История сыска в России, кн.1 - Кошель Пётр Агеевич (читать книги регистрация .TXT) 📗
Дел такого масштаба, прошедших через III Отделение и представленных на высочайшее разрешение, тысячи. Но особенно опекали жандармы нравственность и семейный мир жителей. В этом отношении вспомним одно дело.
Отставной гвардейский офицер князь Трубецкой увёз в неизвестном направлении жену сына коммерции советника Жадимировского. Об этом узнали в III Отделении, и Дубельт информировал об этом шефа жандармов Орлова. Тот доложил императору. Последовало распоряжение поймать беглецов. По разным направлениям помчались жандармские офицеры, засуетились местные власти. Николай всё время следил за ходом поисков, Наконец в одном из кавказских портов злополучная чета, собиравшаяся переправиться за границу, была найдена и доставлена в Петербург. Жадимировскую вернули мужу, а Трубецкого засадили в Алексеевский равелин, откуда он вышел уже разжалованным в солдаты.
Мы охарактеризовали круг действий машины сыска – III Отделения, и тот «блестяще организованный беспорядок», к которому фактически сводилась его работа. Остановимся на некоторых бытовых чертах жандармской жизни и на её руководителях.
С основанием III Отделения и до своей смерти шефом жандармов был граф А.Х.Бенкендорф. В 1844 году его сменил граф (впоследствии князь) А.Ф.Орлов.
Александр Христофорович Бенкендорф выдвинулся в качестве храброго боевого генерала ещё при Александре I ив 1819 году получил звание царского генерал-адъютанта. Уже в это время он обнаружил вкус к делу тайной полиции, но поощрения не получил. 14 декабря. 1825 года он командовал частью правительственных войск, затем был назначен членом следственной комиссии по делу декабристов. На этой должности он сблизился с молодым царём.
Его преемник, Алексей Фёдорович Орлов, в практической деятельности отличался ленью, и никакого, собственно, отпечатка на физиономию III Отделения не наложил… Движущей пружиной III Отделения в действительности являлся очередной помощник шефа жандармов, а потом управляющего III Отделением. Таких помощников в николаевское время сменилось три: М.Я. фон Фок, А.Н.Мордвинов и Л.ВДубельт.
Организатором III Отделения был Фок – старый полицейский волк, дослужившийся до поста директора канцелярии Министерства полиции, а потом внутренних дел и со всем своим аппаратом перешедший в III Отделение. «Я был знаком с директором Особенной канцелярии Министра внутренних дел (что ныне III Отделение канцелярии государя) Максимом Яковлевичем фон Фоком, – писал Н.И.Греч, имевший, правда, особые причины симпатизировать столпам жандармского корпуса, – с 1812 года и пользовался его дружбой и благосклонностью. Он был человек умный, благородный, нежный душой, образованный, в службе честный и справедливый… Бенкендорф был одолжен ему своей репутацией ума и знания дела…»
Фок явился в III Отделение во всеоружии полицейских методов александровского периода. Но времена настали иные. Возвысив полицию до высшего государственного органа страны, Николай стремился придать ей некоторое благообразие. Недаром сохранился анекдот о платке для утирания слёз обездоленных, который был им вручён Бенкендорфу в качестве инструкции.
Старые полицейские методы вызывали недовольство дворянства, и, перестраивая полицейский аппарат, правительство стремилось вовлечь побольше офицеров и дворян, привлечь интерес благородного сословия к жандармской службе. «Чины, кресты, благодарность служат для офицера лучшим поощрением, нежели денежные награды», – писал Бенкендорф в цитированной выше записке 1826 года. Деятели старой школы недоумевали и не могли воспринять нового направления. В 1829 году великий князь Константин писал Бенкендорфу: «Вам угодно было написать мне о жандармской службе в бывших польских провинциях и сообщить также о выгодах, кои последовали бы для этой службы в Вильне, если бы штабс-капитан Клемчинский мог быть назначен туда в качестве адъютанта при начальнике отдела; тем более, что, будучи уроженцем края, он мог бы иметь удобнейшие отношения в нём, при своих связях, интересах и родстве, а также благодаря хорошей репутации, которой он там пользуется».
По мнению великого князя, именно эти причины свидетельствовали о непригодности этого офицера. Но искавшее популярности у дворянства правительство шло своим путём. Недаром Герцен заставляет председателя уголовной палаты говорить о Бельтове: «Мне, сказать откровенно, этот господин подозрителен: он или промотался, или в связи с полицией, или сам под надзором полиции. Помилуйте, тащиться 900 вёрст на выборы, имея 3000 душ!»
Фок быстро почуял новую моду и начал к ней приспосабливаться. В своих письмах к Бенкендорфу летом 1826 года он рекомендует шефу новых сотрудников, набираемых из рядов столичного и провинциального дворянства… При Фоке начался процесс создания благородного и чувствительного полицейского в голубом мундире, но окончить создание этого типа Фок не мог: слишком крепка была в нём привязанность к старым методам работы, к агентам, набираемым из подонков общества, покупаемым деньгами и угрозами.
В 1831 году Фок умер и был заменён Мордвиновым. К сожалению, мы не распэлагаем данными о роли Мордвинова в III Отделении. Характеристику его дал мимоходом Герцен, считавший, что Мордвинов был единственным в жандармской среде «инквизитором по убеждению». Но уже в период владычества Мордвинова фигура его стала отходить на задний план по сравнению с им же рекомендованным Дубельтом. Кончилось тем, что Дубельт заменил Мордвинова и надолго олицетворил в себе одном всё III Отделение.
Леонтий Васильевич Дубельт был человеком незаурядным. Обратимся опять к Герцену. – «Дубельт – лицо оригинальное, он наверное умнее всего Третьего и всех трёх отделений собственной канцелярии. Исхудалое лицо его, оттенённое длинными светлыми усами, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу ясно свидетельствовали, что много страстей боролись в этой груди, прежде чем голубой мундир победил, или, лучше, накрыл всё, что там было. Черты его имели что-то волчье и даже лисье, т. е. выражали тонкую смышлёность хищных зверей, вместе уклончивость и заносчивость»;
В 20-х годах Дубельт был свободомыслящим: он состоял членом двух масонских лож и даже был привлечён по делу декабристов. Может быть, и не без труда сменил Дубельт свой армейский мундир на жандармскую лазурь, но имеющиеся в нашем распоряжении материалы свидетельствуют скорее о высокой степени лицемерия пред самим собой, чем о борьбе страстей в этот знаменательный час его жизни. Жене своей, боявшейся, что он замарает имя и честь жандармской службой, Дубельт пишет: «Не будь жандарм», – говоришь ты! Но понимаешь ли ты, понимает ли Александр Николаевич (Мордвинов) существо дела? Ежели я, вступя в корпус жандармов, сделаюсь доносчиком, наушником, тогда доброе моё имя, конечно, будет запятнано. Но ежели, напротив, я, не мешаясь в дела, относящиеся до внутренней полиции, буду опорою бедных, защитою несчастных, ежели я, действуя открыто, буду заставлять отдавать справедливость угнетённым, буду наблюдать, чтобы в местах судебных давали тяжебным делам прямоЫахправедливое направление, тогда чем назовёшь ты меня?"
В 1913 году были опубликованы «3аписки» Дубельта, давшие некоторым историкам основание заподозрить его в «убожестве мысли». Действительно, эти записки, вернее, афоризмы чрезвычайно плоски и никак не поднимаются над уровнем официальной николаевской России. Мы, однако, полагаем, что записки эти писались Дубельтом для чужого употребления, а не для себя. Иначе нельзя объяснить то впечатление, какое он производил на современников, притом достаточно ему враждебных. Известный польский революционер Сераковский, познакомившись с Дубельтом непосредственно перед заключением в крепость, писал ему: «Генерал! Счастливы юноши, что Вы стражем порядка. Вы старик, но с верующею, потрясающею душою. Я уже решился! Выслушайте меня сами, зайдите ко мне сами, генерал. Богу помолюсь за Вас!»
Своей учтиво-сентиментальной манерой Дубельт умел привлекать допрашиваемых: Ф.МДостоевский, проходивший по делу петрашевцев, называл его «преприятным человеком». Отзывов такого рода немало.
