Иллюстрированная история нравов: Эпоха Ренессанса - Фукс Эдуард (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
Но, по-видимому, и дискредитирование той или другой моды не приводило к желанному результату, как видно из постоянного возобновления подобных указов.
Из всего этого следует, что стремление публично выставлять напоказ свою красоту настолько вытекало из внутренней сущности эпохи, что предпочитали лучше подвергаться моральной опасности, чем скрыть свою красоту, которой гордились более всего. И в самом деле, это стремление обнаруживалось тем необузданней, чем более проникал в жизнь новый экономический принцип. Если же, начиная со второй трети XVI в., в продолжение нескольких десятилетий обычай глубокого декольте и вместе с ним роскошь в костюме пошли на убыль, преимущественно среди немецкого бюргерства, то это объясняется в конечном счете не этими указами и не влиянием реформации, как думают многие историки, а тяжелой экономической депрессией, обнаружившейся тогда повсеместно и вынуждавшей массы к самоограничению в этой области.
Какой бы откровенности и смелости ни достигала женская мода в обнажении груди — ей ни в чем не уступала в этом та особенность мужской моды, которая отличает Ренессанс от всяких других эпох. Здесь речь идет о том, что немцы называют Latz [44], а французы — braquette [45]. Эта подробность придает мужской моде Возрождения в наших глазах поистине чудовищный характер…
Чувственному характеру эпохи Ренессанса как нельзя более отвечала та черта, что как женщина, так и мужчина открыто обнаруживали то, чему их век придавал наибольшую ценность. Никто не находил странным, что мужчина и женщина такими грубоватыми средствами действовали один на чувства другого. А чувства мужчины и женщины оставались отнюдь не равнодушными к этим возбудителям, а приводились ими в постоянное волнение. Литература Ренессанса богата доказательствами того, что чувства мужчины воспламенялись глубоко обнаженной грудью женщины, что эта часть тела всегда прежде всего увлекает и соблазняет его. Нетрудно обосновать документальными данными и тот факт, что женщины не менее воспламенялись демонстративно подчеркнутой энергией мужчины.
Так как это взаимное действие — неоспоримый факт, то обе эти черты представляют собой классические документы моды в пользу вторичного открытия физического человека, в котором заключалась задача и цель нового воцарившегося в мире экономического уклада. Обе эти черты, разумеется, только части общей картины Ренессанса, но они принадлежат к числу тех, которые позволяют разоблачить истинную сущность века. Они его магистральные линии.
3. Любовь и брак
Мы уже выяснили, что всякая по существу своему революционная эпоха всегда бывает вместе с тем эпохой напряженной эротики. Поэтому и Ренессанс, особенно на апогее своего развития, неизбежно должен был стать совершенно исключительным веком пламенной чувственности. Всякое более детальное рассмотрение эпохи только подтверждает это положение.
«Мир, — говорит Макс Адлер, — создан не единожды, мистическим, сверхчеловеческим актом, а постоянно вновь создается в момент возникновения нового способа мышления, доводящего свое содержание до сознания мыслящего субъекта в совершенно новой форме».
Если этот процесс никогда не прекращался в истории, то революционные эпохи имеют в рамках этой эволюции совсем особое значение, и бесспорно самое важное для темпа этого процесса. Никогда сознание, что сами люди являются творцами мира, не было так ясно и так интенсивно, как именно в революционные эпохи. В такие эпохи люди в противоположность другим периодам, когда этот процесс протекает в скрытом виде, сознательно действуют как строители мира. Это нетрудно понять.
Революционными эпохи бывают тогда, когда экономическое развитие разбивает старые, мешающие ему общественные формы и ставит перед современниками как высшую задачу, ждущую немедленного резрешения, — необходимость творчества новых форм, приспособленных к изменившимся потребностям. Так как это сознание вспыхивает не в отдельных только лицах, а благодаря концентрации процесса во всем задетом им человечестве, то все его силы пробуждаются, приходят в движение, проявляются в действии, и в такие эпохи человечество как будто переживает свою первую эмансипацию. В такие эпохи оно поэтому сознательно творит мир, а сознательное действование приводит быстрее к намеченной цели, так как люди стремятся пойти кратчайшим путем и избегают обходных дорог, на которые они сбиваются при бессознательном движении. Революционные эпохи играют поэтому огромную роль, ускоряя темп процесса постоянного сотворения мира.
Люди революционных эпох отличаются еще в другой области большей силой и творческой способностью, а именно в области чувственной любви. Или, выражаясь точнее: общая активность людей таких эпох есть последствие их вообще повышенной жизненной силы, которая, в свою очередь, является результатом пробуждения человечества к сознательности. Так как далее сила есть прежде всего чувственность или по крайней мере всегда проявляется и в чувственности, то отсюда ясно, что всякое повышение жизненной силы должно привести к повышенной чувственной деятельности вообще, и в частности эротической.
Неудивительно поэтому, если в так называемые революционные эпохи половое чувство достигает крайней степени напряженности и что эта напряженность развивается в направлении здоровья (см. главу о законе волнообразного движения эротики в моей «Die Geschichte der erotischen Kunst»).
Более близкое рассмотрение половой жизни в эпоху Ренессанса в разных странах доказывает на каждом шагу это положение. Каждый документ, оставленный нам этим богатым временем, положительно насыщен здоровой чувственностью, есть в конечном счете не что иное, как облекшаяся в форму творческая чувственность. Эта революционнейшая из всех эпох вместе с тем — грандиозный исторический пример эротики как массового явления.
Половая любовь в эпоху Ренессанса носила прямо вулканический характер и проявлялась обыкновенно как вырвавшаяся из плена стихийная сила, подчинявшая себе все, пенясь и шумя, правда, порой и не без грубой жестокости. А так как каждая стихийная сила, проявляясь, обнаруживает свой конечный закон, то в области любви основным принципом была производительность. И это не подлежит сомнению: мужчина хотел прежде всего оплодотворять, женщина — быть оплодотворенной.
Благодаря этому любовь получила в эпоху Ренессанса такой же героический оттенок, как и идеал физической красоты. Это было логично. Противоположное было, напротив, нелогично, ибо все отдельные проявления духа века органически между собой связаны и потому гармонично дополняют друг друга. То, что в идеале красоты Возрождение привело к благороднейшему воплощению красоты в смысле целесообразности, должно было в реальной жизни привести к подобному же торжеству естественного закона любви. В таком направлении эпоха и идеализировала любовь, как мы видели на ряде примеров. Любовь, так сказать, и в идеологии превратилась из понятия в реальность, стала сознательным осуществлением закона природы и в конце концов культом воспламененных сильнейшим образом инстинктов. Повышенная половая деятельность стала в глазах обоих полов явлением нормальным, дающим право на уважение. Совершенным в глазах эпохи был только тот мужчина, который кроме вышеуказанных физических достоинств отличался никогда не потухавшими желаниями, совершенной женщиной — только та, которая вплоть до самого зрелого возраста жаждала любви мужчины.
Другими словами, высшими добродетелями считались вулканические страсти у обоих полов, неослабевающая даже в преклонных летах производительность мужчины и столь же неослабевающее плодородие женщины. Иметь много детей доставляло славу и было обычным явлением, не иметь их считалось наказанием за какой-нибудь грех и встречалось сравнительно редко.
