Всеобщая история географических открытий. Книга 2. Мореплаватели XVIII века - Верн Жюль Габриэль

Полная безвыходность! Если корабль снимется с камней он пойдет ко дну, как только его перестанет поддерживать скала; если он останется на мели, его уничтожат волны, которые разобьют корпус! А шлюпок слишком мало, чтобы за один раз доставить всю команду на сушу!

Не следовало ли опасаться, что при подобных обстоятельствах дисциплина будет попрана? Кто мог поручиться, что братоубийственная борьба не сделает катастрофу непоправимой? А если даже часть матросов доберется до земли, какая участь ожидает их на этом негостеприимном берегу, где с помощью сетей и огнестрельного оружия они лишь с трудом смогли бы добывать себе пищу? Что, наконец, произойдет с теми, кому придется остаться на корабле? Эти страшные мысли занимали умы всех. Но чувство долга было настолько сильно, авторитет начальника, сумевшего заслужить любовь команды, оказался настолько велик, что охватившая всех тревога не проявлялась ни криками, ни каким-нибудь нарушением порядка.

Силы людей, не работавших у помп, благоразумно сохранялись до того мгновения, когда будет решаться общая судьба. Принятые меры были очень остроумны; в момент наивысшего прилива все ухватились за шпиль и якорный канат, корабль сошел с мели, и оказалось, что вода поступала в трюм не быстрее, чем в то время, когда он сидел на рифе.

Однако силы матросов, в течение суток переживших столько мучительных минут, подходили к концу. Вскоре пришлось сменять их у помп каждые пять минут, так как они валились с ног от усталости.

В это время плохая весть довела отчаяние до предела. Матрос, которому поручили измерять уровень воды в трюме, объявил, что за несколько секунд она поднялась на восемнадцать дюймов. К великому счастью, почти сразу обнаружили неправильность его замеров, и радость команды была так велика, словно всякая опасность миновала.

Тут одному офицеру, по фамилии Монкхауз, пришла в голову блестящая мысль. Он распорядился подвести к пробоине в боковой части корабля лисель, [92]наполненный смесью из ветоши, шерсти и навоза от находившихся на борту животных. Таким способом удалось частично заделать течь. Люди, еще совсем недавно поговаривавшие о необходимости выброситься на берег, с тем чтобы из обломков корабля построить шлюпку, на которой можно будет добраться до Ост-Индии, теперь думали только о том, как бы найти подходящую гавань для починки полученных повреждений. До гавани, о которой мечтали английские моряки, они добрались 17 июня; она находилась у устья потока, названного Куком рекой Эндевор. Немедленно приступили к работам, необходимым для приведения в порядок корпуса корабля, и вели их со всей возможной быстротой. Больных разместили на суше, а офицеры много раз съезжали на берег, чтобы попытаться застрелить какую-нибудь дичь и раздобыть для страдавших цингой немного свежего мяса. Тупиа увидел животное, которое, по его описанию, Банкс счел за волка. Но несколько дней спустя охотники спугнули нескольких таких животных, скакавших на двух задних ногах и делавших огромные прыжки. То были кенгуру, крупные сумчатые животные, встречающиеся только в Австралии; ни один европеец до тех пор их не видел.

В этих местах туземцы оказались менее свирепыми, чем в какой-либо другой части побережья. Они не только решились приблизиться, но, убедившись в дружелюбном отношении англичан, провели несколько дней в их обществе.

«Обычно среднего роста, они отличались, – говорится в отчете,- исключительной миниатюрностью рук и ног; кожа у них цвета сажи или темно-шоколадная; черные, но не шерстистые волосы, у одних гладкие, у других курчавые, коротко острижены. Некоторые части тела были выкрашены в красный цвет, а у одного из туземцев на верхней губе и на груди имелись белые полосы, которые он называл «карбанда». Черты лица ни в коем случае нельзя назвать неприятными; у них очень живые глаза, белые ровные зубы, нежный и мелодичный голос».

Некоторые туземцы носили необыкновенное украшение, виденное Куком до того лишь в Новой Зеландии: птичья кость толщиной с палец продевалась в носовую перегородку.

Несколько позже вспыхнула ссора из-за черепах; их поймали матросы, а туземцы требовали своей доли, хотя совершенно не участвовали в охоте. Увидев, что их домогательствам не собираются уступать, они ушли разъяренные и подожгли траву вокруг лагеря англичан. Все, что могло гореть, погибло в этом пожаре, и огонь, распространившийся на большое расстояние по холмам, представлял ночью великолепное зрелище.

Банкс, Соландер и еще несколько человек занимались охотой, оказавшейся удачной; им удалось убить кенгуру, опоссумов, [93]динго, множество видов змеи, в том числе несколько ядовитых. Они видели также стаи птиц: коршунов, соколов, иволг, хохлатых и обыкновенных попугаев, голубей и других – совершенно им неизвестных.

Покинув стоянку у реки Эндевор, Кук смог убедиться, какие трудности представляет плавание в этих краях. Со всех сторон виднелись подводные скалы и отмели. В первый же вечер пришлось бросить якорь, так как двигаться ночью среди лабиринта рифов было сопряжено с риском сесть на мель. На краю горизонта море разбивалось о гряду подводных скал, как будто с большей силой, чем о другие; по-видимому, то была последняя гряда.

Когда после пяти дней борьбы с противным ветром Кук добрался туда, он увидел три острова, расположенные в четырех- пяти лье к северу. Но его злоключения еще не кончились. Корабль очутился опять среди рифов и цепей низких островков, находившихся так близко друг от друга, что пройти между ними представлялось немыслимым. Кук задавал себе вопрос, не благоразумнее ли повернуть назад и поискать другой путь. Однако задержка, вызванная подобным обходом, безусловно, не дала бы ему возможности вовремя достичь Ост-Индии. Наконец, против этого плана имелось чрезвычайно веское возражение: запасов провизии на корабле оставалось всего на три месяца.

В тот момент, когда положение стало казаться безнадежным, Кук решил уйти как можно дальше от берега и попытаться проскочить через внешнюю гряду рифов. Вскоре он обнаружил проход, который спустя немного времени привел его в открытое море.

«Столь счастливый поворот судьбы не мог не вызвать живейшей радости, – пишет Киппис. – Сердца англичан преисполнились ею, и весь их вид говорил об удовлетворении. В течение почти трех месяцев им постоянно угрожала гибель. По ночам, когда корабль стоял на якоре, они слышали, как безжалостное море вокруг них разбивалось о скалы, и знали, что стоит якорному канату по какой-нибудь несчастной случайности лопнуть, катастрофа будет неизбежной. Они прошли триста шестьдесят миль и все время были вынуждены ежеминутно забрасывать лот и измерять глубину воды над рифами, среди которых двигались; это был единственный, вероятно, пример столь длительного плавания в подобных условиях».

Хотя англичане избежали почти неминуемой катастрофы, у них оставалось еще немало поводов для беспокойства при мысли о предстоявшем длинном пути по малоизученным морям: корабль набирал девять дюймов воды в час, помпы плохо работали, запасы провизии подходили к концу.

К тому же, спасшись от ужасной опасности, мореплаватели 16 августа снова оказались почти на краю гибели. Подхваченный приливом корабль очутился у линии бурунов, над которыми морская пена взлетала на огромную высоту; так как бросить якорь было невозможно и стоял полный штиль, не оставалось другого выхода, как спустить на море шлюпки, чтобы взять корабль на буксир. Несмотря на все усилия матросов, «Эндевор» находился не больше чем в ста шагах от рифа: как вдруг поднялся легкий ветер – такой слабый, что при других обстоятельствах на него не обратили бы и внимания – и отнес корабль от опасного места. Однако через десять минут ветер утих, течение снова подхватило «Эндевор», и он опять очутился в двухстах футах от бурунов. Еще несколько раз положение то улучшалось, то ухудшалось; наконец удалось обнаружить узкий проход.

«Попытка пройти через него была сопряжена с меньшей опасностью, чем та, которой мы подвергались, оставаясь в этом отчаянном положении, – говорится в отчете. – Поднявшийся, к счастью, легкий ветерок, усилия находившихся в шлюпках матросов и прилив дали возможность приблизиться к проходу, через который корабль затем пронесся с ужасающей быстротой. Сила течения не дала «Эндевор» отклониться к тому или иному краю прохода, хотя тот имел в ширину не больше одной мили; что касается глубины его, то она, при очень скалистом дне, была чрезвычайно неравномерной, составляя то тридцать саженей, то семь».