Разведчики и резиденты ГРУ - Кочик Валерий (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
Мария Вацлавовна была осуждена на 4 года каторги, но в тюрьме провела два с половиной года. 3 января 1928 года на советско-польской границе у с. Колосово состоялся обмен заключенными. За 29 своих граждан поляки передали СССР 9 осужденных, в том числе Марию Скоковскую и Винцента Илинича.
В мае — июне 1928 года дело Марии Скоковской рассматривала Центральная контрольная комиссия ЦК ВКП(б). Было принято решение считать её членом партии с 1921 года и обеспечить ей хорошие бытовые условия. Все возможное для обмена и устройства Скоковской сделал Джелал Коркмасов. С 1931 по 1937 год он работал заместителем секретаря Совета Национальностей Союза ССР (вторая палата), где «функционально обеспечивал кураторство» над всеми учеными и над высшими учебными заведениями СССР, занимался вопросами культа. Вместе с тем он являлся заместителем председателя, а фактически руководителем Всесоюзного центрального комитета нового алфавита при Президиуме ЦИК СССР. У него в ВЦКНА секретарем научного сборника работала Мария Скоковская. Коркмасов состоял членом Ученого комитета при ЦИК СССР, который в 1929-1933-м возглавлял А. В. Луначарский, активно участвовал в его работе.
Капланова, в то время проживавшего в Москве, Джелал также привлекал к работе в Комитете для консультаций по правовым вопросам. На следствии в 1937-м Рашидхан отозвался о своем друге в превосходной степени и заявил, «что выполнял и выполнил бы всякий раз любую просьбу Коркмасова исходя хотя бы из одной лишь любезности к нему».
Постановлением ЦИК СССР от 21 февраля 1933-го Мария Вацлавовна была награждена орденом Красного Знамени «за исключительные подвиги, личное геройство и мужество». Награда ей была вручена в торжественной обстановке на заседании ЦИК СССР 7 июля. Официальная формулировка награждения была как обычно довольно расплывчатой, а конкретно она получила орден за работу во Франции, где её руководителем был Борис Иванов.
Вернувшись в Москву в 1927 году, Иванов поступил в распоряжение IV Управления Штаба РККА, и был направлен на общевойсковое отделение Курсов усовершенствования высшего комсостава при Военной академии им. М. В. Фрунзе. С 1929 по 1935 год Иванов возглавлял Главное военно-промышленное управление ВСНХ, затем Наркомата тяжелой промышленности. 20 ноября 1935-го ему присвоено воинское звание «дивизионный интендант». В 1935-1936 годах Борис Иванов был начальником Отдела стандартизации НКО СССР, а в 1936-1937 годах находился в резерве управления ПВО НКВД СССР.
22 июня 1937 года органы НКВД арестовали Джелала Коркмасова. Его сына Эрика тут же взяла на воспитание Мария Вацлавовна. Против Д. Коркмасова, Я. Рудзутака, Т. Рыскулова, Ш. Шотемора и других национальных лидеров было выдвинуто немало нелепых обвинений. Их назвали германо-турецкими агентами, руководителями межрегионального центра, которые вкупе с троцкистско-зиновьевскими и бухаринско-рыковскими бандитами готовили теракты против Сталина и членов правительства, и даже проводили свою подрывную работу на фронте письменности и языка.
19 октября пришли и за Скоковской. На следствии и суде Мария Вацлавовна не признала себя виновной. Не помогла следователю и очная ставка с разведчиком А. С. Чапским, который дал против неё показания. То, что он говорил, Мария Вацлавовна назвала бредом и преднамеренной чушью, так и было записано в протоколе. Защищала она и своего друга Джелала Коркмасова, заявив, что он честный коммунист, с юношеских лет посвятивший себя служению народу… Однако, все выдвинутые против неё обвинения, целый букет пунктов печально известной статьи 58-й УК РСФСР, все равно фигурировали в выданном ей 9 ноября 1937-го обвинительном заключении. 10 декабря 1937 года Соколовской был вынесен смертный приговор, в тот же день он был приведен в исполнение. Реабилитировали Марию Вацлавовну только в 1992 году.
Джелала Коркмасова приговорили к ВМН 27 сентября 1937 года и в тот же день расстреляли. Реабилитировали его 4 августа 1956 года.
Борис Иванов арестован 10 августа 1937 года, приговорен к ВМН 22 августа 1938-го и расстрелян. Реабилитировали его 23 января 1957 года.
Рашидхан Завитович Капланов арестован 10 декабря 1937 года, приговорен к расстрелу уже 10 декабря и в тот же день приговор приведен в исполнение. Его реабилитировали 29 апреля 1991 года.
Александр дю Шайля погиб в застенках гестапо во Франции в 1944 году.
ЛАТЫШСКИЙ СТРЕЛОК ВОЛЬДЕМАР ОЗОЛС
Особое место среди резидентур Разведупра в Европе во время Второй мировой войны занимала резидентура Озолса («Золя»). Она была создана в конце 1940-го года и существовала сама по себе, не связанная с другими резидентурами и группами ГРУ. Поэтому её не затронули провалы, произошедшие в 1941-1942 годах. Резидентом являлся Владимир Антонович Озолс («Золя») — латыш, бывший офицер латвийской армии. В старом журнале «Атпута» («Отдых») в 1934 году поместили карикатуру: подполковник латвийской армии Озолс в виде могучего дуба, который пытается рубить мужичок — недавно пришедший к власти президент Карлис Ульманис. Под рисунком поместили подпись: «Дубы в Латвии есть ещё! „. («Озолс“ по-латышски — дуб). Странно, Ульманиса сейчас в Латвии хорошо помнят, а о могучем Озолсе как-то забыли. В самом деле, этот человек играл в политической жизни Латвии немалую роль. А вот какую роль он сыграл в истории советской военной разведки — во многом остается загадкой. Из официальной, рассекреченной биографии Вольдемара Озолса неясно, что же столь замечательного сделал этот человек, что наша военная разведка называет его в числе своих героев.
Вольдемар Озолс (Вольдемар-Оскар Анжеевич Озол, Владимир Антонович Озолс) родился 17 октября 1884 года в селе Выдрея, под Витебском, в семье токаря. Отец его был родом из латышского города Пиебалги Видзиемского уезда. В 1882 году он вернулся из армии (участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878 гг.), женился. Хорошей работы здесь не нашёл. Семья перебралась в Белоруссию и устроилась в латышской колонии в Выдрее. В 1891 году гонимая нищетой многодетная семья мигрирует в Москву. Тут кормилец находит работу на «Мануфактуре Эмиля Цинделя», однако, зацепиться в большом городе не сумел. Семейство вновь переезжает в Гжатский уезд, где подросший Вольдемар идёт в подпаски к хозяину-латышу. Благодаря своим странствиям, он свободно говорит на латышском, русском и белорусском языках.
В 1895 году родители, желая дать детям образование, возвращаются в Латвию. Происходит это поэтапно. Весной отец с караваном плотов по рекам Обше, Меже и Даугаве отправляется в Ригу, где ищет работу, а семья живёт пока в деревне — там легче прокормиться. Осенью, найдя место на Русско-Балтийском вагонном заводе, он выписывает к себе домашних.
Начинаются трудовые будни. Зимой Волдемар учится в школе, летом таскает кирпичи на стройке, а затем работает подсобником в чугунолитейном цехе. От хорошей жизни семья Озолсов получает прибавление, на сей раз — девочку.
Кроме учебы и работы, Волдемар ухитрялся еще и участвовать в общественной жизни. В школе он принимает активное участие в создании Клуба спорта и просвещения, который входит в состав латышского молодежного движения «Аусеклис». В 1902 году заканчивает Рижскую городскую школу императрицы Екатерины II и после сдачи специальных железнодорожных экзаменов получает право занимать должность помощника начальника станции. И такую работу он получает на станции «Александровские ворота». Карьера железнодорожника была Вольдемару обеспечена, но пылкость юных лет распорядилась его судьбой иначе.
В 1903 году молодой Озолс вступил в Латвийскую социал-демократическую рабочую партию. В это время, как он сам писал позднее в автобиографии: «во мне и моих единомышленниках родилось убеждение, что для победы революции необходимо овладеть военным искусством». С этой целью 1 сентября 1904 года он поступает в Виленское пехотное юнкерское училище, где становится членом действующей среди курсантов и солдат гарнизона подпольной военно-революционной организации, связанной с рижским и петербургским революционным движением. Он читает рижским подпольщикам лекции по тактике уличного боя и применению артиллерии. Лекции были кстати — на улице стоял кровавый 1905 год. Курсантов, на их счастье, в мясорубку не затянули, но бдительность в школе повысилась. Начальство школы считало Озолса «красным», однако прямых доказательств не было: члены организации соблюдали строгую конспирацию, и, как бы усердно не проводились обыски, компромата обнаружить не удавалось.
