лодку, отвязал причальный канат и взялся за весла. Но они были слишком велики для моих маленьких рук, и меня стало уносить приливным течением. Предупрежденный докерами и моряками, на выручку мне пришел полицейский катер. В пятнадцать лет я нанялся на четырехмачтовое судно, отправлявшееся в Южную Америку. Таким образом было положено начало. Долгие годы потом я не плавал, но море оставило след в моей душе.
И вот в 1951 году явилась мысль переплыть в одиночку на плоту Тихий океан.
– Я очень хорошо понимал, что говорить обо мне будут гораздо меньше, чем о людях с «Кон-Тики», даже совсем мала, и прежде всего потому, что я вернусь из плавания после того, как уже очень много поговорят о них. Но для меня это не имело значения. Я просто хотел подвергнуть себя испытанию.
После эксперимента «Кон-Тики» трудно было не понять, что лучшее дерево для постройки плота, предназначенного для долгого плавания, – бальса.
Уильяму Уиллису нужны были стволы диаметром 80 сантиметров, а лесорубы экваториальных лесов не давали бальсе достичь такой толщины, чтобы легче было ее вывозить. Поиски оказались долгими и трудными. На жалком, маленьком, взятом напрокат самолете, который нырял в воздушные ямы, Уиллис летал высоко над лесом и наконец нашел, что ему требовалось. Срубленные деревья сплавом были доставлены по рекам в Гуаякиль, где 2 августа 1954 года началось сооружение плота.
– Я вовсе не собирался копировать древние плоты, так как мне нужен был плот, которым мог бы управлять один человек.
Главная техническая необходимость – не рулевое весло, а настоящий руль.
– Мне нужно было обычное рулевое колесо, соединенное с классическим пером руля. Его я и велел сделать и установить.
Впоследствии это приспособление показало, что, несмотря на зловещие пророчества многих моряков, оно отлично сбивало большие волны, идущие с кормы.
Бальсовые бревна, как и на «Кон-Тики», крепились веревками. Плот Уиллиса имел десять метров в длину, шесть в ширину, на нем было две мачты и бушприт, из парусов – грот и кливер. На палубе маленькая закрытая каюта. Нос несколько заострен.
Что касается питания, Уиллис решил взять с собой не научно рассчитанный набор продуктов, а мачику и распадуру.
– Мачика – распространенный продукт питания индейцев Анд. Это мука из жареной кукурузы. В нее добавляют немного воды, скатывают в шарик и глотают. Не нужно ни печки, ни кастрюлек. От этой пищи у вас появляется сила лошади. Индейцы едят мачику беспрерывно, когда переносят через горы, в разреженном воздухе, свои непомерные грузы. А распадура – это неочищенный сахар. У меня была уверенность, что с мачикой и распадурой я хорошо продержусь.
Печку Уиллис все же взял с собой, «чтобы жарить рыбу». Запасы пресной воды: 450 литров в спаянных друг с другом бидонах. Зеваки, наблюдавшие, как строят плот и готовятся к отплытию, качали головами: «Этот еще ненормальнее, чем те, с «Кон-Тики». Собирается плыть один, а это ведь невозможно». Существуют люди, которых слово «невозможно» только подстрекает еще сильнее.
Я знал нескольких одиночных мореплавателей, и, почему бы не сказать прямо, все они были не так уж симпатичны. Фаланга этих необычайно смелых людей насчитывает несколько нелюдимых мизантропов со сложной психикой, склонных иногда к ипохондрии. А более открытого, более общительного и душевного человека, чем Уиллис, я редко встречал. Ни малейшей позы, ни тени скрытности. Этот человек отправился в плавание один просто потому, что считал такое испытание благотворным для себя.
11 июня 1954 года готовый плот стали поднимать на борт грузового судна, чтобы доставить его в Кальяо. Помогая при этом маневре, Уиллис уперся в форштевень буксира, грозившего задеть плот. «Я напрягал все свои мускулы и чувствовал, как разрываюсь под кожей. Я вошел в каюту, чтобы осмотреть себя, и обнаружил, что у меня образовалась грыжа. Но я решил не говорить об этом жене и вообще никому: ничто не должно меня больше задерживать».
– Я ждала его в Кальяо, – рассказывала Тедди. – Мы с ним провели четыре дня в гостинице. 22 июня после завтрака, когда мы снова на минутку поднялись в номер, я заставила его дать слово не плыть до Австралии, и он обещал мне остановиться на Самоа. И тут я ему поверила. Поверила чуть больше, чем прежде. Потом мы вышли, и целых два часа нас терзали фотографы и журналисты, протягивая нам микрофоны. Мы должны были произносить прощальные слова. Эту сцену прощания они заставили нас повторить несколько раз. У меня уже не было сил, но я все же выдержала. И вот плот стал удаляться.
– У нее еще хватило сил улыбнуться мне, – сказал Уильям Уиллис.
Как и «Кон-Тики», плот «Семь маленьких сестер» был выведен на буксире на шестьдесят миль от берега, до течения Гумбольдта. Плот свой Уиллис назвал в честь созвездия Плеяд – так оно называется у греков.
На плоту путешественник все же не был один. Он увозил с собой двух животных: черную кошку Мики и попугая Эки. Мики то сидела на привязи, то свободно разгуливала по бальсовым бревнам. У Эки была клетка, откуда он мог выходить. Попугай охотно усаживался на верхушку мачты.
«Лодку можно оснастить таким образом, – писал Уиллис, – что человек один сумеет управлять ею из кокпита при любых обстоятельствах. С плотом дело обстоит иначе: при каждом маневре мне приходится быть одновременно всюду. Я должен рассчитывать свои движения исключительно точно и быстро».
Этот испытанный мореплаватель очень скоро заметил, что его плот замечательно выдерживает плавание даже при малоблагоприятной погоде. Он поднимался на волну, совершенно не кренясь. Вначале больше остальных пассажиров страдала кошка, которая слишком часто становилась мокрой от набегавших волн, но она старалась защищаться и вскоре приноровилась к обстановке. Для нее Уиллис взял с собой в плавание консервы, а для попугая – кукурузные початки и бананы.
Несмотря на ловкость и мореходный опыт, Уильяма Уиллиса терзала необходимость поспевать сразу всюду: «Я никогда не мог сосредоточить все свое внимание на руле: надо было постоянно следить за компасом и за парусами. Чтобы выполнить самое простое дело, я должен был возвращаться к нему раз десять, потому что всякий раз мне приходилось прыгать на руль, как только плот отклонялся от курса».
Участники больших одиночных гонок пользуются теперь автоматическим рулем. Он приводится в действие лопастью, на которую давит ветер и которую можно отрегулировать. Таким образом, их судно не сбивается с курса, если ветер не меняет слишком резко направление. Для плота при его медленном движении и более трудной управляемости такой руль не годится, так что Уиллису приходилось все время упорно бороться со сном. Несколько раз за время плавания сон одолевал его, и он должен был ему сдаться. Как мы увидим, Уиллису еще несколько раз, уже по другим причинам, приходилось бросать руль, и тогда плот двигался сам по себе. Но все остальное время он никогда по-настоящему не спал. Как только ветер немного свежел, он был в полном рабстве у своего руля в нескольких метрах от прибежища, и чем ненастнее была погода, тем дольше он там оставался. Состояние бодрствования с короткими минутами сонного забытья и внезапным пробуждением – вот какой режим установился у него под конец.
