Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд
Принятие решений властями Санкт-Петербурга, ответственными за торговлю с китайцами, осложнялось соображениями далекого от коммерции свойства. Если государственное вмешательство в обозную торговлю непосредственно до Пекина требовало ужесточения, а русских купцов-единоличников следовало осаживать и тщательно за ними следить, то для таких мер созревали все предпосылки. У сибирских административных и таможенных работников следовало воспитывать честность, чувство ответственности за порученное дело и добросовестное отношение к нему. Тех же самых качеств не хватало работникам, сопровождавшим обозы. Ради пресечения контрабанды не обойтись было без обозначения между русскими и китайскими владениями в Забайкальском крае границы, которую требовалось тщательно охранять, чтобы перехватывать (или обещать перехватить) контрабандные поставки. Всем было очень выгодно изгнание из Маньчжурии и Монголии купцов-единоличников. Практически уравнялись бы условия функционирования купцов-единоличников и государственных обозов.
Большинство этих соображений следовало воплотить в жизнь, согласовав с властями обеих держав. Односторонние усилия можно было прилагать аккуратно и постепенно. И подавляющее большинство из них требовали привлечения обеими империями третьей, наиболее влиятельной в Восточной Азии силы — возрождающихся джунгар. Со смертью хана Галдана-Бошогту в 1697 году джунгары лишь на время, образно говоря, сложили крылья. Вооруженная борьба возобновилась в 1712 году, когда преемник Галдана по имени Цэван-Рабдан со своим войском осадил город Хами. Маньчжурские армии вернули этот город и закрепились в нем; хан Цэван-Рабдан направил свои происки в других направлениях, прежде всего в сторону Тибета. Император Канси высокомерно вызвал его, чтобы восстановить все права на земли, отобранные им у прочих князей джунгар, и с этой целью он распорядился созвать совещание, на которое отправлялся представитель Пекина. Согласиться на такие требования означало признание себя вассалом. Цэван-Рабдан их отверг, и схватка получила продолжение.
В России сохраняли видимость нейтралитета в схватке между маньчжурами и джунгарами, но в первой четверти XVIII века вмешательство русских в дела Джунгарии оказались гораздо более значительными. В 1698 году, например, русские власти предоставили выгодные торговые привилегии бухаретинцам, монгольскому племени, известному деловыми навыками и предприимчивостью, которые выступали в некотором смысле коммерческими посредниками джунгар.
У тех из них, кто приехал в Сибирь торговать, потребовали платить в виде сбора только одну двадцатую часть вместо обычной десятины, а тех, кто прибыл по поручению Цэван-Рабдана, освобождали от всех податей полностью. Тем не менее русские чиновники избегали заключения открытого союза с джунгарами, как это наглядно видно на примере происшествия с торгутами на Волге.
В начале XVII столетия часть торгутов переселилась в область междуречья Волги и Дона. Несмотря на огромное расстояние, им удалось сохранить тесные связи со своими монгольскими братьями в Джунгарии. Главным связующим звеном служили смешанные браки между представителями правящих кланов торгутов и джунгар. Такая связь поддерживала одновременно среди русских и среди маньчжуров предчувствие того, что торгуты могут вернуться на родину и тем самым содействовать процессу развития ситуации в Средней Азии. Власти в Пекине к 1712 году отыскали предлог для отправки к торгутам своего посольства, истинная цель которого состояла в том, чтобы усилить свое влияние на этих своих потенциальных союзников (или врагов). Руководство Лифаньюаня [1] потребовало прохода через Сибирь для этого посольства, везущего вождю торгутов хану Аюки письмо, касающееся его племянника, который из-за состояния войны в Джунгарии не мог вернуться с Тибета, куда отправился паломником, и попросил пристанища в Пекине. Сибирский губернатор князь М.П. Гагарин высказал предостережение в том смысле, что следует сорвать такую попытку, грозящую подвигнуть торгутов на наступательные действия против джунгар, избежать участия в которых русские войска не смогут. В русском Правительствующем сенате решили это посольство пропустить, но обязали губернатора Казани разузнать его истинные намерения и, в случае необходимости, предостеречь хана Аюки от опрометчивых поступков. Автор повести о Тулишене, в которой содержится единственное дошедшее до нас изложение бесед между маньчжурами и торгутами, сообщает о том, что речь шла исключительно о положении сбившегося с пути племянника Аюки.
Отношения между Россией, Маньчжурией и Джунгарией еще больше осложнились в начале второго десятилетия XVIII века, когда в бассейне реки Тарим разразилась дикая золотая лихорадка. Ничем не обоснованные слухи о сказочных золотых приисках подвигли губернатора М.П. Гагарина в 1713 году посылать в Синин и Тапа тобольских бояр с поручением прояснить слухи о местных сокровищах. Первые результаты оказались обескураживающими. Но в скором времени туда отправили гораздо более крупную экспедицию в составе полутора тысяч человек. Руководил ею подполковник Иван Дмитриевич Бухгольц, о заслугах которого нам еще предстоит узнать. В 1717 году отряд прибыл в Яркенд, где старатели провели разведку залежей золота. Явную и непосредственную угрозу безопасности русских первопроходцев представляли воины Цэван-Рабдана, и М.П. Гагарин обещал этому монгольскому князю заметную помощь, если тот оградит его экспедицию от вмешательства в ее дела со стороны недоброжелателей. Но один из подданных Цэван-Рабдана осадил русский форт, заставил его гарнизон разрушить свой острог, построенный у поселка Ямышево, и вернуться в нижнее течение Иртыша. Уцелевшие незадачливые участники экспедиции в декабре 1716 года возвратились в Тобольск, а И.Д. Бухгольц отправился в Санкт-Петербург докладывать о причинах провала порученного ему предприятия.
Золотая лихорадка не спадала. На следующий год организовали новую экспедицию, а в 1719 году царь Петр I назначил генерала, которому поручил надзор за всеми геолого-разведочными работами. Цэван-Рабдан, потерпевший поражение от маньчжуров под Хами и во всех остальных вооруженных стычках, ухватился за шанс возвращения русских воинских частей, отклонил китайское предложение стать их вассалом и отправил в Санкт-Петербург своего посланника, который в сентябре 1721 года предложил проход для русских разведчиков золотых месторождений в обмен на оборонительный союз против маньчжуров. Царь Петр поддался такому искушению. Он отправил Ивана Семеновича Унковского с предложением к князю о том, что Россия обязуется проявлять строгое отношение к Китаю и при необходимости демонстрировать военную силу. Цэван-Рабтану предстояло принять формальный вассалитет перед Россией и разрешить возведение дополнительных острогов в Джунгарии. Несмотря на постоянное пребывание у Цэвана, И.С. Унковскому за несколько лет так и не удалось навязать ему какого-либо обязывающего соглашения. После смерти в 1722 году императора Канси и предложения мира со стороны его преемника Юнчжэна потребность в российской поддержке у джунгар отпала. На протяжении последующих 30 лет между Россией и Джунгарией сложились дружеские отношения и велась обозная торговля.
И без того натянутые отношения, возникшие из-за неорганизованной российской торговли в самом Китае и на территории китайских данников, а также из-за запутанной ситуации в Джунгарии, осложнились по причине бегства местного населения из Средней Азии и Монголии в Сибирь. Дезертиры из маньчжурской и джунгарской армий толпами переходили на территорию Сибири и просили там для себя пристанища. Местные сибирские власти особого рвения в деле их принудительного возвращения на родину не проявляли не только из человеколюбия, но и в силу слабой заселенности Сибири, а также постоянной потребности в дополнительных источниках податей, налогов и новых рекрутов для войск. Часть таких «дезертиров», вероятно, не относилась к такой категории в прямом смысле этого слова, а представляла собой не более чем кочевых пастухов, странствующих в поисках плодородных земель и корма для скота. Маньчжуры тем не менее потребовали их возвращения, поскольку для них такие перебежчики были таким же источником податей, налогов и рекрутов. Проблема с переселенцами и кочевниками, так же как и с русскими купцами, не имела никакого решения в отсутствие соглашения об обозначенной и охраняемой границе между Монголией и Сибирью.
