Под Ленинградом. Военный дневник - Буфф Вольфганг (книги хорошего качества txt) 📗
Опять слякоть и идёт дождь. Хотя мы и промокли, но зато не страдаем от холода. Мы уже привыкли к жизни в землянках, которые с уютом оборудовали. Когда, тесно прижавшись друг к другу, вместе с Зигбергом и обоими вычислителями мы сидим у окна, то переживаем чудесные часы. Это такие товарищи, которых только может желать сердце. К нам присоединились и маленькие зверьки. Это полевые мыши, которым с нами уютнее, чем снаружи. Они шуршат и пищат вокруг нас, но мы их не трогаем, так как радуемся любому живому существу в этой огромной глуши, в которой, кажется, ничего нет, кроме безжалостной войны. Сегодняшний вечер был спокойнее вчерашнего. Лишь изредка слышен стрекот пулемёта или пушечный выстрел. А так — глубокий покой. Когда после работы я сижу один в землянке вычислителей, это маленькое жилище представляется мне нарядной кельей, где я могу молиться.
Понедельник, 27 октября 1941 г.
Ночь прошла спокойно, и утром не раздавалось ни одного выстрела наших орудий. Вдали слышен фронт. Ночью выпало много снега, который налипает, препятствуя движению. Поэтому первая половина дня была использована для дальнейшего обустройства наших жилищ. В снарядной гильзе мы растопили снег для стирки носков и подворотничков.
Вторник, 28 октября 1941 г.
Вчера пополудни наши орудия произвели несколько выстрелов, но это был самый тихий день из всех, что мы провели на позиции. Вечером я сидел у огня и писал письмо Лоте (сестра Буффа. — Ю. Л.). Ночь прошла спокойно. С утра тоже тихо. На других участках слышен сильный шум боя. Русские, похоже, вновь пытаются форсировать Неву.
У меня несколько просьб. Чего нам в долгие вечера не хватает, так это света. Нельзя ли прислать несколько свечей и батареек? В этой глуши абсолютно нечего купить. Сегодня после обеда вновь было спокойно. Мы сделали лишь несколько выстрелов. Снаружи пакостно. Мокрый снег уже по щиколотку. А с запада дует холодный ветер. Начинаешь ценить свою землянку, особенно после философской фразы Петера, вернувшегося с поста после холодной ночи: «Такая маленькая нора и так много счастья!»
Почта, которая удивительным образом приходит почти ежедневно, сегодня одарила меня особенно щедро. Письма от Лоты и Теклы, марципан от тёти Марии, зелёный сыр от Метхильды, открытки от доктора Шенцеллера и брата Иоахима. Получил также письма из Бельгии. Одно на французском языке от моих квартиросдатчиков Дюпо в Пети Рояль и другое на голландском — от господина ван ден Хоувеля из Антверпена. Сразу же написал ответ. У меня по-прежнему всё в порядке. В последние дни у нас больше не было потерь. Только мерзкая погода и трудности с обустройством. Чувствую себя здоровым, ни разу не простужался, хотя ноги несколько раз замерзали. Снабжение сейчас хорошее и достаточное. Сегодня русские вновь немного стреляли. Но их снаряды ложатся далеко за нами.
Среда, 29 октября 1941 г.
Минувшая ночь вновь прошла тихо. В течение дня мы сделали несколько выстрелов. Капитан вернулся с передовой и сообщил о непонятной полной тишине в окопах русских. Однако мы сомневаемся, что это так. Мы начеку, чтобы встретить новую атаку.
Сегодня по-настоящему морозно. Нежный рассыпчатый снег по щиколотку, а вокруг стоит лес в своём прекрасном зимнем убранстве. Когда вечерняя заря окрашивает небо на западе в пурпурный цвет и начинают мигать первые звёзды, то меня охватывает чувство подобное тому, когда слушаешь церковное вечернее песнопение.
Сегодня нам сообщили, что Сталин, наконец, уехал из Москвы и направился в Сталинград. Там он с английской и американской помощью намерен продолжить сопротивление.
Примечание: Опять Буфф по радио и из армейской прессы получает фальсифицированные сообщения, составленные пропагандистским аппаратом Геббельса. Поскольку никакой другой информации нет, то он всему этому полностью верит. — Ю. Л.
Четверг, 30 октября 1941 г.
Ночь была спокойной, но морозной. Утром холодный северо-восточный ветер. Кажется, что русская зима прочно вошла в эти широты. Самые прекрасные дни осени позади. Эту ночь я провожу в офицерском блиндаже, так как капитан отсутствует, и вахмистр Об пригласил меня туда. С нами третий спутник — лохматая собачонка папаши Рихтера.
После спокойной ночи настоящее зимнее утро с обильным снегом и небольшим морозцем. Растопив снег, я умылся и побрился. Не люблю ходить с длинной бородой, хотя здесь это повсеместная мода. На фронте сегодня до обеда тихо, в небе тоже. Мы ни разу не стреляли. Всё больше признаков, что в этом году снег больше уже не сойдёт. Когда не стреляют, мы собираемся у огня в землянках. Вместе с Линдеманном и Маршталлером мы вспоминаем былое и строим планы на будущее.
Суббота, 1 ноября 1941 г.
Сегодня утром в 6 часов была небольшая работа для наших орудий, так как русские вновь проявили активность. Действительно, это был живой праздник всех святых. Долго я сидел в капитанском бункере за телефоном. После обеда стало спокойнее, а к вечеру совсем всё стихло. Вновь втроём мы сидели у огня и разговаривали о празднике всех святых.
Воскресенье, 2 ноября 1941 г.
Ночью никто не мешал, а с утра было много дел: укладка боеприпасов, оборудование блиндажа, заготовка дров и т. д. В промежутках — обеспечение стрельбы из орудий. Шеф сегодня один. Я замещал его в блиндаже у телефона, когда он выходил наружу. Ему тоже тяжело. В 53 года это неудивительно. От недостатка света у него болят глаза, от мороза — ноги. Он старается этого не показывать, но я неоднократно слышал, как он, думая, что он один, стонет: «Мне так больно. Я едва ли это выдержу». Длительное пребывание в блиндаже, где можно только сидеть, угнетает. Капитан как-то вышел на воздух размять конечности, попытался помочь в подноске снаряда и упал под его тяжестью. К счастью, без последствий. Бедствием сегодня является отсутствие света. С нетерпением жду свечей и батареек, сколько бы они ни стоили. Днём здесь много работы, а в 16 часов уже темно. Свечей и батареек хватает только на выполнение служебных задач. Поэтому сидим в темноте или полумраке, озаряемые лишь пламенем коптилок.
Угнетает то, что в долгие вечерние часы нельзя ни читать, ни писать.
Две вещи воздействуют сейчас на наши чувства: холодный зимний лес и широкая заснеженная русская равнина. Лишь иногда видны окутанные снегом крыши домов и верхушка церкви в Синявино. И всё это на фоне безжизненности зимней природы. И вдруг пробуждение от грохота орудий и вспышек выстрелов, а также от гула фронта, над которым ночью взлетают осветительные ракеты и видно зарево пожарищ.
Понедельник, 3 ноября 1941 г.
День принёс много хлопот. Работа и стрельба уже с 5 утра. Растёт холод, снег хрустит под ногами и в блиндажах приходится хорошенько топить, чтобы стало тепло. Сегодня на позицию поступило 28 тулупов для часовых, из которых один достался и мне, хотя я не стою в карауле, но в холодном блиндаже за расчётами и ночью он будет мне верно служить.
Вторник, 4 ноября 1941 г.
Вчера пришло письмо от мамы от 22.10 из Крефельда. Первое — на имя унтер-офицера Буффа. Петлички и нарукавные нашивки я достал в Вырице, где разыскал портного. Я ношу не серебряные атрибуты, а полевого образца, что вполне понятно: для меня это всё условности. Надеюсь, что здесь, в полевых условиях, я в полной мере выполняю обязанности унтер-офицера и подаю хороший пример подчинённым. Моим девизом в отношении подчинённых является справедливость и любовь. Как командир отделения вычислителей, я обязан выполнять свой долг, насколько мне позволяют силы. В казарменной атмосфере мне это давалось бы тяжелее, надеюсь, что до этого не дойдёт.
Вселяющими бодрость выглядят сообщения о великолепных успехах наших войск в Крыму и на Азовском море. Также и здесь, на Севере, мы слышим о решающих успехах, и вновь возникает надежда, что нам не придётся проводить здесь всю зиму. Я пишу через день, так как заканчиваются конверты, и я не знаю, когда поступят новые. Вы тоже пишите чаще. Я так радуюсь каждой весточке с родины.
