Немецкий снайпер на восточном фронте 1942-1945 - Оллерберг Йозеф (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Оказавшись на холме, мы получили отличный обзор хорошо оборудованных русских позиций. Пока мы просматривали их через бинокли, я вдруг заметил движение в кустарнике в двадцати метрах от позиций и разглядел в сумраке бледное пятно. Всмотревшись в него, я увидел, что это сидящий на корточках русский со спущенными штанами, который решил облегчиться.
— Йозеф, ты тоже видишь это? — прошептал мне сержант. — Иван присел на корточки и справляет большую нужду. Если ты сможешь подстрелить его, других охватит должный страх. Они думают, что мы совершенно в другом районе. Я вернусь к остальным. Оттяни свой выстрел настолько, насколько это возможно, а затем следуй за нами.
Сержант исчез, и я поймал русского в перекрестье прицела. "Дай ему просраться, он это заслужил", — сказал я себе. Неожиданно мне в голову пришла циничная и одновременно комичная рифма: "Пока ты посрешь, от пули умрешь!" Таково остроумие на войне.
Расстояние до цели было около 150 метров. Нужно было целиться немного выше. Чтобы быть уверенным, что пуля попадет в грудь, я прицелился в голову врагу. После этого я глубоко вздохнул, сконцентрировался и выстрелил. В то же мгновение русский приподнялся, и поэтому пуля поразила низ его живота, разорвав его кишечник и выйдя через большую дыру в спине. Он заорал, словно раненый зверь. Услышав выстрел, его товарищи выскочили из блиндажа и открыли яростный беспорядочный огонь. Я отполз назад и поспешил за своими товарищами.
Как только забрезжил рассвет следующего дня, я и команда патруля снова двинулись искать отрезанных от нас товарищей. Также перед нами стояла задача, если это будет возможным, захватить русского и привести его с собой для допроса. Тем же путем, который уже хорошо знали, мы подползли к врагу. Русские к этому времени, видимо, решили получше разведать положение врага. Однако они вышли на разведку позже, чем мы, и двое патрулей столкнулись прямо у самых советских позиций. Поскольку немецкие пехотинцы двигались более осторожно, мы заметили русских первыми, и преимущество внезапной атаки было на нашей стороне. Более того, в нашем оснащении было новое оружие, которое стало доступным в небольших количествах только за последние несколько недель, — штурмовая винтовка Stg-44, которая вобрала в себя качества пистолета-пулемета и карабина. Она была оборудована переводчиком, который переключал ее между полуавтоматическим и полностью автоматическим режимами ведения огня. Винтовка заряжалась специальными промежуточными по мощности между пистолетным и винтовочным патронами 7,92433 мм. Ее магазин был рассчитан на тридцать патронов. Таких боеприпасов было достаточно для стрельбы до 300 метров. Также штурмовая винтовка Stg-44 была более удобна для стрельбы, чем карабин К98к, поскольку патроны были меньшей мощности и часть энергии пороховых газов использовалась для автоматической перезарядки, в то время как отдача от К98к приводила к болезненным ушибам после сорока-пятидесяти выстрелов, которые появлялись даже у бойцов, привыкших к этому оружию. Стоит сказать, что одной из причин того, что за время боя из винтовки "К98к" поражалось не слишком много противников, было то, что бойцы больше концентрировались на том, чтобы не пострадать от отдачи, чем на прицельных выстрелах.
В последовавшем коротком и жестоком бою с русским патрулем штурмовые винтовки Stg-44 доказали свои достоинства. Всего за несколько минут все враги были убиты или серьезно ранены при отсутствии каких-либо потерь с нашей стороны. Победа была столь полной, что среди русских не оказалось ни одного достаточно твердо стоящего на ногах, чтобы его можно было увести с собой для допроса. У нас не оставалось сомнений, что нам делать с ранеными советскими бойцами. Один из разгоряченных пехотинцев, не чувствительный к подобным вещам, застрелил нескольких еще живых русских из своего пистолета, пока остальной патруль обыскивал мертвых в поисках полезной информации в виде расчетных книжек, пропусков и личных документов, имевших тактическое значение. Но противник прервал наши поиски огнем тяжелых минометов с соседних позиций, совершенно не считаясь с тем, что снаряды могли обрушиться на их товарищей. Нам пришлось отойти быстро, насколько это было возможно.
Мы стремительно отползли вдоль края минного поля к участку, заросшему кустарниками. По нему мы продвинулись еще на несколько сотен метров и вдруг увидели позиции своих товарищей, которых искали. Однако тут же стало видно, что все они мертвы. Расстреляв все пули до последней, окруженные стрелки, вероятно, погибли в рукопашном бою. Нам оставалось только разглядывать их позиции из кустов. Более полное и близкое их обследование было невозможно, поскольку между ними и русскими позициями было практически полностью открытое пространство. Более того, до патруля доносились раздававшиеся рядом голоса, что заставляло нас предположить, что враг находится в непосредственной близости.
Просматривая окружающую местность в бинокль, я вдруг задержал свой взгляд на предмете, который привлек мое внимание. Это была новенькая с иголочки горнострелковая кепка. Нашитая на нее кокарда с эдельвейсом ярко блестела на солнце. Я критически осмотрел свою изношенную кепку и тут же решил произвести обмен. Я осторожно пополз к привлекшей меня цели. До кепки оставалось всего несколько метров, когда я вдруг увидел тело немецкого бойца, которому она принадлежала. Его пустые глаза таращились в небо, а его грудь была настолько разорвана осколками, что обломки костей выпирали наружу. Цепочка идентификационной жестяной бирки на шее погибшего съехала ему на уши. Оказавшись возле него, я опустил свою кепку на лицо убитому и вместо нее подхватил новенькую. Я не без удовольствия обнаружил, что кепка убитого сидит на мне, как родная.
В этот момент я услышал звук приближающейся машины и понял, что наступило самое время, чтобы уйти. Мысль о том, чтобы взять личный опознавательный знак погибшего товарища, пришла ко мне только тогда, когда уже было слишком поздно. Когда я подумал об этом, прячась в кустарниках, русская машина находилась уже в опасной близости, и снова подползти к убитому было нельзя. Так погибший солдат стал частью обезличенной статистики в списке бойцов, пропавших без вести во время боевых действий. Требовалось лишь одно мгновение, чтобы подхватить его личный опознавательный знак. Тогда родные погибшего могли бы узнать о его судьбе и не страдать от напрасных надежд. Но я думал лишь о том, как заполучить новую кепку. Чувство вины за это преследовало меня до конца жизни.
Румынию охватили ожесточенные бои, и теперь только 3-я горнострелковая дивизия, непоколебимо защищавшая свои позиции, стояла на пути Красной Армии. Несмотря на численное превосходство врага в людях и материальной части, дивизия держалась до последнего, чтобы выиграть время, необходимое для стабилизации немецкой линии фронта. Численный перевес советских войск был подавляющим. И чтобы предотвратить прорыв, немецкие бойцы были вынуждены обратиться к засадной тактике, великолепно работавшей в данных условиях, когда русские пытались прорваться через узкие горные перевалы. При этом создались идеальные условия для работы немецких снайперов. У противника не было особого выбора маршрута наступления. Соответственно снайперы заранее подготавливали хорошо замаскированные позиции с отличным обзором и могли вести из них огонь по врагу, заранее рассчитав дальность. В результате даже несмотря на превосходящие силы противника, немецкая оборона была успешной. Среди узких долин русские не могли обрушить на немцев всю мощь своего численного превосходства, а вместо этого были вынуждены преодолевать с боями каждый метр и нести огромные потери. В подобных боях мне удавалось уничтожать до двадцати врагов в день, правда, лишь немногие из них были добавлены к моему официальному снайперскому счету.
В начале сентября Клосс показал мне циркуляр из ОКХ касательно снайперов Вермахта и войск СС. Согласно распоряжению фюрера, 20 августа 1944 года был учрежден специальный нарукавный знак снайпера (черная голова орла с желтым клювом, зелеными дубовыми листьями и желудем на овале из серой ткани), имевший три степени. Третьей степенью этого знака (без окантовки) награждались снайперы за двадцать подтвержденных уничтоженных противников. Второй степенью (с серебристым кантом) — за сорок. И первой степенью (с золотистым кантом) — за шестьдесят. Новый знак должен был носиться в нижней части правого рукава выше манжета, при наличии иных квалификационных знаков знак снайпера носился чуть выше. Но было ясно, что ни один здравомыслящий снайпер не станет надевать униформу с подобным знаком во время боев. Значение знака должно было вскоре стать известно врагу, а потому его ношение было бы равносильно самоубийству.
