Солдаты неба - Ворожейкин Арсений Васильевич (прочитать книгу .TXT) 📗
— Моря, захлестни всех «мессов», а мы расправимся с «юнкерсами», — передаю по радио и со звеном ныряю к земле.
Проскочив через заслоны немецких истребителей, мы оказались сзади «юнкерсов». Бомбардировщики летят небольшими группами, надвигаясь широкой волной, как бы собираясь сеять бомбы по всей полосе движения наших танков. Я с Анниным пошел в атаку на правый фланг грозной волны, Карнаухов с Лазаревым — на левый. Вглядываюсь, не летят ли с «юнкерсами» еще и истребители. Как будто не видно.
Выбираю для нападения самую большую группу, идущую плотным клином девятки. Теперь отлично вижу, что бомбардировщиков очень много, трудно сосчитать. А нас — четверка. Но это не пугает: Ю-87 против «яков» все равно что кролик перед удавом, только нужно уметь расчетливо бить. И вдруг я чуть не вскрикнул: сзади и ниже «юнкерсов» летели два «мессершмитта». Еще пара маячила на фланге, куда полетел Карнаухов.
План боя рушится. Атаковать Ю-87, не прогнав истребителей, невозможно. Заставить наших ведомых Аннина и Лазарева связать их боем? Ненадежный вариант: Аннин атакует одного, а другой ударит по мне, и, пока я с ним буду вертеться, могут на помощь «юнкерсам» прийти «мессершмитты» от Моря. А зачем у нас высота и скорость? Ну что ж, была не была. Ударим всеми силами по истребителям. Даже если и не уничтожим их, то уж от «юнкерсов» прогоним наверняка и за эти секунды успеем проскочить к бомбардировщикам.
— Алексей! — кричу я Карнаухову. — Бей сначала истребителей!
Пара «мессов», на которую я пошел с Анниным, замечает нас, полупереворотом проваливается вниз и, прижимаясь к земле, уходит в свою сторону, не приняв боя. Для нас это еше лучше. На одну-две минуты путь к бомбардировщикам открыт. За это время нужно успеть разбить основную силу «юнкерсов». Обязательно успеть!
Пользуясь разогнанной на пикировании скоростью, подбираюсь снизу под строй девятки. Мой «як» застывает метров на пятьдесят сзади и ниже правого заднего «юнкерса». Немцы, конечно, меня не видят. Жирные черные кресты под крыльями обдают зловещим холодом и заставляют действовать с той беспощадностью, которая придает спокойствие. Опасаясь обломков от «юнкерсов», чуть ухожу в сторону. Наши скорости уравнены. Целюсь. На какое-то мгновение все пять чувств слились воедино. Глаза! Кажется, только они дирижируют всеми моими движениями. Для меня сейчас нет ничего важнее, чем совместить глаз, серебряный крестик прицела и мотор «юнкерса». Я уже представляю, как мой огонь разобьет мотор, прошьет кабину, летчика и хлестнет по массивной туше бомбардировщика.
Очередь! И «юнкере» неуклюже опускает нос. Не отворачиваясь, беру в прицел другого.
Другая очередь! Из «юнкерса» вырвались клубы черного дыма, и он, вспыхнув, провалился.
Две очереди — два самолета. Таких очередей я могу дать еще семь-восемь, а то и больше. Значит, боекомплекта хватит, чтобы уничтожить всю группу! Только бы Аннин предупредил о приближении истребителей! А что, если его уже нет в живых? Не может быть. Ведь я его только что видел. За это время вряд ли кто мог к нему приблизиться. Осмотреться или спросить по радио о воздушной обстановке не хочется: уж очень удачно занял позицию. Надеясь, что Аннин не уйдет с поста и не прозевает «мессеров», сбиваю третьего «юнкерса». Подхожу к четвертому. И тут-вся группа «юнкерсов», точно горох, рассыпалась, в беспорядке сбрасывая бомбы на свои войска. Хорошо! Два «лапотника», задрав носы, ринулись на меня. Уступаю им дорогу, чтобы снова выбрать удобный момент атаки. Осматриваюсь. Одни бомбардировщики, защищаясь, создали оборонительный круг, другие, прижимаясь к земле, стали уходить. И только пятерка «юнкерсов» летела, как на параде, прежним курсом. Она совсем близко от Аннина. Времени терять нельзя.
— Атакуй пятерку! — передал ему. — Я прикрою.
— Понятно!
Горит еще один вражеский самолет. Второй Ю-87, тоже от удачной очереди Аннина, шарахается, разгоняя свой строй. Дмитрий стреляет метко.
Бомбардировщики разгромлены. На подходе их больше нет. Задачу выполнили. Что же стало с нашей группой?
Там, где только что вела бой пара Карнаухова, висят два парашютиста и, поднимаясь свечой, горит «як». Вокруг пего вертится тройка «мессеров». Второго нашего истребителя не видно. А что с Моря?
Над нами высоко-высоко еле видно клубится рой самолетов. Среди них замечаю только одного «яка». Со вторым что-то случилось. Спешим на помощь. Эх, если бы высота! Мигом бы там. Но высоты нет, с «юнкерсами» вели бой почти у самой земли. Наши «яки» кажутся сейчас совсем тихоходными, хотя моторы работают на полную мощность.
Мы победили. И тем больнее видеть гибель товарищей. Гнетущее чувство саднит душу.
Понимая, что помощь дерущемуся в высоте летчику через несколько секунд может уже не потребоваться, кричу ему:
— «Як»! «Як»! Снижайся! Мы ниже тебя!
— «Мессеры»! «Мессеры»!.. — тут же набатом раздался голос в наушниках.
Взглянул на напарника. О ужас! Точно само солнце выпустило пару «мессеров» и бросило на Аннина. От его «яка» летят куски. Дмитрий, выходя из-под внезапной атаки, резко крутит свой самолет.
Сверху со стороны солнца сваливается еще пара немецких истребителей. Дело плохо. Прозевали! У противника высота. Принимаем с Дмитрием испытанный оборонительный маневр «ножницы» и, защищая друг друга сзади, переходя из стороны в сторону, стараемся оторваться от врага. И вдруг Аннин чуть слышно, с паузами, передает:
— Больше не могу, ранен… ослаб… самолет подбит…
— Дима, скорее иди домой! Не можешь тянуть — садись!
Всю четверку «мессершмиттов» мне удалось привлечь на себя. Аннин, пользуясь этим, вырывается из клубка боя и уходит, оставляя за собой струйки серебристой пыли. Очевидно, у него пробит бензиновый бак, и горючее выливается наружу. Немцы, поняв, что он сбит, не стали его преследовать.
Чувство одиночества словно отяжелило мой самолет, мысли, тело. Маневр как-то сразу затруднился. Тоскливо стало на душе. В такие минуты, бывает, сдают нервы. Удастся ли вырваться? Тревога встряхнула силы и сбила секундное оцепенение. Вернулась уверенность, а с ней и легкость всех движений. «Як» снова стал пушинкой, и я готов к бою.
