Загадки истории. Факты. Открытия. Люди - Ермановская Анна Эдуардовна (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
Критики Бисмарка саркастически рекомендовали в будущем печатать на банкнотах не голову императора, а изображения еврейских банкиров, таких как Блейхредер или Ротшильд: «Тогда каждому станет ясно, кто правит современным обществом». — «Кто же, собственно говоря, правит в новой империи? И чему же служили победы под Кенигграцем и Седаном, ради чего захватили миллиарды в качестве трофея, ради чего Бисмарк боролся с католической церковью, если не ради установления еврейского господства?»
Ненависть к евреям олицетворял собой бывший ландграф, кавалер ордена Pour le merite Отто фон Дист-Дабер, который уже в 1870 г. начал открыто критиковать связи Бисмарка с его банкиром Герсоном Блейхредером. Необходимую информацию ему поставлял Герман фон Тиле, в прошлом секретарь Бисмарка. Дист-Дабер считал Блейхредера душой заговора евреев, которые захватили рейхсканцлера в свои сети и превратили его в послушное орудие осуществления своих коварных намерений. Тогда речь шла о сомнительных сделках с прусским «Централь-боденкредит АГ», на которых канцлер, следуя советам своего банкира, заработал более 100 тыс. талеров. Блейхредер управлял не только личным состоянием канцлера, но и так называемым Гвельфским фондом в 16 млн талеров, из которого Бисмарк мог черпать средства для осуществления политических маневров по своему усмотрению, не испрашивая на то разрешения парламента. Депутаты от оппозиции в берлинском рейхстаге окрестили финансовые резервы канцлера «фондом пресмыкающихся», потому что он служил для вскармливания «рептилий», как Бисмарк однажды обозвал некоторых ганноверских журналистов.
Новые короли и старый еврей
Свое 70-летие в 1885 г. Бисмарк встретил не в Берлине, а у себя в имении. Событие это праздновалось в Германии широко — можно сказать, всенародно. Ему не просто присылали тысячами торжественные адреса и телеграммы — в духе доброй старой германской традиции устраивались факельные шествия. В городах в его честь устанавливали памятные стелы и монументы. Был образован специальный фонд для сбора средств на «национальный подарок чести» основателю Рейха — и собрано оказалось 2 миллиона марок. Половина собранной суммы была вручена Бисмарку, он мог использовать ее на любое общественное дело, которое он изберет. Деньги по его желанию пошли на стипендии студентам. На вторую половину были приобретены земли, утраченные за последние 50 лет его старым родовым поместьем Шенхаузен, с тем чтобы оно могло быть восстановлено в своей прежней славе. Но самым главным подарком, пожалуй, было собственноручное письмо от кайзера Вильгельма I. К письму была приложена уменьшенная копия огромной картины Антона фон Вернера «Провозглашение Германской империи в Зеркальном зале Версаля в январе 1871 года». Подписано послание было так:
«Ваш благодарный и истинно преданный
Император и Король,
Вильгельм».
8 марта 1888 г. князь Бисмарк навестил своего монарха — тот был нездоров. Они немного поговорили, кайзер подписал принесенные ему на подпись документы, и попрощался с канцлером, сказав ему, что они увидятся позднее. Но они так и не увидались — на следующий день Вильгельм I умер, как раз в 91-й день своего рождения. В Берлин из Сан-Ремо был срочно вызван кронпринц Фридрих, который и вступил на престол под именем кайзера Фридриха III. У Фридриха был рак горла и из Италии он прибыл уже в безнадежном положении, он не мог даже говорить. 15 июня 1888 г. умер и он.
Летом 1888 г., известного в Германии как «год трех императоров», кайзером стал его 29-летний сын Вильгельм, короновавшийся как Вильгельм II. Между кайзером и его канцлером стали слишком часто возникать конфликты. В конце концов Бисмарк бросил на стол свой обычный козырь, сказав: «Если Ваше Величество не придает веса моим советам, я не знаю, смогу ли я и дальше продолжать оставаться в своей должности». Кайзер стушевался и пошел на попятный.
В результате у обоих — и у кайзера, и у Бисмарка — осталось чувство поражения: ни один из прочих членов Коронного совета не поддержал ни того, ни другого. С одной стороны, консервативные министры были согласны с Бисмарком, но не хотели перечить суверену. В конце концов, Бисмарку должно было вскоре исполниться 75 лет, будущее было явно за молодым императором. С другой стороны — стиль работы кайзера этим высокопоставленным людям был известен: он был не способен провести больше пяти минут ни над одним документом.
В марте произошло новое столкновение, на этот раз из-за принятого в 1852 г. закона, по которому министры могли обращаться к королю Пруссии только через его министра-президента. На закон уже особо не обращали внимания, но сейчас Бисмарк напомнил министрам, что общаться с сувереном они могут только через него. Кайзер был в ярости и потребовал отмены закона. Бисмарк отказался.
В конце концов, услыхав, что Бисмарк принял в своем имении лидера католической оппозиции, кайзер явился к своему канцлеру с неожиданным визитом и потребовал объяснений. Канцлер ответил, что его долг — принять любого члена рейхстага, который попросил об аудиенции должным образом. «Даже если это запретил вам ваш суверен?» — спросил кайзер. «Власть суверена заканчивается на пороге гостиной моей жены», — ответил ему Бисмарк.
Тогда кайзер осведомился, не была ли встреча устроена через посредство Герсона Блейхредера, ибо «жиды и иезуиты всегда заодно». Бисмарк сообщил своему императору, что Блейхредер — его банкир и поверенный, которому у него есть основания полностью доверять, и что германские евреи — полезный элемент общества. Кайзер ушел, не прощаясь.
Странный альянс между самым могущественным человеком Европы и «грязным евреем», как его называл старший сын Бисмарка Герберт, не могли понять даже многие друзья «железного канцлера», не говоря уже о неприятелях.
Отставка князя Бисмарка была обставлена чрезвычайно торжественно. Разумеется, речи не шло о том, что в отставку он ушел по требованию Вильгельма II. Бисмарк поиграл на нервах кайзера, предлагая ему попросту уволить его, но в конце концов все-таки написал прошение об отставке. На прощание Бисмарку был дарован военный чин фельдмаршала и титул герцога Лауенбергского, по названию Лауенберга, первого земельного владения, присоединенного им к Пруссии.
В России людям генеральского ранга отставка полагалась «с полным жалованьем и с ношением мундира», но в Пруссии дело, по-видимому, обстояло иначе — потому что напоследок Бисмарк получил официальную бумагу с требованием вернуть в казначейство разницу между своим полным жалованьем и той третью, которая полагалась ему в отставке, за дни последнего месяца, которые он не отслужил. (Поскольку жалованье чиновникам выдавалось за месяц вперед, в его случае произошла переплата.)
Была ли эта бумага следствием аккуратности прусской бюрократической машины или инициативой какого-нибудь столоначальника, «уловившего ветер перемен», а может быть, просто обычным идиотизмом?
Бисмарк, уйдя в отставку, ушел из политической жизни. Из своих поместий не выезжал, посетителей принимал крайне редко. Писал мемуары и длинные письма к Герсону Блейхредеру, который из финансового советника стал за 30 лет другом, насколько вообще «железный» Бисмарк был способен испытывать чувство дружбы. Долгие часы гулял по лесу в обществе своих двух догов. На них его мизантропия не распространялась. Видимо, от скуки затеял аудиторскую проверку своих поместий — в письме к Блейхредеру он высказал предположение, что теперь, когда он потерял две трети своего канцлерского жалованья, может оказаться, что ему положена скидка с общей суммы налогов.
Проверка, разумеется, была поручена сотрудникам банка Блейхредера и показала, что помещик Отто фон Бисмарк систематически обсчитывает казну, занижая свои доходы. Сумма недоплат налога была невелика — пара тысяч марок в год, при том что одно только поместье Фридрихсру приносило своему владельцу 125 тысяч марок, но составляла добрую треть того, что с него причиталось. Бисмарк был доволен, велел ничего не менять, а Блейхредеру сообщил, что «вот так померанские помещики и богатеют». Сомнительно. В Пруссии законы чтили даже «померанские помещики», но для себя князь Отто фон Бисмарк охотно допускал исключение.
