Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд
Однако в пределах положений Кяхтинского договора, которыми разрешался только единственный обоз определенного размера раз в три года, возможный альтернативный вариант состоял в том, чтобы уполномочить частную компанию или товарищество на ведение торговли. Причем со всеми вытекающими из такого занятия рисками, связанными с государственными проверками, и с единственной надеждой на полное и справедливое налогообложение. Как нам предстоит убедиться позже, такой выбор не стал реальностью просто из-за отсутствия инвесторов, способных вложить в нее необходимые капиталы.
Обозы, напоминавшие о галеонах курсом на Манилу, продолжали преодолевать многотрудный путь до Пекина и обратно.
Составление и снаряжение данного обоза, команду которого назначили всего лишь через 18 дней после издания великого указа Правительствующего сената, проходили в обстановке большой суматохи и спешки. С.Л. Владиславич-Рагузинский позже сетовал на то, что тогда не обошлось и без небрежности, на которую он списывал провал предприятия, не принесшего в казну никакого дохода. Лоренц (Лаврентий) Ланг, как всегда, служил в качестве «директора», а Д. Молокова назначили комиссаром. Их свиту составляли всего 113 человек. Среди них выделим четырех присяжных оценщиков (Иван Осколков, Андрей Пушкарев, Глазунов и Маремьянинов), двух канцеляристов (Дэвид Грейв и Никифор Сырейщиков) и четырех студентов (Михаил Позняков, Иван Быков, Герасим Варщиков или Барышников и Алексей Владыкин), отправленных на замену стажеров, посланных в Пекин четыре года тому назад. В свете исполнения восстановленных запретов Сената в Восточную Сибирь поступили строгие распоряжения по поводу недопустимости перевозки пушнины на китайскую территорию частными лицами, то есть «лицами любого ранга и сословия, как тайно, так и открыто».
Виды на успех нынешнего обоза выглядели куда более многообещающими, чем у обоза Третьякова — Молокова. Китайцы дружелюбно отреагировали на жалобы Л. Ланга по поводу запретов, наложенных на деятельность команды предыдущего обоза. Вину за его коммерческий провал они переложили на русских купцов, но тем не менее дали обещание не чинить препятствий торговле в будущем. За всеми этими письменными любезностями скрывался важный факт того, что в начале 1731 года в Россию прибыло первое китайское посольство. Оно оказалось своего рода заложником у русских чиновников, рассчитывавших на приличный прием их обоза в Пекине. Никогда до или после описываемых событий просьбы или требования с российской стороны не выполнялись китайцами настолько оперативно, без традиционной волокиты.
После получения 21 января 1731 года патента (грамоты) в качестве доверенного руководителя обозом Л. Ланг сразу же отправился из Москвы и 13 мая прибыл в Иркутск, а 19 июля — в Селенгинск. Так как изначальное распоряжение на отправку обоза поступило из Сената почти целый год тому назад, считается, что к приезду Л. Ланга он уже был готов отправиться в путь. Однако из-за нерасторопности китайских таможенников, затянувших с докладом в Пекин о готовности русского торгового обоза, Кяхту покинул только с наступлением ноября. Тем не менее 12 октября Л. Ланг получил предельно теплое послание из Лифаньюаня. Китайцы выразили сочувствие по поводу большой волокиты на границе, из-за которой длительный путь предстояло преодолеть в условиях суровой зимы. От имени своего императора из средств данного ведомства Л. Лангу обещалось 10 тысяч лянов (примерно 14 тысяч рублей) на оплату повышенных затрат на зимнее содержание лошадей и коров, а также на приобретение скота на замену павшего в пути. Китайцы расщедрились на по-настоящему грандиозный подарок, если представить себе, что он равнялся одной пятой или четверти сметы общих расходов обоза. Со своей стороны китайцы объявляли новый свод правил обращения с русскими обозами. Этими правилами предусматривалось упорядочение норм и повышение оперативности ведения дел с русскими купцами. В распоряжении Лифаньюаню китайский император потребовал, чтобы хан тушету незамедлительно сообщал данному ведомству о прибытии русских обозов на границу, и велел выслать чиновника из Пекина в Кяхту для передачи почты руководителю обоза. В соответствии с положениями Кяхтинского договора все расходы на содержание и обеспечение провизией в пути ложились на руководство обоза, забота о собственных лошадях и коровах тоже остается на нем. Как только обоз подходил к воротам в Великой Китайской стене в городе Калган, задача по его сопровождению и охране русских купцов передавалась китайским воинским подразделениям. Их покой в Пекине будут обеспечивать те же китайские военнослужащие. В военном совете (бин-бу) должны назначить бригадного генерала (фудуцзуна), которому поручат командование подразделениями по охране Русского дома. Общую заботу о русских гостях китайской столицы поручали нескольким высокопоставленным чиновникам. Еще назначались два сановника в ранге лектора академии Ханьлинь (Шиду-сю-эши), а также цензоры (юй-ши) из 6 бу и 15 дао (кодао), которым поручали заниматься конкретными направлениями деятельности обитателей Русского дома и торгами.
6 ноября 1731 года Л. Ланг со своими соотечественниками пересек монгольскую границу и продолжил путь по северному монгольскому маршруту, то есть вышел на отрезок пути вдоль реки Керулен, чтобы не испытывать судьбу на сложном южном маршруте через суровую пустыню Гоби. Такой выбор оказался совсем неудачным. Путешествие заняло четыре месяца, и в чжечженском ханстве Восточной Монголии обоз ограбили мародеры. С появлением на горизонте Пекина, однако, дела обозников пошли на лад. Русские гости скоро обнаружили, что китайцы позволяют им вполне свободно гулять по Пекину и назначать встречи с миссионерами-иезуитами. Единственное сохранившееся неудобство, на котором настаивали китайские чиновники, заключалось в том, что русских купцов и китайских лавочников продолжали обыскивать «до нижней рубахи» на предмет продажи запрещенных предметов, таких как порох. Китайцы занимались этим делом всегда, причем имея на то все основания, невзирая на протесты Л. Ланга. Л. Ланг к тому же испытывал затруднения в переписке с Лифаньюанем и императорским двором, и его заранее проинформировали о том, что впредь никакой прямой корреспонденции от него китайцы принимать не будут, так как Кяхтинским договором в качестве официальных участников прямой переписки определены только Правительствующий сенат и генерал-губернатор Сибири.
Торги начались без лишних проволочек, и российские товары продавались очень бойко. Даже притом что месяцев через пять торгов оставалось непроданным небольшое количество товара, дела у русских купцов шли гораздо успешнее, чем два года тому назад. Никаких ежедневных учетов по сделкам, таких, что вел Л. Ланг по предыдущему обозу, до нас не дошло. Не можем мы составить и цельного представления о состоянии дел этого обоза по разрозненным учетным записям, собранным за 1736 и 1743 годы. В 1737 году Сибирский приказ пострадал от пожара, уничтожившего часть товаров обоза вместе со многими его документами. Даже в 1743 году не представлялось возможным составить полное представление о государственных инвестициях в него, так как сохранившиеся реестры составлены только в московских ценах. Предположим, что Д. Молоков взял с собой мехов и прочих товаров примерно на 100 тысяч рублей: поручили ли ему ефимки и серебро на 114 тысяч рублей, не до конца ясно, хотя с учетом массы товаров, привезенных из Китая, без них было не обойтись. Перед завершением торгов в 1736 году в учетной записи уже показаны (в московских ценах) китайские товары на 214 699 рублей плюс серебро на 1144 ляна 48 феней и 11 102 рубля российских денег. За вычетом российских денег в общей сложности получается 216,3 тысячи рублей. Даже после учета скидки на московские цены, как минимум в размере 10 процентов, пусть даже 20 или 25 процентов, общая стоимость китайского импорта представляется слишком большой, чтобы получить его через обмен пушнины стоимостью 100 тысяч рублей.
Из привезенных в Пекин мехов стоимостью 100 тысяч рублей (всего 72 тысячи шкурок) самыми дорогими в рублях считались шкуры лисицы, в том числе мех наиболее ценной красной лисицы стоимостью 12 тысяч рублей, а также коричневой, серой и скрещенной на 6 тысяч рублей. На втором месте числились серая и черная беличьи шкурки (стоимостью 15 тысяч рублей), что указывает на большее количество беличьих шкурок, чем всех остальных видов меха, по сравнению с 1727–1728 годами. Затем наступает очередь соболя по средней и низкой цене на сумму 14 тысяч рублей (из них 2 тысячи в брюшках). Песец на 13 тысяч рублей, рысь и корсак (мелкая серая лиса) на 10 тысяч рублей те и другие шкурки, росомаха из бассейна Оби на 8 тысяч рублей, морская выдра на 6 тысяч рублей, выдра на 3 тысячи рублей и шкуры остальных ценных зверей на тысячу рублей или меньше.
