История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века - Чичерин Борис Николаевич (бесплатные серии книг txt) 📗
Впрочем, папа отрицал и у епископов право судить и низлагать патриарха, приписывая это право единственно себе. Здесь вполне выразились взгляды римского престола на отношения начальствующих и подчиненных. Высшие сановники церкви, говорит Николай, являются отцами своих подчиненных, а законы, как божественные, так и человеческие, предписывают детям почитать родителей. Если такова обязанность детей в отношении к отцам по плоти, то тем более это должно иметь место относительно отцов духовных, которые настолько выше плотских, насколько дух выше тела [60]. «Уважение детей к отцу и учеников к наставнику, — пишет далее папа, — должно быть так велико, что они не должны сметь не только его судить, но даже слегка его осуждать… [61] Дела начальников не должны быть поражаемы мечом уст, и если, хотя в малом, язык согрешит, необходимо принести покаяние, опасаясь суда Того, кто поставил начальствующего над подчиненным… [62] Отсюда ясно, — заключает папа, — что подчиненные не могут законно судить о жизни начальника, разве он впадет в ересь, и дерзко осуждать его, каков бы он ни был. Св. Дионисий Ареопагит говорит, что, даже когда иерей грешит в деле веры, непозволительно судить его низшим, чтобы в церкви не было неустройства и чтобы в ее состоянии не произошло замешательства… [63] По церковным законам жалобу всегда следует подавать высшему, которому принадлежит и суд. И чем возвышеннее тот суд, на который подается жалоба, тем выше следует восходить. Таким образом, надобно идти по ступеням, до тех пор пока дело не дойдет до того престола, которого решение может быть изменено к лучшему только им самим же, смотря по обстоятельствам, или должно быть предоставлено суждению Бога. Это и есть престол первого апостола, который установлен главою всех остальных» [64]. в другом месте папа доказывает свое верховное право суда следующим образом: «Так как по церковным правилам суд над низшими принадлежит высшему, то ясно, что решений апостольского престола, над которым нет высшей власти, никто не вправе отменять, и никто не может судить о его суде. На него нет апелляции» [65]. Мы видим здесь теорию верховной власти, сосредоточенной в главе церкви.
Отправляясь от тех же начал, папа осуждает участие смещенного епископа Григория Сиракузского в соборе, низложившем Игнатия. Он спрашивает, на каком основании Григорий мог быть снова принят в число святителей? Светская власть не могла сделать этого сама собою, ибо она не имеет права связывать и разрешать. Последующее согласие епископов опять дело лести или страха, а не законное утверждение. Приговор же духовенства, предшествующий решению светской власти, в этом случае не имеет силы, ибо разрешить может только тот, кто связал, или высший. Поэтому возвращение сана низложенному епископу могло принадлежать одному римскому престолу [66].
Обсудив таким образом все дело, папа дает свое решение: «Мы хотим и определяем (volumus et decernimus), чтобы всякое духовное лицо подвергалось законному приговору, а не судилось мирянами, не изгонялось тираническим образом, не лишалось своей церкви без допроса и чтобы над ним произносился приговор не низших, а высших. Мы хотим и повелеваем рассматривать проступки как этого, так и других святителей, и наказывать их вину, не преступая отцовских прелепов. не попирая святых канонов и не нарушая указов апостольского престола, на которые опирается и которыми защищается вся церковь. Наконец, мы хотим и определяем, чтобы всякое духовное лицо подвергалось суду, дабы права церкви, которою оно управляет, не нарушались чьею-либо дерзостью. Ибо право церкви не может стоять твердо, если начальник ее может быть изгоняем по произволу и с такою легкостью» [67].
Вместе с тем папа внушает императору, какое уважение он обязан питать к священному сану. Император, по-видимому, со своей стороны писал папе весьма сильные письма. «Вашему благочестию, — отвечает папа, — следует оказывать уважение священникам, каковы бы они ни были, во имя Того, кому они служат, а не оскорблять их. Повторяя слова св. папы Григория, мы скажем вам. что в Св. Писании они называются иногда богами, а иногда ангелами. Поэтому и император Константин благочестивой памяти, когда ему принесли жалобы на епископов, созвал последних и сжег эти листы, сказавши: вы боги, установленные истинным Богом; идите и судите свои дела между собою, ибо мы недостойны судить богов. Сами язычники, не знавшие истинного Бога, оказывали величайшую честь своим священникам; что же мудреного, что их должны уважать христианские императоры?» [68] Михаил в письме к папе предписывал выслать к себе некоторых лиц, которые искали убежища в Риме; тот отвечает: «…это далеко от обычая благочестивых императоров, соблюдавших почтение к апостольскому престолу… Они писали: просим и приглашаем; вы же, как будто наследуя от них одну власть, а не благочестие и не уважение, предписываете и повелеваете. Но мы не помним, чтобы кто-нибудь когда-либо повелевал нам нечто подобное. И вы сами прежде просили, а не повелевали» [69]. Император в своих письмах употреблял и угрозы; папа заявляет, что он угроз не боится и напоминает погибель Сеннахерима. «Чтобы человек, который прах и червь, не вздумал грозить, в Писании сказано: что гордится прах и зола? Чтобы не вздумал надуваться водяной пузырь, которого через мгновение и нет… Что сделает властитель? Убьет ли человека? Более он ничего не может совершить. Но это может сделать и вредный гриб. О император! К тому ли приводится ярость человека, сильного в нечестии, что он сравнивается с вредным грибом!» [70] Папа напоминает императору, что чем выше власть, тем более она должна смиряться; смирение же выражается прежде всего в том, чтобы властитель слушал голос жалующихся и наставления увещевающих. «Правда, — пишет он, — драгоценный жемчуг, который обретается не только в царских сокровищницах, но и в нечистых местах; тем более надобно ожидать ее от престола св. Петра [71]. […] Таким образом, любезный сын, — кончает папа, — не будь в числе детей неблагодарных и непослушных, но, подражая благочестивым царям, внимай покорно то, что мы постановили о Константинопольской церкви. Пусть твое благочестие не презирает нас, помня слова Господа: кто вас слушает, меня слушает, и кто вас презирает, меня презирает». В случае неповиновения Николай грозит предать анафеме всех подписавших, исполнивших и внушивших отступления от церковных правил, письмо же императора, к стыду его, сжечь публично [72].
Несмотря, однако, на эти понятия о церковной власти, понятия, идущие далеко за пределы того, что мы видели у церковных писателей IV века, папа все еще не считал себя владыкою гражданской области. В письмах Николая I почти буквально повторяются слова приведенного выше письма Гелазия о разделении властей. Призывая императора к покорности, папа отстаивал только полную самостоятельность церковного союза. «Мы просим вас, — пишет он императору, — не помышляйте наносить ущерб церкви Божьей, ибо и она не наносит никакого ущерба вашей власти, но молит Бога за ее прочность и за ваше здравие и вечное спасение. Не помышляйте присваивать себе то, что принадлежит ей одной, отнимать у нее то, что ей одной вверено, зная, что всякий, ведающий мирские дела, настолько же должен быть устранен от духовных, насколько иерей и служитель Бога не должен вступаться в дела житейские. Каким образом люди, которым дозволено править только человеческим, а не божественным, осмеливаются судить тех, которые управляют божественным, этого мы не понимаем. Были до пришествия Христа некоторые лица, преобразовательно представлявшие в себе вместе и царя и священника, как повествует Св. Писание о Мельхиседеке; впоследствии же дьявол, подражая им в своих членах, присваивал себе в тираническом духе то, что прилично было божественному служению, вследствие чего языческие императоры считали себя вместе и первосвященниками. Но после того как пришел Христос, который был вместе и царем, и священником, ни император не присваивал себе иерейского сана, ни священник императорского имени». Затем повторяются слова Гелазия [73].
