Золотой немецкий ключ большевиков - Мельгунов Сергей Петрович (серия книг TXT) 📗

В зависимое положение от немцев Совет народных комиссаров попал не только потому, что в свое время Ленин получал деньги. То были отношения победителей к побежденным, когда молча приходилось принимать предписываемые условия мира. Конечно, из песни слова не выкинешь, и генерал Гофман своим высокомерным и вызывающим поведением в Брест-Литовске дал большевикам «очень ясно почувствовать», по выражению Бернштейна, что он их «вдвойне» держит в своих руках. Иллюзия Троцкого, что «германский кайзер» будет разговаривать с ним, как «равный с равным», исчезла, как сон.

5. 50 миллионов марок.

Выступление Эд. Бернштейна и его открытое заявлено о деньгах, полученных Лениным, легло тяжелой гирей на чашу обвинения тех исторических весов, на которых взвешиваются рго и соntrа легенды о немецком золоте. «Для международной социал-демократии – заключал свою статью Бернштейн-эта темная глава должна быть освещена, прежде всего, с точки зрения политической морали рабочих партий. Если я верно информирован, то Ленин в свое время заявил, что его дело, откуда он берет деньги. Не интересуясь намерениями лиц, снабдивших его деньгами, он использовал последние для осуществления социалистической революции. Что он так поступал, этого нельзя отрицать. Но это еще не исчерпывает дела. Такими доводами может быть оправдана любая самая нечистоплотная политическая авантюра. Куда бы завел нас социалистический интернационал, если бы он допускал такие политические правила поведения».

Статья Берпштейна вызвала негодование в немецких коммунистических кругах. «Эдуард Бернштейн, как за границей, так и в Германии считайся до сего времени человеком честным, а не простым сплетником, писала Роте Фанне – потому мы приглашаем Бернштейна назвать имя информировавшего его лица для того, чтобы мы могли на суде дать этому клеветнику ответ». «Если же Бернштейн этого не сделает, то нам придется публично назвать его не только сплетником, но и клеветником». Коммунистический депутат рейхстага Дюведль внес запрос имперскому правительству, а Бернштейн еще раз подтвердил немецкое происхождение своих данных, не имеющих никакого отношения к документам, опубликованным вашингтонской следственной комиссией, – и предложил редакции «Роте Фане или «кому-либо из законных представителей Ленина» привлечь его к суду. Соглашаясь выждать ответ правительства, Бернштейн заявил, что он поднял это дело не для того, чтобы замолчать его. Но, тем не менее, выступление Бернштейна очень скоро было переведено на «запасный путь». Демократическое правительство ответило формально; в министерстве иностран. дел данных по этому делу не имеется [102]. Берлинскую печать ответ фон-Симонса не удовлетворил, вопрос перешел в комиссию рейхстага, которая занималась расследованием причин войны, и здесь, в конце концов, был похоронен. Очевидно, на престарелого Бернштейна было оказано сильное давление со стороны социал-демократических кругов, заставившее его отказаться от дальнейших разоблачений…

В 1921г. в Париже на французском языке вышла книга о Ленине, написанная Алдановым – писателем, которому нельзя отказать в острой исторической наблюдательности. Алданов не может быть отнесен к числу тех представителей социалистической среды, которые так часто в своих оценках оказываются как бы загипнотизированными демократическими предрассудками и во имя призрачных интересах

современности боится вскрывать жестокую правду. Алданов вспоминал дни революции 1917 года, когда многим социалистам, которые издавна знали Ленина и числились некогда в рядах его друзей («я мог бы назвать имена очень известные утверждал писатель), немецкая авантюра Ленина оказалась не только возможной, но и очень вероятной. Алданов не анализировал материала, который мог быть в то время в его распоряжении (июльские разоблачения прошли как бы мимо его сознания) и тем не менее приходил к выводу, что – до сих пор нет данных для утверждения, что Ленин получал деньги от правительства Вильгельма II. В пользу такого заключения, по мнению писателя, говорило то обстоятельство, что демократическое немецкое правительство, у которого но было никаких оснований любить большевиков и которому были открыты все секретные фонды [103], не стало бы скрывать документов, могущих скомпрометировать опасных противников. Почему Шейдеман, Бауер, Давид, Мюллер будут молчать? На их молчание не могли повлиять предусмотрительные соображения, что Германия не может дезавуировать своих секретных агентов, услугами которых могла бы еще воспользоваться, – конечно, ставить Ленина в ряды обычной агентуры было бы достаточно наивно. Книга Алданова была выпущена еще до выступления Бернштейна, т. е. до того момента, когда один из наиболее заслуженных вождей немецкой социал-демократии открыто заявил, что ему точно известно о получении Лениным денег от старого германского правительства [104]. Откуда получил сведения Бернштейн?

Возможно, что история в будущем откроет источники этой информации и что в архивных тайниках найдутся более документальные следы использования большевиками немецких «секретных фондов». Из авторитетного источника я слышал, что главным информатором Бернштейна явился сам Ранцау, в условиях как будто бы несколько напоминающих обстановку, при которой некогда Бурцеву в поезде удалось вырвать признание у бывшего начальника департамента полиции Лопухина относительно Азефа. И тут само собой выдвигается фигура Шейдемана. Можно ли поручиться, что лидер немецкой социал-демократии так или иначе, не только прикоснулся, но и санкционировал националистическую авантюру 17го года? Как характерно, что в воспоминаниях «Dег Zusammenbruch», изданных в 1921 г. кстати сказать – выпущены они были издательством Парвуса), в которых автору приходится часто рассказывать, как он поступался своими личными взглядами во имя партийных решений, Шейдеман, достаточно близко стоявший к Парвусу, не упомянул даже имени последнего. Ошибочность «мастерского хода» придуманного Парвусом, (ошибочность прежде всего с точки зрения германских интересов) стала ясна впоследствии даже для военных кругов – для того же Людендорфа [105]. Ее осознали раньше других многие из немецких социалистов.

Недаром партийный официоза еще 11 июля 17 года доказывал близорукость точки зрения тех, которые радуются наступлению анархии в России, и полагал, что для дела мира гораздо важнее сильная Россия, искренно стремящаяся к справедливому миру. И позже «Форвертс» выступал против утопий, стремившихся окончить европейскую войну Мировой социальной пертурбацией. Сам Шейдеман, председатель социал-демократической фракции в рейхстаге, был уже решительным противником Брест-Литовскаго мира, но он остался в меньшинстве. Известно, что фракция воздержалась в ответственный момент от голосования. Так и позднейшее пореволюционное демократическое правительство в Германии не очень стремилось поставить «ребром» вопрос о раскрытии «темной главы» в истории русского большевизма и отношения его к немецким правящим кругам. «Гнусность» этих отношений покрыла бы «позором» имя Ленина, если бы обвинения Бернштейна оказались справедливыми – так думало или по крайней мере официально говорило коммунистическое «Роте Фане». «Позор» Ленина мог бы дискредитировать и некоторые круги немецкой социал-демократии. В сознании немецкой революционной демократии, как и русской, незыблемые законы общественной морали, на которых настаивал Бернштейн [106], пасовали перед требованиями реальной политики. Это была тактическая ошибка, но именно она не дала возможности внести своевременно с немецкой стороны полную ясность в вопрос о роли иностранного золота в русской революции Мне кажется глубоко был прав тот «видный немецкий военный деятель», который в 1921 году сказал в Берлине представителю Бурцевскаго «Общего Дела»: «как вы думаете, если бы в статье г. Бурцева „Я обвиняю“, где он пользуется мною же сообщенными ему сведениями о 70-ти миллионах, было хоть что-нибудь не соответствующее правде – наше правительство не поторопилось ли бы опровергнуть все и поднять целый скандал? Уже одним тем, что наше правительство молчит, оно подтверждает все то, что сказал г. Бурцев» [107].