Солдат трех армий - Винцер Бруно (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗

С пылающими щеками читал я в детстве книги о войне, затаив дыхание внимал рассказам моих учителей, а позднее начальников. И вот теперь пробил час — час реванша за 1918 год. Моя гордость была беспредельной.

Когда-то переговоры о перемирии происходили в железнодорожном вагоне в Компьенском лесу. С тех пор это географическое название и этот вагон были известны всему миру. В дальнейшем вагон находился во французском музее. Гитлер до малейших деталей разработал план мести. Он приказал немедленно доставить этот вагон и тот же лес, точно на то же самое место, где он стоял в 1918 году. Здесь французский генерал Петэн подписал условия перемирия.

Мы были в восторге и аплодировали как после потрясающего спектакля при участии популярных актеров.

Французам казалось, что для них война закончилась. Медленно освобождаясь от паралича, вызванного быстрым поражением, они снова занялись работой и своей обычной деятельностью, а также той работой, которую им теперь навязывала и к которой принуждала наша так называемая «гражданская администрация». Однако по вечерам они вели политические разговоры в кафе за аперитивом у маленьких столиков на тротуарах. Они поругивали правительство, как предыдущее, так и нынешнее, которое теперь находилось в Виши.

Когда я приходил в парикмахерскую — а кто же из нас, офицеров, отказывался от такой роскоши, как бритье за несколько пфеннигов, — в салоне царило ледяное молчание. Все мои попытки использовать мои школьные познания во французском языке оставались безрезультатными. Но не было ни одного француза, который не пропускал бы меня вне очереди. Сколько бы человек ни ждало обслуживания, я всегда оказывался первым в очереди. Они обращались со мной как с гостем, правда незваным. Порой мне казалось, что они, может быть, этим сами себя бичуют и разжигают свое негодование примерно в таком духе: пусть он сейчас пройдет вперед, придет день, когда любой французский парикмахер откажется мылить рожу этому «бошу»! Это меня не беспокоило. Я давал на чай парикмахеру, он открывал передо мной дверь с вежливой фразой. «Au revoir, monsieur!», но на его лице можно было прочесть, что он, вероятно, охотнее всего дал бы мне пинок в зад.

Однажды я был свидетелем возбужденной дискуссии. Главным оратором был маленький коренастый человек, который в своей шерстяной непромокаемой куртке походил на крестьянина. Он не переставая кричал на парикмахера, который пытался его успокоить. Хозяева не любят шумных споров в своих лавках.

На меня они не обращали внимания. Как я ни старался, но все же с трудом понял только часть того, о чем говорилось. Речь шла об инциденте у Орана. Я уже слышал об этом утром по радио. Англичане потребовали от правительства Виши выдачи французского флота, стоявшего на якоре близ Орана у берегов Африки и, таким образом, не попавшего в руки оккупантов.

Правительство Виши желало сохранить этот флот в соответствии с условиями перемирия. Но в Лондоне находился французский генерал де Голль, он там организовывал сопротивление Гитлеру. Ему не было дела до перемирия, он его не подписывал, и он требовал выдачи флота. Правительство Виши отклонило требование.

После этого британский флот потопил французские корабли, стоявшие на якоре.

Люди, находившиеся в парикмахерской, были возмущены и ругали англичан. Они тогда еще не понимали, что это был правильный поступок: жертва была необходима, чтобы Гитлер не мог наложить руку на эту эскадру.

Но пока что Геббельс использовал инцидент для очередного трюка. Огромные плакаты и французские газеты, контролируемые германским министерством пропаганды, обращения по радио и выступления подкупленных коллаборационистов должны были разъяснить населению, что немцы являются его подлинными друзьями, а англичане, напротив, — его исторические враги.

Затем на французов были возложены новые обязательства. Франция должна была поставлять, поставлять, поставлять…

А французы должны были работать, работать и снова работать…

Германская гражданская администрация покупала все, что только можно было купить.

Грузовые маршруты и поезда с отпускниками направлялись в Германию. Солдаты посылали на родину посылочки, офицеры — посылки, а генералы — целые товарные вагоны.

Все это оплачивалось не имевшими никакой цены оккупационными бумажными деньгами, пестрыми векселями с оплатой в далеком будущем, когда вся Европа окажется под германским правлением: неслыханный грабеж.

Потом покатили в Германию поезда с французскими рабочими во все большем и большем количестве.

Наконец появились британские бомбардировщики. Они были брошены против нас, но при этом неизбежно превращались в развалины французские фабрики, города и деревни; испепелялись церкви, замки и музеи; сгорали дома и деревенские дворы; погибло множество невинных людей.

Беды обрушились на страну, которая однажды уже была четыре долгих года ареной военных действий. Перемирие, которое французы отчасти со вздохом облегчения, отчасти в унынии приветствовали, вовсе не было концом, оно было началом новой поры чудовищных страданий, через которые, однако, надо было пройти для того, чтобы освободить Францию от фашистской оккупации.

«Морской лев» [33]

— Вы немедленно принимаете 1-ю роту! Командир нашей части, полковник Шварцбек, произнес нечто вроде речи: он выразил пожелания успеха, говорил о задачах командира роты, о моем предшественнике, о будущем и еще разных вещах. Но я немногое из этого воспринял. Я слышал только одно: «командир роты».

Несколькими днями ранее почтенный майор Петерс приколол к моему мундиру Железный крест, вероятно и за разведывательную операцию, и за атаку линии блиндажей, либо за все в совокупности. Уже это одно меня осчастливило, я мог теперь спокойно находиться в соседстве с солдатами, уже получившими этот орден в первую мировую войну. Но вот я стал командиром роты, а это имело гораздо большее значение.

Как уже упоминалось, нашим командиром полка был австриец. Он имел слабое представление о нашей части, об орудиях, танках и о своих задачах в качестве командира. Во время первой мировой войны он был артиллеристом и постоянно старался приучить нас к стрельбе непрямой наводкой. Он предпочел бы из наших 37-миллиметровых противотанковых пушек вести стрельбу с позиций на обратном скате, как он стрелял из своих мортир где-нибудь в Карпатах или Альпах. Все это не встречало сочувствия с нашей стороны.

Другими военными вопросами он мало интересовался. За столом шел разговор только о венской кухне, кайзершмаррен [34] и других мучных блюдах. Если у офицера нашей части был день рождения, то он имел право заказать повару свое любимое блюдо для всех сидевших за столом. Командир надеялся, что этот трюк явится поводом для кутежа гурманов, по мы бесстыдно заказывали только картошку.

Полковник Шварцбек недолго оставался у нас. Его перевели обратно в Вену, в какой-то автомобильный парк. Вряд ли солдаты сожалели о его уходе — он был с ними не в лучших отношениях, чем владелец хлопковой плантации с батраками.

Полковник почти не знал своих солдат и постоянно путал фамилии.

Его преемником стал пруссак, по фамилии фон Брюкнер. Этот вскоре запомнил фамилию каждого солдата; тем не менее его отношения с ними были не лучше, чем у его предшественника. Но он охотно ел картофель. Так что мы были снова в своей среде. В остальном Брюкнер полностью соответствовал моему тогдашнему представлению о настоящем солдате. Это был строгий командир. Однажды он отвел меня в сторону.

— Вы из рядовых выдвинулись в офицеры?

— Так точно, господин подполковник!

— Когда вас произвели?

Я подробно доложил.

Он осмотрел мою смешанную форму; я все еще был в форме обер-фельдфебеля с пришитыми офицерскими петлицами и погонами и носил одолженную у товарища фуражку с серебряным шнуром.

— Быстро все это смените! Прикажите портному сшить вам мундир и тогда представьтесь мне снова!