Декабристы - Йосифова Бригита (полные книги .txt) 📗

Князь Голицын скоро воротился от княгини Белосельской с донесением, что там Трубецкого не застал и что он переехал в дом австрийского посла, графа Лебцельтерна, женатого на сестре графини Л аваль.

Я немедленно отправил князя Голицына к управляющему Министерством иностранных дел графу Нессельроду с приказанием ехать сию же минуту к графу Лебцельтерну с требованием выдачи Трубецкого, что граф Нессельрод сейчас же и исполнил. Но граф Лебцельтерн не хотел вначале его выдавать, протестуя, что он ни в чем не виновен. Положительное настояние графа Нессельрода положило сему конец; Трубецкой был выдан князю Голицыну, и им ко мне доставлен.

Призвав генерала Толя во свидетели нашего свидания, я велел ввести Трубецкого и приветствовал его словами:

— Вы должны быть известны об происходящем вчера. С тех пор многое объяснилось, и, к удивлению и сожалению моему, важные улики на вас существуют, что вы [23] не только участником заговора, но должны были им предводительствовать… Скажите, что вы знаете?

— Я невинен, я ничего не знаю, — отвечал он.

— Князь, опомнитесь и войдите в ваше положение; вы — преступник; я — ваш судья; улики на вас — положительные, ужасные и у меня в руках. Ваше отрицание не спасет вас; вы себя погубите — отвечайте, что вам известно?

— Повторяю, я не виновен, ничего я не знаю. Показывая ему конверт, сказал я:

— В последний раз, князь, скажите, что вы знаете, ничего не скрывая, или вы невозвратно погибли. Отвечайте.

Он еще дерзче мне ответил:

— Я уже сказал, что ничего не знаю.

— Ежели так, — возразил я, показывая ему развернутый его руки лист, — так смотрите же, что это?

Тогда он как громом пораженный упал к моим ногам в самом постыдном виде.

— Ступайте вон, все с вами покончено, — сказал я, и генерал Толь начал ему допрос. Тот отвечал весьма долго, стараясь все затемнять, но, несмотря на то, изобличал еще больше и себя и многих других».

Но посмотрим, как описывает эту сцену сам Трубецкой.

«Ночью с 14-го на 15-е число, — пишет он, — граф Пебцельтерн приходит меня будить и говорит, что император меня требует. Я, одевшись, вошел к нему в кабинет и нашел у него графа Нессельрода в полном мундире, шурина его графа Александра] Гурьева, который пришел из любопытства и с которым мы разменялись пожатием руки, и флигель-адьютанта князя Андрея Михайловича Голицына, который объявил мне, что император меня требует. Я сел с ним в сани, и, когда приехали во дворец, он в прихожей сказал мне, что император приказал ему потребовать от меня шпагу; я отдал, и он повел меня в генерал-адьютантскую комнату, а сам пошел доложить. У каждой двери стояло по трое часовых. Везде около дворца и по улицам, к нему ведущим, стояло войско и разведены были костры.

Меня позвали. Император пришел ко мне навстречу в полной форме и ленте и, подняв указательный палец правой руки против моего лба, сказал:

— Что было в этой голове, когда вы, с вашим именем, с вашей фамилией, вошли в такое дело? Гвардии полковник Трубецкой!.. Как вам не стыдно быть вместе с такою дрянью, ваша участь будет ужасная…

Император, подав мне лист бумаги, сказал:

— Пишите показание — и показал мне место на диване, на котором сидел и с которого встал теперь. Прежде, нежели я сел, император начал опять разговор: — Какая фамилия! Князь Трубецкой, гвардии полковник, и в каком деле! Какая милая жена! Вы погубили вашу жену! Есть у вас дети?

Я: — Нет.

Император: — Вы счастливы, что у вас нет детей! Ваша участь будет ужасная! Ужасная! — И, продолжив некоторое время в этом тоне, заключил: — Пишите, что знаете. — И ушел в кабинет. Я остался один».

Сергей Трубецкой рассказывает далее, что начал писать самые общие слова о Тайном обществе, которое имело целью «улучшение правительства». Обществу казалось, что обстоятельства, сложившиеся после смерти императора Александра I, благоприятны для исполнения его намерений. Избрали его диктатором: членам общества нужны были его чин и знатное имя. И после того, как он понял это, отказался от участия в восстании.

«Этой уверткой, — пишет Трубецкой, — я надеялся устранить дальнейшие вопросы, к которым не был приготовлен… Когда я окончил писать, подал лист вошедшему Толю, он унес его к императору. Несколько погодя Толь позвал меня в другой кабинет. Я едва переступил дверь, как император закричал на меня в сильном гневе:

— Это что? Это ваша рука? Я: — Моя.

Император (крича): — Вы знаете, что могу вас сейчас расстрелять!

Я (сложа руки и также громко): — Расстреляйте, государь! Вы имеете право!

Император (также громко): — Не хочу. Я хочу, чтобы судьба ваша была ужасная!

Он повторил то же несколько раз, понижая голос. Отдал Толю бумаги и велел приложить к делу, а мне опять начал говорить о моем роде, о достоинствах моей жены и ужасной судьбе, которая меня ожидает… Наконец, подведя меня к столику и подав мне лоскут бумаги, сказал:

— Пишите к вашей жене. — Я сел, он стоял, я начал писать: «Друг мой, будь спокойна и молись богу!..»

Император прервал: — Что тут много писать! Напишите только: «Я буду жив и здоров». — Я написал: «Государь стоит возле меня и велит писать, что я жив и здоров!» Я подал ему письмо. Он прочел и сказал:

— «Я жив и здоров буду», припишите «буду» вверху. Я исполнил. Он взял письмо и велел идти мне вслед за

Толем. Толь, выведя меня, передал тому же князю Голицыну, который меня привез и который теперь, взяв конвой кавалергардов, отвез меня в Петропавловскую крепость и передал коменданту Сукину. Шубу мою во дворце украли, и мне саперный полковник дал свою шинель на вате доехать до крепости».

Николай I отправил коменданту Сукину записку: «Присылаемого Трубецкого содержать наистрожайше».

А через несколько дней он пишет на французском языке письмо сестре Сергея Трубецкого, графине Елизавете Петровне Потемкиной:

«Я счастлив, графиня, что тяжелая услуга, которую имел возможность Вам оказать, доставила Вам несколько минут утешения. Прошу мне поверить, как мне тяжело, что принужден прибегать к подобным мерам, которые, с одной стороны, необходимы для благополучия всех, а с другой — бросают в отчаянье целые семьи; думаю, что и я сам не меньше сожалею, чем они. Хотел бы иметь возможность быть Вам в чем-нибудь полезным. Используйте меня всегда и верьте, что это мне доставит удовольствие, что Вы мне тем самым окажете услугу. Отдано распоряжение о встрече, о которой меня просите.

Сохраняйте свое доверие ко мне и верьте в мое искреннее уважение к Вам. Искренне любящий Вас Николай».

Нева — холодная и капризная река. Гранитные берега знают силу ее гнева. В каменные стены, в лестницы набережных с яростной силой бьют ее волны. Даже в самые солнечные дни влажный ветер образует барашки на поверхности реки. По ней катятся стальные зигзаги волн.

Когда человек, путешествуя по Неве, бросит взгляд на старый Петербург, город ему покажется величественным и неповторимым. Здесь все позолочено: купола соборов, безмолвные архитектурные шпили. В элегантном, сонном покое застыли дворцы и имения бывшей знати по берегам Невы. Неисчислимо много античных статуй в столичном городе. Древние боги и богини с лицами античных юношей и девушек стоят здесь в каком-то чуждом одиночестве под этими северными небесами. Прекрасные мраморные существа «зябнут» от ветра, от влаги, от долгой зимы и высоких сугробов…

На Английской набережной стоит красивый дворец. Два каменных льва сложили лапы и поднимают добродушные морды навстречу прохожим. Они стоят здесь в почетной вахте перед парадным входом во дворец.

Именно здесь родилась молодая княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая — супруга князя Сергея Трубецкого. Дворец принадлежит ее отцу, Лавалю, одному из представителей петербургского высшего общества. Он славится своим тонким вкусом, несметными богатствами, щедростью и добротой. Пол банкетного зала дворца выложен мрамором, привезенным из Рима, из дворца императора Нерона. Некогда по этой древней итальянской мозаике ступали гордые римские патриции, расхаживали военачальники. По этой мозаике ходил сам Нерон!