Нацизм. От триумфа до эшафота - Бачо Янош (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Переводчик учит Киселева сказать следующее: «Я живу на хуторе в окрестностях Козлиной горы… Весной 1940 года я видел, как поляков вели в лес и как по ночам их расстреливали». На этом месте на репетициях для большего эффекта всегда полагалось делать небольшую паузу и затем, глубоко вздохнув, добавить: «Это дело рук Народного комиссариата внутренних дел!»…
После подготовки, продолжавшейся несколько месяцев, Киселев, наконец, может выступить на катынской сцене. Спины делегатов покрываются мурашками и по ним пробегает мороз, когда Киселев — после соответствующей эффектной паузы — вздыхает: «Это дело рук Народного комиссариата внутренних дел». Несколько раз сцена проходит совсем хорошо, но затем Киселев путается снова и снова, пока, наконец, немцы больше не осмеливаются заставлять его выступать, потому что «свидетель» терпит крах в самые неожиданные моменты и в конце концов может испортить все дело… Значит, нужно искать новый убедительный материал, и наиболее подходящими для этого кажутся сами могилы. Наконец, «можно научить» и могилы — только нужно знать способ…
Прошлогодний труп читает сегодняшнюю газету…
Чем с большим пылом влезают немцы в катынскую провокацию, тем их глубже засасывает тина преступления собственного производства. После того как «свидетели» терпят крах один за другим, немцы приступают к «переубеждению» могил.
Они вынимают из карманов убитых ими польских военнопленных все документы, датированные апрелем 1940 года, то есть позже того момента, когда «большевики расстреляли поляков». Словом, они приступают к уничтожению улик, разоблачающих их преступления.
Для этой работы они используют около 500 русских военнопленных, подобранных из лагеря № 126. По окончании работы их всех убивают. Единственному из них, Николаю Егорову, который при казни заранее падает на землю, удается ночью бежать. Он попадает в Смоленск, где скрывается в сарае на краю города.
Здесь и находит его утром хозяйка дома А. М. Московская, которая прячет его от немцев. Впоследствии немцы снова наткнутся на него и уведут, но Егоров уже успеет рассказать своей спасительнице пережитые ужасы. В своих будущих показаниях Московская так рассказывает об услышанном:
«Егоров с конца 1941 года постоянно находился в смоленском лагере военнопленных № 126. В начале марта 1943 года его вместе с несколькими сотнями военнопленных повели из лагеря в Катынский лес. Там их заставили разрыть могилы, в которых были трупы в польской офицерской форме, вытащить трупы из ям и вынуть из их карманов удостоверения, письма, фотоснимки и другие письменные документы. Немцы самым строгим образом приказали, чтобы они ничего не оставляли в карманах трупов. Нацисты еще во время работы расстреляли двух военнопленных за то, что в одежде трупов, которых они уже обыскали, немецкий офицер нашел все же какую-то бумагу. Удостоверения, письма, газеты, вещи, вытащенные из одежды трупов, просматривали немецкие офицеры, пленным было приказано доложить часть бумаг в карманы трупов, а оставшиеся как «конфискованные вещи» были собраны в кучу и сожжены. Кроме этого, в карманы трупов польских офицеров клали другие бумаги, которые вынимали из принесенных с собой ящиков или чемоданов».
Однако в катынском деле нацистов с самого начала преследовала неудача. Ведь в карманах трупов — несмотря на ставшую поговоркой немецкую аккуратность — остались многочисленные документы и экземпляры газет. К тому же именно такие, которые относятся ко времени между 12 ноября 1940 и 20 июля 1941 г.! Эти документы, перечисленные по одному и изданные в фотоснимках 26 января 1944 года, стали достоянием общественности и мировой прессы! Из них мировое общественное мнение узнало, что расстрел польских военнопленных мог произойти в крайнем случае осенью 1941 года, следовательно, во время немецкой оккупации и ни в коем случае не весной 1940 года!
Таинственные жильцы на даче на Козьей горе
Но вернемся теперь к «месту происшествия» и попробуем проследить за событиями прошлого.
По единодушному утверждению местного населения, немцы, после того как заняли Смоленск, чрезвычайно строго охраняли Катынский лес, который до того времени был любимым местом отдыха жителей Смоленска. Особенно строго охранялась та часть леса, которую местные жители называли Козьей горой, а также территория на берегу Днепра. Здесь стояла дача, и немцы поместили в ней подразделение: «штаб 537-го строительного батальона». Название стоит запомнить, потому что в дальнейшем о нем много раз будет идти речь.
Ну, польских военнопленных — по единодушным заявлениям местного населения — еще и после немецкой оккупации можно было видеть в окрестностях Смоленска вплоть до сентября 1941 года. Странно, что именно в это время на даче расположился загадочный «штаб 537-го строительного батальона». Непосредственно перед его появлением одна из местных жительниц, М. А. Сашнева, в августе 1941 года предоставила убежище одному польскому военнопленному, который бежал из лагеря в окрестностях Смоленска. Фамилия этого пленного — Иозеф Лоек — все же фигурировала под номером 3796 в списке, опубликованном немецкими провокаторами, как человека, которого «весной 1940 года большевики расстреляли в Катынском лесу» (!).
Это была новая техническая ошибка нацистов.
Чем все-таки занималось расположившееся на даче Козьей горы подразделение со странным названием? Послушаем, что говорили об этом женщины села Борок Катынского сельсовета, например А. М. Алексеева, О. А. Михайлова, 3. П. Конаховская и др., которых немцы заставили обслуживать личный состав «штаба 537-го строительного батальона».
А. М. Алексеева, например, рассказала, что на даче Козьей горы постоянно находилось около 30 немцев. Из них старшим в чине был полковник Ахренс. Вместе с ним был его адъютант обер-лейтенант Рекс, лейтенант Ходт и др. Строгие меры, принятые немцами, кровавые пятна на одежде солдат, возвращающихся с выполнения «заданий», и другие заметные явления возбудили подозрения Алексеевой. Об одном из своих многочисленных наблюдений она вспоминает так:
«Когда они удалились на 150–200 метров по шоссе от того места, где дорога поворачивает к даче, я заметила группу польских военнопленных, примерно человек в 30, которая шла по шоссе в сопровождении сильного немецкого конвоя. То, что они были поляками, я узнала потому, что еще до войны и некоторое время после прихода немцев я встречалась на шоссе с польскими военнопленными, которые носили точно такую же форму и такие же характерные четырехугольные шапки. Я встала посередине дороги, потому что хотела видеть, куда их ведут. Я видела, что они сворачивают к даче Козьей горы. Поскольку в это время я уже внимательно следила за тем, что делается на даче, это зрелище меня заинтересовало. Я немного отошла назад по шоссе и, спрятавшись в кустах на краю дороги, стала ждать. Примерно через 20–30 минут я услышала характерные, уже знакомые мне отдельные выстрелы. Тогда мне все стало ясно, и я поспешила домой».
Алексеева рассказала также о том, что позже недалеко от дороги она видела земляную насыпь и предположила, что это место совершения убийства. Подобные показания дали также и другие деревенские женщины.
А теперь сядем в зале заседаний, где Международный Военный Трибунал как раз выясняет тайну массовых могил в Катынском лесу.
