Собрание сочинений. Том 5 - Маркс Карл Генрих (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
С утра 26-го снова должен был начаться бой. Однако Кавеньяк не имел особенного желания бросать свои войска в эту сеть баррикад. Он угрожал бомбардировкой. Были подвезены мортиры и гаубицы. Завязались переговоры. В это время Кавеньяк приказал начать подкоп под ближайшие дома — что, впрочем, было возможно лишь в очень ограниченных размерах за недостатком времени, а также из-за прикрывавшего баррикады с одной стороны канала; он приказал также установить внутренние сообщения с примыкающими домами из ранее захваченных домов через проломы в брандмауерах.
Переговоры были прерваны; бой возобновился. Кавеньяк приказал генералу Перро вести наступление из предместья Тампль, а генералу Ламорисьеру — с площади Бастилии. Из обоих пунктов по баррикадам был открыт сильный артиллерийский огонь, Перро продвигался довольно быстро, захватил остальную часть предместья Тампль и даже вклинился местами в предместье Сент-Антуан. Ламорисьер продвигался медленнее. Первые баррикады устояли под огнем его пушек, хотя первые дома предместья были подожжены его гранатами. Он еще раз начал переговоры. С часами в руке ждал он той минуты, когда будет иметь удовольствие сравнять с землей огнем своей артиллерии наиболее густо населенный район Парижа. Тогда часть инсургентов, наконец, капитулировала, между тем как другая, атакованная с флангов, после короткого боя отступила за пределы города.
Это был конец июньских баррикадных боев. За пределами города происходила еще ружейная перестрелка, но она не имела уже никакого значения. Бежавшие инсургенты были рассеяны по окрестностям и по одиночке захвачены кавалерией.
Мы дали это чисто военное описание борьбы, чтобы показать нашим читателям, с каким геройским мужеством, с каким единодушием, с какой дисциплиной и с каким военным искусством сражались парижские рабочие. Сорок тысяч рабочих сражались четыре дня с противником, превосходившим их вчетверо, и были на волосок от победы. Еще немного — и они закрепились бы в центре Парижа, взяли бы ратушу, учредили бы временное правительство и удвоили бы свою численность как за счет населения захваченных частей города, так и за счет мобильной гвардии, которой нужен был тогда лишь толчок, чтобы перейти на сторону рабочих.
Немецкие газеты утверждают, что это было решающее сражение между красной и трехцветной республикой, между рабочими и буржуа. Мы убеждены, что это сражение ничего не решает и не приведет ни к чему, кроме внутреннего раскола среди самих победителей. В остальном, даже с чисто военной точки зрения, весь ход событий доказывает, что в недалеком будущем рабочие должны будут победить. Если 40000 парижских рабочих могли достигнуть таких огромных результатов в борьбе с противником, вчетверо превосходившим их численно, то что сможет совершить вся масса парижских рабочих, если она будет действовать единодушно и согласованно!
Керсози схвачен и в настоящий момент, вероятно, уже расстрелян. Буржуа могут его расстрелять, но не могут отнять у него той славы, что он впервые организовал уличные бои. Они могут его расстрелять, но никакая сила в мире не сможет помешать тому, что его боевые приемы будут применяться в будущем во всех уличных боях. Они могут его расстрелять, но не могут помешать тому, что его имя войдет в историю как имя первого баррикадного полководца.
Написано Ф. Энгельсом 30 июня — 1 июля 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» №№ 31 и 32, 1 и 2 июля 1848 г.
Перевод с немецкого
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ГЕРМАНИИ
Кёльн, 2 июля. Натравливать народы друг на друга, использовать один народ для угнетения другого, чтобы таким образом продлить существование абсолютной власти, — вот к чему сводилось искусство и деятельность всех существовавших доселе правителей и их дипломатов. Особенно отличилась в этом отношении Германия. За последние семьдесят лет, чтобы не углубляться в более отдаленное прошлое, она за английское золото предоставляла британцам своих ландскнехтов против североамериканцев, боровшихся за свою независимость. Когда вспыхнула первая французская революция, опять-таки именно немцы дали натравить себя, как свору бешеных собак, на французов; это они грозили в свирепом манифесте герцога Брауншвейгского, что не оставят в Париже камня на камне[108]; это они вступили в заговор с эмигрировавшими дворянами против нового порядка во Франции, получив за это мзду от Англии под видом субсидий. Когда у голландцев впервые за последние два столетия появилась, наконец, разумная мысль — положить конец безумному хозяйничанью Оранской династии и превратить свою страну в республику[109], — палачами свободы выступили опять-таки немцы. Швейцария также могла бы немало порассказать о соседстве немцев, а Венгрия лишь очень не скоро сможет оправиться от бедствий, причиненных ей Австрией, германским императорским двором. Даже в Грецию посылались банды немецких наемников, чтобы поддержать там крохотный трон любезного Отто[110], и даже в Португалию посылали немецких полицейских. А конгрессы после 1815 г., походы Австрии в Неаполь, Турин, Романью, заточение Ипсиланти, затеянная под давлением Германии поработительная война Франции против Испании[111], поддержка, которую Германия оказывала дон Мигелу[112], дон Карлосу[113], ганноверские войска, служившие орудием реакции в Англии; расчленение Бельгии и ее термидоризирование в результате немецкого влияния! Даже в самой глубине России немцы являются оплотом самодержца и мелких деспотов — вся Европа наводнена, Кобургами!
Польша ограблена и расчленена при помощи немецкой военщины; Краков ею же предательски задушен[114]. Ломбардия и Венеция порабощены и доведены до полного истощения с помощью немецких денег и немецкой крови; всякое освободительное движение во всей Италии раздавлено при прямом или косвенном участии Германии, с помощью штыков, виселиц, тюрем, галер. Перечень грехов гораздо длиннее, лучше прекратим его!
Вина за эти гнусности, совершенные с помощью Германии в других странах, падает не только на немецкие правительства, но в значительной степени и на немецкий народ. Не будь его ослепления, его рабского духа, его готовности играть роль ландскнехтов и «благодушных» палачей, служить орудием господ «божьей милостью», — не будь этого, слово «немец» не произносилось бы за границей с такой ненавистью, с таким проклятием и презрением, а порабощенные Германией народы давно достигли бы нормальных условий свободного развития. Теперь, когда немцы сбрасывают с себя свое собственное ярмо, должна быть изменена и вся их политика по отношению к другим народам. Иначе наша юная, почти только лишь предчувствуемая свобода окажется закованной в те самые цепи, которыми мы опутываем чужие народы. Германия станет свободной в той же мере, в какой предоставит свободу соседним народам.
Наконец-то действительно начинается просветление. Ложь и извращение фактов, столь усердно распространявшиеся старыми правительственными органами относительно Польши и Италии, попытки искусственно разжечь ненависть, высокопарные фразы о том, что дело-де идет о немецкой чести, о немецком могуществе, — все эти магические формулы уже утратили свою силу. Только там, где за этими вычурными патриотическими фразами скрываются материальные интересы, только у части крупной буржуазии, устраивающей под вывеской официального патриотизма свои собственные дела, этот официальный патриотизм еще делает свое дело. Это знает и этим пользуется реакционная партия. Но широкие массы немецкого среднего сословия и рабочего класса понимают или хотя бы чувствуют, что свобода соседних народов является гарантией их собственной свободы. Разве война Австрии против независимости Италии, война Пруссии против восстановления Польши, — разве эти войны пользуются популярностью и, напротив, не рассеиваются ли последние иллюзии относительно этих «патриотических» крестовых походов? Но одного этого понимания, одного этого чувства еще недостаточно. Для того чтобы немецкая кровь и немецкие деньги больше не расточались, вопреки собственным интересам Германии, для угнетения других национальностей, для этого мы должны добиться настоящего народного правительства, а старое здание должно быть снесено до самого основания. Лишь тогда кровавая и в то же время трусливая политика старой, вновь восстановленной системы уступит место интернациональной политике демократии. Как же вы хотите осуществлять демократическую политику вовне, когда внутри демократия скована по рукам и ногам? И тем не менее и по эту и по ту сторону Альп должно быть сделано все, чтобы всеми мерами подготовить демократическую систему. Со стороны итальянцев нет недостатка в заявлениях, из которых явствуют их дружественные чувства по отношению к Германии. Напомним о манифесте временного правительства в Милане к немецкому народу[115] и о многочисленных статьях итальянской печати, выдержанных в том же духе. У нас перед глазами новое свидетельство этих настроений — частное письмо редакции издающейся во Флоренции газеты «Alba» к редакции «Neue Rheinische Zeitung». Оно датировано 20 июня, и в нем, в частности, говорится:
