Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд
Прибыль компании намечалось ежегодно распределять среди всех акционеров, либо в виде денежных выплат им лично, либо в виде предоставления их доверенным лицам долговых обязательств (векселей).
Так выглядело изначальное предложение Л. Ланга, но, поскольку в Правительствующем сенате возникли некоторые вопросы, он отреагировал на них новыми аргументами, изложенными 21 сентября 1739 года. Ланг настаивал на том, что императорское казначейство приобретет огромные выгоды от передачи его компании исключительного права на приобретение у государства всей пушнины, поступившей в виде ясака, так как его освободят от убытков, происходящих из-за продолжительного хранения мехов и возможной утраты ими товарного вида. Далее он предсказывал рост объема таможенных поступлений, значительно превосходящих те, что были прежде, просто потому, что интерес компании будет заключаться в максимальном расширении сферы своей деятельности, а также в подавлении всей контрабандной торговли через границу, из-за которой у таможни возникал общеизвестный громадный недобор податей.
Ее императорское величество могла бы приобрести столько ей угодно акций, вплоть до той суммы, что обычно вкладывалась в государственный обоз. И со своей доли в предприятии она будет получать приличный ежегодный доход. То есть ей не придется ждать сомнительный барыш, поступающий раз в три или четыре года, как это было в случае с обозами. Л. Ланг предполагал, что через компанию можно будет продавать китайцам на границе сибирскую пушнину как минимум на 200 тысяч рублей в год, а периодическими обозами на Пекин можно будет переправлять товара больше, чем прежде. Поскольку компания будет скупать всю сибирскую пушнину, властям в любой момент будет известно, сколько точно ее вывезено из России. Если кто-то из купцов-единоличников пожелает торговать пушниной в местах, где руководство компании примет решение не заниматься торговлей, ему следует приобретать для себя меха в данной компании. Тем самым сводится к минимуму возможность обмана таможенной службы. Пушнину, вывозом за рубеж которой в компании заниматься откажутся, будут каждый год выставлять на аукцион в удобном для него месте, например в феврале в Тобольске. В заключение, если объем капиталовложений, предложенных Л. Лангом для планируемого банка (2 миллиона рублей), выглядит нереальным, он предлагал Сенату самому проанализировать годовую потребность в мехах за ясак и предоставить банку средства на должном уровне. Польза все равно окажется в том, что изначальные банковские ресурсы будут равняться убытку государства на приобретение мехов за ясак, которые теперь, разумеется, станут накапливаться компанией. Казначейству остается возможность по-прежнему каждый год и свободно приобретать всю без взноса ясака пушнину, необходимую ему для собственных целей.
Л. Ланг полностью убедил Сенат и государыню в выгоде предложенного предприятия, даже притом что в случае успешного воплощения в жизнь проекта на территории Российской империи появлялось невиданное прежде частное предприятие. Ему предстояло стать первой «одобренной на самой вершине власти» компанией, в любом случае состоящей из долей, выпущенных банком, гарантом и попечителем которого выступило Русское государство. В ее распоряжение намечалось передать один из самых надежных источников государственного дохода за несколько минувших веков — меха Сибири, не говоря уже о товарном обозе на Пекин как таковом. Теперь предстояло создать самое крупное и, вероятно, самое мощное якобы государственное хозяйственное предприятие, которое в России так и не увидят, по крайней мере до середины XIX столетия. Но вразрез со всеми этими событиями 21 сентября 1739 года вышло императорское распоряжение с официальным разрешением на отправку в Пекин готовившегося уже обоза. После чего Коммерц-коллегии предстояло подвигнуть всех «состоятельных купцов и прочих подданных, изъявивших желание на вложение своего капитала в данную китайскую компанию» подать соответствующую заявку в Коллегию.
В это же самое время Л. Ланг направил в Кабинет еще два предложения, которые, если бы их одобрили, послужили делу расширения и ужесточения монополии его предложенной компании, хотя ни одно не было непосредственно с ней связано. Он надеялся, что в Сибирском приказе настрого запретят российским купцам приобретение пушнины у сибирских коренных жителей в деревнях и племенных поселениях; только казначейству позволялось собирать пушнику в виде ясака на местном уровне. Купцам следовало приобретать пушнину в городах (где конечно же можно было осуществлять над ними более пристальный надзор). И эта пушнина облагалась таможенными пошлинами в размере 5 процентов с продаж, и с купцов, кроме того, взималась подать в размере 10 процентов от стоимости закупленного меха наличными деньгами или в натуральном виде, когда для казначейства казалось выгоднее приобретение первоклассной пушнины у тех же купцов. В Сенате обращали внимание на то, что согласно инструкциям Сибирского приказа 1721 и 1727 годов 10-процентный налог на приобретенные купцами меха взимался натурой, за исключением только неполных десятин, облагаемых налогом от стоимости в деньгах. К тому же в соответствии с указанием от 1727 года облагались налогом российские товары, прибывающие в Сибирь, по ставке в 5 процентов в Тобольском купеческом дворе, через который они должны были проходить. И никакие товары не разрешалось продавать сибирякам за пушнину до тех пор, пока не заканчивался сбор государственного ясака. В свете этих подходов в Сенате отклонили предложение Л. Ланга брать 5 процентов таможенных пошлин после сбора ясака. Что же касается налогообложения приобретенных мехов в денежном виде, а не натурой, никакого улучшения ситуации оно не давало.
Еще Л. Ланг предложил, чтобы переписку с китайцами в будущем вели из Иркутска, а не из Тобольска просто потому, что Иркутск находился ближе к месту действия и больше подходил для организации из него разведки. При таком раскладе государственную печать, признанную китайцами, следовало переправить в Иркутск. Л. Ланг переживал не только за обоз на Пекин, его к тому же беспокоил нарастающий интерес китайцев к необозначенным участкам границы Сибири с Монголией. Как бы то ни было, в Сенате сложилось иное мнение, и там ссылались на Кяхтинский договор, в котором конкретно указывалось на губернатора в Тобольске как на надлежащего организатора переписки. Хотя в Сенате совершенно справедливо проявляли осмотрительность с точки зрения деликатности данного дела, однако предложение Л. Ланга все-таки выглядело весьма многообещающим. Накал противоречий на границе неуклонно нарастал, в то время как властям с обеих сторон приходилось терпеливо ждать на протяжении недель решений из Тобольска или Санкт-Петербурга, Угры или Пекина. В Сенате ответили на просьбу Л. Ланга тем, что ему прислали результаты топографической съемки и картографирования, произведенных масштабной экспедицией под руководством профессора Г.Ф. Мюллера в водоразделах рек Амур и Уда (определившей демаркационную линию, утвержденную Нерчинским договором). Притом что занятую китайцами территорию к северу от Амура пока никто в России не собирался себе возвращать, Л. Ланг проявил завидное благоразумие, когда решил выяснить истину, что подтвердится позже.
В скором времени вслед за принятием решения о формальном образовании русской компании торговых любителей приключений на Востоке были сделаны уведомления в адрес всех заинтересованных лиц с предложением присоединяться к ней. На это первое уведомление никакого отклика не поступило, и в сентябре 1740 года из Сената последовало распоряжение выпустить второе уведомление, причем придать ему самое широкое хождение по империи. Прошел впустую еще один год, и опять ни купцы, ни прочие инвесторы интереса к предприятию не проявили. 31 августа 1741 года в Сенате пришлось смириться с тем фактом, что «до сих пор заинтересованных в китайской компании лиц все еще не появилось», и распорядиться о повторном обнародовании указа двухлетней давности. Наконец в марте 1742 года из Сената поступил запрос в Коммерц-коллегию на отправку «следующей почтой» устава предложенной компании, которую намечалось образовать по образцу и подобию Голландской Ост-Индской, но и эта инициатива ничего не дала. Насколько можно судить, ни русские, ни иноземные купцы не видели привлекательной перспективы во вложении своих капиталов в такого рода общество. До тех пор, пока царь Павел в последний год уходящего столетия не учредил Российско-Американскую компанию, никаких других реальных усилий по делегированию государственной монополии в частные руки не прилагалось. Русские предприниматели и купцы не располагали опытом распоряжения акционерным капиталом. Не следует удивляться поэтому, что первое такое предприятие в российской истории создавалось посредством имперского декрета.
