«Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ в.) - Миллер Алексей (полные книги TXT) 📗
Резолюция Александра II звучала так: «Исполнить, но с тем, чтобы Отдел Географического Общества в Киеве в нынешнем его составе был закрыт и чтобы открытие его вновь не могло состояться иначе как с моего разрешения, по представлению мин. Вн. Дел» [555]. Саркастический оттенок придавало этой формуле то обстоятельство, что она была почти точно предсказана четырьмя годами ранее М. Е. Салтыковым-Щедриным. Предлагаемый одним из его героев проект реформирования «де сиянс академии» наделял ее президента правом «некоторые науки временно прекращать, а ежели не заметит раскаяния, то отменять навсегда» [556]. Щедрин точно угадал и ход мысли членов Совещания: описанный им проект предлагал «прилежно испытывать обывателей, не заражены ли, и в случае открытия таковых, отсылать, для продолжения наук, в отдаленные и малонаселенные города», что вполне соответствовало указаниям Совещания в отношении преподавателей.
Любопытно, что в 1882 г., давая своеобразную периодизацию государственной деятельности Александра II, Валуев запишет в дневнике: «Нечто вроде систематического улучшения наступило в 1872 г. и продолжалось до 1874-го. Затем стали быстро возрастать утомление от дел правительственных, озабоченность делами частными и перемежающееся гальванизирование деятельности на политической международной почве, которое привело к странным капризам 1876 г.» [557]. Из нашей истории видно, что эта характеристика верна не только в отношении международных дел.
Окончательная версия выводов Совещания от 18 мая 1876 г., получившая в литературе название «Эмский указ» по месту подписания царем журнала Совещания, содержала пункт о закрытии КГО и немедленной высылке из Юго-Западного края Драгоманова и Чубинского. (На основании этого журнала составлялись затем секретные служебные инструкции. Строго говоря, выводы Совещания неверно называть указом, но мы не станем отступать от установившейся традиции. Полный текст Эмского указа см. в Приложении.) Остается разобраться с валуевским вопросом, что же и как «исполняется», а также представить реакцию на указ и его последствия.|182
Глава 10
«Исполнение» Эмского указа
Первая попытка «отыграть назад» была сделана Тимашевым сразу же после получения окончательного варианта Эмского указа. Из документов неясно, какие именно шаги были предприняты. Но ясно, что они предпринимались, поскольку 27 мая товарищ (заместитель) министра внутренних дел кн. Н. А. Лобанов-Ростовский отправил своему шефу, находившемуся как раз в Киеве, секретную телеграмму: «Я полагаю приостановиться какими бы то ни было распоряжениями относительно Киевского Отдела впредь до получения сообщения Вашего Высокопревосходительства по сему предмету» [558]. Вероятно, Лобанов-Ростовский был в курсе первоначальных планов Тимашева и теперь ждал, не удастся ли министру, а вернее всего, самому Константину Николаевичу убедить царя изменить решение. В телеграмме, которую сопровождавший Тимашева правитель канцелярии МВД Л. С. Маков отправил в Петербург своему заместителю С. С. Перфильеву 6 июня, говорилось: «Доложите князю, что господин министр просит приостановить исполнение по известному журналу Совещания до его возвращения» [559]. Значит, Тимашев действительно ждал результатов каких-то неизвестных нам хлопот и, сознавая, что пауза затягивается, счел нужным подтвердить Лобанову-Ростовскому необходимость тянуть время. Только 6 июля, через полтора месяца после указа, распоряжение о закрытии КГО было передано киевскому гражданскому губернатору Гессе — все усилия спасти Отдел оказались тщетны [560]. Дондуков-Корсаков уехал в это время из Киева, чтобы не участвовать в закрытии любимого детища.
Не менее интересные события происходили и с распоряжением о высылке из края Драгоманова и Чубинского [561]. Драгоманов, слухи о грядущей высылке которого ходили с 1875 г., еще в феврале уехал за границу. Дондуков-Корсаков, к которому Драгоманов пришел просить паспорт, своей волей выдать его не мог, потому что Драгоманов состоял уже тогда под надзором полиции. Но генерал-губернатор отправил депешу Потапову, и тот 10 января подписал разрешение, а уже на сле|183дующий день канцелярия киевского генерал-губернатора с небывалой для русской бюрократии оперативностью выдала Драгоманову заграничный паспорт [562].
Чубинского тоже в беде не бросили. 2 августа Дондуков-Корсаков отправил исполнявшему тогда обязанности министра внутренних дел Лобанову-Ростовскому пространное письмо с просьбой разрешить Чубинскому остаться на полгода в Киеве в связи с тем, что тот «занят управляющим сахарного завода» [563]. Уже через неделю Лобанов-Ростовский сообщал о разрешении задержаться на 3 месяца. Хлопоты на этом не прекратились, и 26 ноября царь, оставив в силе решение о высылке, разрешил Чубинскому жить в столицах, что позволило ему из Киева сразу переехать в Петербург [564]. Чубинский был принят на службу в Министерство путей сообщения, и в начале 1879 г. после настойчивых ходатайств министра путей сообщения адмирала К. Н. Посьетта и с согласия нового киевского генерал-губернатора М. И. Черткова он смог вернуться на Украину [565]. Тогда же, весной 1879 г., в должности мирового посредника был восстановлен и шурин Драгоманова П. А. Косач, но, по просьбе III отделения, не на прежнем месте в Новоградволынске, где у жандармов не было офицера для слежки, а в Луцке [566]. Таким образом, персональные репрессии, вызванные Эмским указом, затронули весьма ограниченный круг людей и не были продолжительными.
Без сколько-нибудь заметного рвения исполнялись и предписания, касавшиеся епархии МНП. Впрочем, само министерство весьма рьяно, уже 15 июня, направило кураторам Киевского, Одесского и Харьковского учебных округов секретный циркуляр, содержавший параграфы 5 и 6 Эмского указа об устранении из школьных библиотек украинских книг и составлении поименных списков преподавателей с указанием «благонадежности их по отношению к украинофильским тенденциям». Однако уже на уровне кураторов округов энтузиазм испарялся. Куратор Киевского округа подготовил свой доклад только к 9 февраля 1877 г. П. Антонович сообщал, что директора гимназий и училищ округа охарактеризовали неблагонадежными 8 преподавателей. В своем докладе министру куратор настойчиво защищал всех, в части случаев доказывая, что обвинения неосновательны, в других — что украинофильские симпатии подозреваемых носят поверхностный характер [567]. Пятеро из упомянутых преподавателей, в том числе братья П. и И. Житецкие, были поставлены перед выбором: принять предложенные им аналогичные должности в великорусских губерниях, самим найти себе место за пределами Малороссии или уволиться из МНП, если они хотят в Малороссии остаться. Судя по документам, Е. Дьяконенко принял предло|184женное ему место в Уфе, Т. Беленький сам нашел место в Баку, Н. Билинский уволился, П. Житецкий перешел на работу в военное ведомство. Последний после высылки Чубинского стал ключевой фигурой в Громаде. В Одесском округе был обнаружен один украинофил, который согласился на перевод в Тулу. Куратор Харьковского округа ответил, что неблагонадежных преподавателей не выявлено [568].
