Немецкий снайпер на восточном фронте 1942-1945 - Оллерберг Йозеф (электронные книги без регистрации TXT) 📗
После тяжелого ночного марша стрелки рано утром заняли новые позиции и начали рыть окопы. Русские преследовали нас по пятам, и мы ожидали появления русских патрулей в любой момент. Я сопровождал капитана Клосса при последнем неформальном осмотре оборонительных сооружений. Неожиданно одиночный выстрел разорвал рассветную тишину и поразил одного из пулеметчиков, чья позиция находилась в пяти метрах перед нами. Пригнув головы, я и Клосс поспешили к окопу пулеметчиков. В нем мы увидели стрелка, который сидел, держа в руке свою кепку, с которой была сорвана пулей кокарда с изображением эдельвейса. Зепп мгновенно понял: это было работой русского снайпера. Пехотинец, находившийся на фронте всего несколько дней, увидев командира, тут же захотел доложить, откуда на него обрушился выстрел. Прежде чем я успел остановить его, он снова приподнялся над краем окопа. Однако я повалился на него, прежде чем новобранец успел произнести первое слово. В тот же миг русский выстрелил снова и поразил верхнюю часть головы поваленного на землю стрелка. Пуля отколола кусок его черепа с левой стороны, и окоп забрызгала кровь.
Но, несмотря на серьезность ранения, стрелок не потерял сознания. Я и второй пулеметчик вытащили медпакет из кармана раненого и перебинтовали его. Затем Клосс забрал его с собой на батальонный пункт медицинской помощи. По пути боец, заикаясь, спрашивал:
— Что случилось? Кто выстрелил в меня? Я ранен? — он вдруг посмотрел на Клосса широко открытыми глазами и спросил: — Папа, ты теперь заберешь меня домой? Мама, должно быть, ждет нас!
Клосса при этих словах пронзила дрожь, но он ответил:
— Не беспокойся, парень. Ты просто упал. Мы сейчас отправимся домой, и все будет хорошо.
Я оставался на позиции пулеметчиков. Известие о том, что поблизости находится русский снайпер, словно лесной пожар, распространялось по позициям стрелков. Все они были начеку. И каждый смотрел на меня, как на человека, который решит проблему. Снайперы всегда подвергались давлению подобного рода. В частности, офицеры всегда ожидали от них бесстрашного и успешного выполнения любой задачи, которую они перед ними ставили, даже если она была невыполнимой. Когда снайпер справлялся с заданием, это воспринималось просто как выполнение им своей работы. Но если же ему не удавалось достичь результата, это зачастую оценивалось как малодушие или непрофессионализм. Однако снайпер не может постоянно совершать чудеса, особенно сталкиваясь с вражеским снайпером. Но я все-таки был везунчиком. Хотя я и сталкивался с подобным давлением со стороны товарищей, но мои командиры всегда проявляли понимание ко мне, что было необычайно редким явлением на фронте.
Всегда, если это оказывалось возможным, я сооружал себе хорошо замаскированные наблюдательные позиции, когда моя часть перемещалась на новый рубеж. И как только на замену раненому прибыл еще один пулеметчик, я тут же переместился на одну из таких заранее подготовленных мной позиций. Находясь на ней, я надеялся выследить советского снайпера. Но мой противник был хитрым чертом, поскольку он вдруг просто исчез. Весь день прошел в напряженном ожидании, но больше ничего не случилось. Вечером стрелки в который раз оставили свои позиции, как только пули, выпущенные из русских пулеметов, полетели через нейтральную территорию.
Через несколько дней горные стрелки добрались до заросшей лесом долины реки Марос. Каждодневные разведывательные вылазки Клосса, посвященные поиску следующих оборонительных позиций, закончились. Я шагал вперед в окружении товарищей. Все они страдали от хронической усталости и шли, словно в трансе. Только караульные отряды оставались начеку. Авангард из пяти бойцов двигался в пятидесяти метрах от меня и моих товарищей. Вдруг глухой звук взрыва вывел стрелков из их сомнамбулического состояния. Каждый из них тут же пришел в себя и пополз к укрытию. Я сразу понял, что мы не попали в засаду, а просто один из стрелков наткнулся на мину. Мое предупреждение быстро распространилось среди уцелевших бойцов, и каждый из них начал ползти вперед со всей возможной осторожностью. Поскольку я находился рядом с авангардом части, я устремился к раненому бойцу вместе с санитаром.
В свете фонарика лицо умирающего бойца казалось белым как мел. С его губ не слетало ни единого звука, а его глаза уже затуманенно смотрели в бескрайнее небо. Первая мина оторвала нижнюю часть его левой ноги, а когда этот боец рухнул спиной на землю, сдетонировала вторая мина, разорвавшая его спину и бедра. Окровавленные части его тела дрожали, словно желе. Из его разорванных артерий били небольшие фонтаны крови. Из ран торчали осколки костей. Когда я и санитар оказались рядом с ним, смертельно раненный стрелок вздохнул, в последний раз дернулся в конвульсиях и умер.
На этой войне больше не было места ритуалам. Погибший солдат был всего лишь трупом, и мы оставили его там, где он умер. Санитар лишь снял с мертвеца его опознавательный знак. Остатки части тем временем выстроились в единую колонну позади двух бойцов, которые осторожно позли на четвереньках и рассматривали поверхность в поисках новых мин. Позднее выяснилось, что немецкие стрелки зашли на минное поле, сооруженное отступающими венгерскими частями, чтобы прикрыть их собственное отступление. Нашему батальону потребовалось более пяти часов, чтобы преодолеть несколько сотен метров через это минное поле, при этом каждый боец старался идти след в след за прошедшими впереди него. В результате нам удалось избежать новых потерь.
По счастью, подобные попадания на минные поля были крайне редки. С началом непрекращающегося немецкого отступления, в основном именно бойцы Вермахта создавали позади себя минные поля, чтобы задержать преследовавших их русских, в то время как у стремительно продвигавшихся советских войск редко возникала необходимость обезопасить свои позиции подобным образом.
Однако происшедший инцидент вывел стрелков из апатии. После этого они внимательно следили за тем, чтобы снова не наткнуться на мины. Достигнув своих новых позиций, мы заметили, что на одном из участков, заросших кустарниками, виднелись земляные насыпи, свидетельствовавшие о том, что под ними что-то зарыто. Мы знали, что в этом районе размещался венгерский полк, и, предположив худшее, стрелки обтянули лентой подозрительный участок, чтобы туда не сунулись остальные бойцы батальона, следовавшие за нами. Но поскольку данный участок не мог быть исключен из оборонительных позиций, было решено частично расчистить его. Под руководством бойцов из авангарда были собраны команды из солдат, которые должны были разминировать участок. Они подползли на четвереньках и начали ощупывать насыпи пальцами и остриями штыков. Неожиданно несколько стрелков взвыли от отвращения. Предполагаемые мины оказались кусками дерьма. Они обтянули лентой не минное поле, а отхожее место!
Дивизия едва успела достигнуть своих новых передовых позиций у населенного пункта Деда в Венгрии, когда враг начал мощное, неослабевающее и согласованное наступление на позиции стрелков, продолжавшееся с 24 сентября до 8 октября. Эти ожесточенные бои приводили к огромным потерям, но горным стрелкам удавалось долгое время отбивать атаки и удерживать свои позиции. Однако советские войска в конце концов сумели прорваться на южном участке 3-й горнострелковой дивизии. Цельность немецкой передовой снова оказалась под угрозой, и дивизии пришлось оставить свои позиции, на оборону которых было положено так много жизней. Стрелки отходили к новой линии обороны вдоль реки Тиса.
Ситуацию усложнял тот факт, что венгры больше не были надежными союзниками. Их политические фракции оказались парализованными, а ряд армейских частей перешли на сторону русских, хотя остальные части оставались преданными немцам. Решительная слабость немецкого фронта при этих обстоятельствах была очевидна. С этих пор я и мои товарищи стали встречать на своем пути колонны беженцев из числа гражданского населения, отступавших вместе с частями Вермахта. Среди беженцев были не только люди немецкого происхождения, но также много венгров, находившихся в оппозиции к коммунизму.
