Храм муз словесных - Коломинов Вячеслав Васильевич (книги онлайн бесплатно серия TXT, FB2) 📗
В середине 1841 г. Национальный институт распространения наук в Вашингтоне обратился в Российскую Академию с предложением научного сотрудничества. Директор института прислал в Петербург устав этого общества, чтобы члены Академии «могли узнать об основании и предметах занятий национального института, кои могут быть поводом для будущих сношений» [139, № 11, л. 1–3].
Среди зарубежных почетных членов Академии были не только инославянские ученые. В 1824 г., по предложению президента, почетным членом был избран французский филолог, барон А.-А. Мериан, автор ряда исследований по этимологии. Немногочисленный список зарубежных почетных членов завершил один из замечательных лингвистов своего времени итальянский кардинал Дж. Меццофанти (1774–1843). Обладая феноменальной памятью, этот сын бедного плотника из Болоньи изучил около шестидесяти языков. Упорные занятия самообразованием сделали его одним из самых знаменитых языковедов Европы. Изучение языков стало подлинной страстью Меццофанти. Путешественники, прибывшие в Италию с разных концов света, старались познакомиться с этим человеком, который, по словам современников, особенно «чувствовал музыку языка». К концу жизни он стал хранителем Ватиканской библиотеки, где собрал богатейшую коллекцию книг по лингвистике.
В мае 1839 г. Меццофанти, по предложению президента, был единогласно избран почетным членом Российской Академии. Тогда же академическое собрание удовлетворило просьбу кардинала и выслало ему несколько экземпляров «Известий Российской Академии». (В 1843 г. Меццофанти был избран иностранным членом-корреспондентом и Петербургской Академии наук.)
Российская Академия была известна не только лингвистическими трудами. Собрав в своих стенах писателей и поэтов практически всех литературных направлений, она стала, по определению современников, литературным Парнасом. Имена таких ее членов, как Г. Р. Державин, В. А. Жуковский, Н. М. Карамзин, А. С. Пушкин были известны не только в России, но и за рубежом. Обращение к архивным материалам позволило выявить следующий интересный факт. В начале 1830-х гг. академический переводчик Филистри работал над итало-русским словарем. Ему удалось составить только небольшую часть из 200 слов на букву «А». Словарь был рассчитан исключительно на итальянского читателя, которого в те годы русская литература особенно интересовала. В итальянские государства приходили французские переводы Жуковского, Пушкина, Карамзина. В 1816–1820 гг. в Болонье и Венеции вышли итальянские издания «Истории государства Российского» Карамзина. Особый интерес к России возник в итальянском обществе после восстания на Сенатской площади. Идеалы декабристов были особенно близки деятелям национально-освободительного движения на Аппенинском полуострове. На протяжении 1820-х гг. карбонарии неоднократно поднимали восстания против папских клерикалов, ненавистного ига Габсбургов и неаполитанских Бурбонов, а в 1830-е гг. эту борьбу продолжило общество «Молодая Италия», которое возглавил Дж. Мадзини.
Важной стороной академической деятельности в 1820— 1830-е гг. была подготовка переводов произведений зарубежных авторов и их издание. Это время определялось расцветом романтизма в Западной Европе и России. Романтизм составил целую культурную эпоху, проник во всей сферы жизни — литературу, театр, музыку, науку и воздействовал на вкусы и пристрастия тогдашней русской читающей публики, желавшей видеть в литературе свои чувства и черты, свою собственную жизнь. Самым удивительным является то, что Российская Академия, представленная в ряде исследований в последний период своего существования как «царство сонных академиков», внесла существенный вклад в популяризацию этого литературного направления. Работа над подготовкой к изданию и издание произведений зарубежных романтиков были в те годы явлением поистине радикальным. Вспомним циркуляр от 27 июня 1832 г. министра народного просвещения Уварова, призывавший, в частности, к борьбе против французских романов, «которые по господствующему в них духу и ложным нравственным понятием… не могут доставлять полезного общенародного чтения» [83, с. 403]. Но интерес русского общества к новому литературному направлению Академия игнорировать не могла.
В середине 1832 г. член Российской Академии Л. И. Голенищев-Кутузов обратился в академическое собрание с предложением перевести сочинение швейцарского историка и экономиста С. де Сисмонди «О литературах Южной Европы». Интерес к этому автору, испытавшему влияние немецкого романтизма, академик объяснил тем, что «на российском языке не было сочинения или перевода, доставляющего сведения о словесности на пяти разных языках — в сочинении г. Сисмонди мы находим сведения исторические о начале и постепенных успехах в словесности сих языков, о всех знаменитых и известных писателях в прозе и стихах» [127, № 37, л. 220–220 об.]. Президент поддержал это предложение. Голенищев-Кутузов сообщил, что ему известен «некто», хорошо знающий романские языки и согласившийся сделать пробный перевод некоторых частей книги швейцарского ученого. (По протоколам академических заседаний удалось установить, что переводчиком был «титулярный советник Семейкин»). Через некоторое время в собрание был доставлен небольшой проспект, включивший в себя сонеты Ф. Петрарки, стихи испанцев X. Боскана и Л. Понсе де Леона, несколько образцов поэзии трубадуров. Пример португальской поэзии являло небольшое стихотворение «К лире» уроженца Бразилии К.-М. да Косты (1729–1790).
Были в представленном проекте и обстоятельные сведения об арабской поэзии и философии. «Я желал присовокупить примеры из словесности арабской, которой богатство, красоты необыкновенные и в изданной ныне знаменитым наставником в восточных языках бароном Сильвестром де Саси арабской христоматии и антологии собраны весьма многие извлечения из разных сочинений на арабском языке», — сообщал Голенищев-Кутузов в Академию [там же, л. 412–413]. К сожалению, инициативу его ждала неудача. Работа переводчика растянулась на десять лет и не была завершена. 25 октября 1841 г. Академия произвела с Семейкиным расчет за переведенные «20 3/4 листов» текста.
Академия содействовала знакомству русских читателей с популярнейшим в те годы американским писателем Ф. Купером, издав в 1832 г. его роман «Красный морской разбойник» в переводе А. О. Ишимовой.
Особую известность приобрело в России творчество французских писателей-романтиков. Их произведения читали и обсуждали в литературных салонах, покупали в книжных лавках, о них говорили на пятницах Жуковского, где бывали Пушкин, Вяземский, Крылов, Гоголь. Однако официальное отношение к новой школе французского романа было отрицательным. На произведения этой школы было объявлено гонение, ибо, как посчитали власти, их отличал «развратительный и вредный дух» политических направлений, восторжествовавших после июльской революции 1830 г. Их пресекали административно-цензурными мерами. Конечно, отношение в Российской Академии к новому направлению не было единодушным и однозначным. Так, на заседании 18 января 1836 г. М. Е. Лобанов выступил с официозной речью «О духе словесности, как иностранной, так и отечественной», в которой подверг нападкам французских писателей, в особенности представителей романтизма, пугая академиков «кровавыми явлениями французских революций». Суровый отпор Лобанову дал А. С. Пушкин. В своей статье «Мнение М. Е. Лобанова о духе словесности, как иностранной, так и отечественной», опубликованной в журнале «Современник» (1836, кн. 3), он защищал французскую литературу от нападок и подчеркивал, что русская литература никогда не являлась рассадником произведений, которые вели «к совершенному упадку и нравственность и словесность» и пояснял закономерность интереса к новому литературному направлению.
Учитывая громадный интерес русского общества к французским романтикам, Академия содействовала выпуску произведений О. Бальзака, Ш. Нодье, Д. Жирарден в переводе А. В. Зражевской. Интересна судьба этой женщины. Ее первые литературные опыты были высоко оценены В. А. Жуковским. На протяжении 30—40-х гг. писательница много переводила, писала литературоведческие статьи и печаталась практически во всех литературных журналах Петербурга и Москвы. Совершенно забытым фактом ее биографии является переписка с Бальзаком. В 1848–1849 гг. она пыталась издать собрание своих переводов знаменитого французского писателя. Во время пребывания в Петербурге Бальзак виделся с Зражевской. С конца 1840-х гг. из-за тяжелой болезни писательница отошла от литературной деятельности.
