«Она утонула...». Правда о «Курске», которую скрывают Путин и Устинов Издание второе, перерабо - Кузнецов Борис Григорьевич
Во времени, когда была обнаружена аномалия, много неразберихи. В постановлении о прекращении дела (с. 114) отмечается, что в 00:30 1 3 августа «Петру Великому» была поставлена новая задача — поиск «Курска», а вскоре была обнаружена аномалия.
Генпрокурор Устинов в книге указывает разное время установления места гибели «Курска». Первый раз: «Воскресенье, 13 августа 3:21. Эхолот крейсера „Петр Великий“ обнаружил на морском дне „аномалию“, которой, как стало ясно впоследствии, оказался лежащий на дне „Курск“». Второй раз: «13 августа 2000 года в 9 часов… на глубине около 108 метров обнаружен лежащий на грунте крейсер».
Я больше верю вахтенному журналу. Согласно записи в нем, аномалия зафиксирована эхолотом в 10:34 13 августа 2000 года.
Зачем адмиралы максимально сокращают время уточнения места гибели «Курска» эхолотом? Это понятно. Надо показать выдающееся достижение командования флота по поиску затонувшего корабля в сроки, значительно превышающие нормативы. А зачем это нужно Устинову? Ведь в его руках были материалы уголовного дела. На самом деле и 11 часов, которые потребовались для обнаружения места гибели «Курска», — время небольшое.
Подведем итог.
Скорость, с которой был обнаружен «Курск» и которой так гордятся адмиралы, на самом деле обусловлена пеленгацией акустиками «Петра Великого» взрыва, произошедшего на «Курске» в 11:28 12 августа, о котором руководители учений вспомнили спустя 12 часов после гибели корабля и обнаруженных ими же стуков из глубин моря.
Не вызывает никакого сомнения тот факт, что стучали подводники из 9-го отсека, совершая свой последний подвиг и помогая обнаружить место гибели корабля. Их досрочно «похоронили» Колкутин, потом — Савенков с Егиевым, затем — военные суды, а следом — и генеральный прокурор в своей книге.
То, что сделали гидроакустик «Петра Великого» Андрей Лавринюк и другие гидроакустики крейсера, а также обреченные на гибель моряки, в заслугу себе приписало бывшее руководство Северного флота. Я не удивлюсь, если кое-кто из руководителей СФ обиделся, не получив государственную награду за быстрое обнаружение ЗПЛ.
Теперь о важном.
Генпрокурор Владимир Устинов пишет в книге: «Из хроники событий.
10:00 утра (13 августа. — Б.К.). Первый спасательный корабль прибыл на место происшествия и начал попытки спасения подводной лодки».
Заглянем в вахтенный журнал ТАРКР «Петр Великий» за 13 августа: «11:11 — С пеленга 255° подошли СС „Михаил Рудницкий“ и СБ-523. Начали наведение судов на выставленную веху. 11:40 — СС „Михаил Рудницкий“ встало на якорь. Подошли ВПК „Адмирал Чабаненко“, „Адмирал Харламов“».
Что это означает? А то, что, по свидетельству самого генерального прокурора и записям в вахтенном журнале, кораблей и судов в районе гибели «Курска» не было, а следовательно, не было и не могло быть неустановленных лиц, которые стучали из подводной части надводных кораблей. Таким образом, сам генеральный прокурор делает версию следствия о стуках с какого-либо другого корабля, кроме «Курска», несостоятельной.
Но не могли же следователи Главной военной прокуратуры с потолка взять такую смехотворную версию о происхождении стуков — стуков, производимых неизвестными лицами из подводной части неизвестных кораблей! Она основана на выводах одного из разделов акустико-фонографической экспертизы, проводившейся в июне 2002 года заместителем главного штурмана ВМФ России капитаном I ранга Сергеем Козловым почти два года спустя после катастрофы.
Теперь объясню, почему акустико-фонографическую экспертизу решили сделать только через два года. Дело в том, что в 2000 году подобные исследования провели специалисты нескольких войсковых частей, но тогда происхождение стуков однозначно определено не было. Например, согласно экспресс-анализу специалистов войсковой части 56020-1 Северного флота от 2 сентября 2000 года, выявить «сигналы перестукивания, несущие аварийные информационные сообщения», им не удалось. А специалисты войсковой части 69267 пришли к выводу, что «сравнение амплитудно-временных и частотных характеристик ударов, полученных в ходе эксперимента в районе „Курска“, позволяют заключить о единой природе их возникновения, обусловленной человеческой деятельностью».
Северный флот проводил исследования и собственными силами. В письме от 4 января 2001 года вице-адмирал Михаил Моцак сообщил следователю Главной военной прокуратуры Артуру Егиеву, что «…на копиях кассеты командира ТАРКР „П. Великий“ и диктофонной кассеты, записанных с выносного динамика ГАК МГК-355 [46] в ходовой рубке, выявлены стуки механического характера, производимые человеком».
Назначение новой акустико-фонографической экспертизы, с учетом противоречивых выводов исследований, было вполне логичным. Кроме того, исследования, произведенные Северным флотом и другими военными специалистами, не соответствовали процессуальной форме и требованиям Уголовно-процессуального кодекса и не могли быть признаны доказательствами.
Корректное название этой экспертизы должно было выглядеть так:
«Комплексная комиссионная акустико-фонографическая и навигационная экспертиза». Читатель спросит: какое значение имеет название, ведь главное — это содержание. В юридической практике философская категория соотношения формы и содержания имеет важнейшее значение. Уголовно-процессуальный закон предусматривает формы, в которых проводится судопроизводство. Несоблюдение процессуальных форм ведет к тому, что процессуальное действие, процессуальное решение признается недействительным, а доказательство — недопустимым.
Проиллюстрирую это на примере акустико-фонографической экспертизы. Статья 200 УПК РФ предусматривает проведение судебной экспертизы не менее чем двумя экспертами одной специальности, а комплексной судебная экспертиза (статья 201 УПК РФ) становится тогда, когда в ней участвуют эксперты разных специальностей.
Часть 2-я статьи 201 УПК РФ выглядит так: «В заключении экспертов, участвующих в производстве комплексной судебной экспертизы, указывается, какие исследования и в каком объеме провел каждый эксперт, какие факты он установил и к каким выводам пришел. Каждый эксперт, участвовавший в производстве комплексной судебной экспертизы, подписывает ту часть заключения, которая содержит описание проведенных им исследований, и несет за нее ответственность».
Обращаю внимание читателя: экспертиза называется акустико-фонографическая; эксперты — старший научный сотрудник капитан III ранга Михаил Иванов и старший научный сотрудник Анатолий Банников — специалисты в области фоноскопии и гидроакустики. А что делает в составе экспертов при проведении акустико-фонографической экспертизы заместитель главного штурмана ВМФ капитан I ранга Сергей Козлов, который в фоноскопии, простите, ни ухом, ни рылом?
Если название экспертизы отражает ее содержание неточно и неполно, то о самом ее содержании можно судить по специализации экспертов и их квалификации (образование, специальность, стаж работы, ученая степень и ученое звание, занимаемая должность), по вопросам, которые следователь ставит перед экспертами, а также по перечню тех объектов, которые он предоставляет экспертам для исследования.
Смотрим лист 1 заключения акустико-фонографической экспертизы.
«Заключение…» Лист 1.
В заключении этой экспертизы специализация экспертов Иванова и Банникова не указана, зато отмечено, что оба имеют высшее техническое образование, оба — старшие научные сотрудники со стажем работы 9 и 36 лет соответственно. Что касается «эксперта» Козлова, то в заключении есть ссылки на занимаемую им должность и воинское звание. Он отвечает на один из вопросов, который ставит следователь в постановлении о назначении экспертизы: установление географических координат расположения источника звуков.
