Истребители - Ворожейкин Арсений Васильевич (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
Я тяжело встал и, пошатываясь, направился к самолету.
При свете полной луны степь просматривалась далеко, ночная прохлада освежала, но я не знал, в каком направлении идти. Снять компас с самолета оказалось не по силам — пальцы, разбитые в кровь, ни к чему не могли прикоснуться. Левая рука не слушалась, боль в пояснице не давала согнуться. Зло, с обидой подумал: «Как же это до сих пор не стало правилом, чтобы летчику выдавали ручные часы и компас?..»
И поспешил прочь от страшного места, сам не зная куда.
Прошло около получаса. Возбуждение стало утихать, боли становились острее. Я чувствовал, что начинаю задыхаться от ходьбы, что мне все трудней и трудней передвигать ноги. Замедлил шаг, потом остановился. Лег. В висках гудело и трещало, звезды и луна колыхались. Опять почувствовал полное безразличие ко всему…
На этот раз я очнулся от мягкого тепла, обдавшего все лицо. Душно! Что-то мягкое лезет в рот… Звериная морда облизывает мои губы, нос… «Марзик!» — я вспоминаю собаку, которая была у меня в детстве, хочу ее погладить, но только вскрикиваю от боли.
Над степью светит солнце. Один глаз у меня не видит. Неужели выбит? С трудом поворачиваюсь на бок. В голове звон, солнце то появляется, то исчезает. Земля колышется. Не хватает воздуха.
Лежу без движения. Сочная трава покрыта росой, метелки ковыля и востреца, склонившись под ее тяжестью, стоят, не шелохнувшись. В воздухе чувствуется аромат степных цветов, перемешанный с утренним, немного сыроватым запахом земли. Бее дышит свежестью. И в солнце, и в небе, и в степи — повсюду разлит величавый покой, которого так недостает человеку. Снова лобастая волчья морда. Волк стоит рядом, в двух шагах, к чему-то принюхиваясь… О нападении он, видимо, не помышляет.
Мы беззлобно смотрим друг на друга. С любопытством разглядываю широкий лоб хищника, его мощную грудь, шею. Это четвероногое настроено куда миролюбивее японца, который бросился на меня с ножом. Вот как война может ожесточить людей — в ярости они становятся хуже хищных зверей!
Я пошевелил разбитыми губами:
— Иди сюда!
Мне хотелось погладить его, но волк, поджав свой длинный хвост, затрусил мелкой рысцой — он не доверял мне, и я не был на него в обиде…
Пронесшийся у самой земли И-16 расколол тишину. Трава под ним колыхалась. Волк рванул по степи широкими прыжками — жизнь и война шли своим чередом. Хотелось пить. Фляга с водой осталась в самолете. Я пожалел, что не внял совету: держать флягу всегда при себе.
Нужно идти, но как? Пытаюсь подняться, земля проваливается. Ощупываю себя, хочу знать, на что я еще способен. Все лохмотья, какие только есть на мне, пропитались кровью и прилипли к телу…
Опять раздается гул моторов. Снова летят И-16. Их много, наверно, целый полк. Слежу за ними… Начинается воздушный бой… Чувствую себя выброшенным из жизни. Глаза влажнеют.
Два парашютиста спускаются прямо на меня. Кто они?
Хватаюсь за кобуру пистолета — она пуста…
Доносится топот, поворачиваю голову… Всадники! Неужели баргуты?..
Вскакиваю на ноги и тут же валюсь как подкошенный.
Слышу незнакомую речь, но мне так хорошо и уютно, что до этих голосов и людей нет никакого дела. Я не мог больше ни чувствовать, ни думать: силы иссякли.
Бледная синева, в ней мерцает огонек. Этот слабый свет напоминает какие-то ночные запахи и звуки. Сознание постепенно проясняется. «Луна. Чистое небо. Погода хорошая. Рано проснулся, нужно еще спать… Почему я вижу луну?» Луна исчезла, появилась синяя лампочка. «Где я?» Сделал движение головой — боль отозвалась во всем теле.
— Лежи тихо… Все хорошо… — мягко проговорил женский голос.
…Всадники! — вспомнил я, и острая тревога пронзила тело. «Где я?»
Хотел и не мог спросить об этом: разбитые губы слиплись, будто срослись. Глядя на склонившуюся к постели голову, с усилием разомкнул рот, медленно и невнятно выдавив из себя какие-то звуки.
— Все хорошо, — повторил женский голос. — Ты у своих и скоро поправишься.
Чей это голос? Кого он мне напоминает? Кто возле меня, скрытый сумраком? Свет, мне нужен свет.
Электрическая лампочка вспыхнула ослепительно, как солнце. Боль ударила в глаза. Я зажмурился.
— Режет? Я выключу…
— Нет, нет… — я осторожно приподнял веки. — Лида?!
— Тише! Тебе вредно громко разговаривать. — Она повернула абажур так, чтобы в мою сторону не ударял свет.
Я закрыл глаза и снова открыл их.
Теперь ничто не мешало мне вглядеться в это лицо. Те же светлые, пышные волосы, — я когда-то любил их гладить, те же глаза, внимательные и нежные, та же манящая улыбка… Усталая улыбка.
Сделал движение губами, чтобы сказать, как рад, и не чувствовал при этом никакой боли. Я не знал еще, что она дала мне свою кровь и уже вторую ночь не отходит от постели, ожидая, когда ко мне вернется сознание. Только чувствовал, как с появлением этой женщины какая-то живительная сила входит в меня, возвращая к жизни.
— Тебе нельзя говорить, — сказала она тихо и нежно и несколько раз поцеловала меня.
Прикосновение ее горячих губ, ее взволнованное дыхание пробудили во мне все, с чем я однажды покончил, навсегда порвал. В моем болезненном сознании она предстала воплощением жизни, радости, любви… Ее близость наполнила меня счастьем. Я был растроган до глубины души.
— Лидочка… Дорогая…
Как мало бывает нужно человеку, чтобы доставить ему истинную радость. Даже победы — в бою ли, в труде — не всегда могут так сильно радовать, рождать столько глубоких нежных чувств, как общение человеческих сердец.
Удерживая меня от разговоров, опасаясь, как бы не стало мне хуже, она старалась больше говорить сама — о том, как меня, окровавленного, с еле прослушиваемым пульсом, подобрали монгольские пограничники, как потом самолетом доставили в госпиталь…
Что же повергло меня в такое состояние, почему я не могу делать движений, не должен разговаривать? Я осторожно пошевелился. Боль гудела во всем теле, но руки и ноги слушались. Голова же, перетянутая бинтами, поворачивалась с трудом.
— Не беспокойся, серьезных повреждений нет… — Она угадывала мои тревоги. — Ты потерял много крови, ослаб… Теперь нужно хорошенько питаться, и силы скоро восстановятся…