Утопия у власти - Некрич Александр (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Не было потока желаний взять землю в аренду. Не пробудил энтузиазма и новый закон. Опрос, проведенный газетой «Известия», свидетельствует, что только 12% респондентов объявили, что, может быть, попробуют взять землю в «пожизненное наследственное пользование». Журналист Юрий Черниченко, народный депутат, один из лучших знатоков советского сельского хозяйства, говорил на съезде народных депутатов, что 70% сельских жителей верит в возможность нового раскулачивания, больше трети партгосаппарата не сомневается в повторении мер 30-х гг. «А это значит, — резюмировал он, — что люди считают, что людоедские приемы вождей ВКП (б) генетически наследственно присущими режиму...»
Президентский Указ «О восстановлении всех жертв политических репрессий 20—50-х годов» реабилитирует «советских людей, невинно пострадавших во время насильственной коллективизации», признает «незаконными... репрессии, проводившиеся в отношении крестьян в период коллективизации», но не характеризует коллективизацию как «преступление против человечности», как геноцид. Президент все еще видит в ней — положительные стороны.
Двусмысленность нового закона, свойственное Горбачеву желание получить прежде всего рекламный эффект — обнаруживается и в том, что за скобками оставлен важнейший вопрос: цена сельскохозяйственных продуктов. Опыт Китая продемонстрировал опасность, которой чревато возникновение рынка. Горбачев решил: «Сейчас цены не трогать». И все возвращается в заколдованный круг: без реформы цен не может быть экономической реформы, в первую очередь аграрной реформы; реформа цен откладывается, в надежде, что произойдет чудо — и все наладится — колхозники возьмут землю в аренду или наследуемое пожизненное пользование, станут фермерами и начнут наконец отлично работать; колхозы, не желая отставать от фермеров, подтянутся. И советская экономика выйдет из тупика и быстро пойдет вперед...
Мафия: лев прыгнул
Партия, стоящая у власти, не выродилась, не рассыпалась. «Власть развращает», — твердит буржуазный и мелкобуржуазный интеллигент. Тут органическое непонимание существа нашей Советской власти.
Мафия — не красивый образ, мафия — реальность, болезнь, о которой мы раньше беспечно думали, что уж она-то нашему обществу не грозит.
Много лет назад молодой милиционер Александр Гуров застрелил в центре Москвы убежавшего из зоопарка льва. Этот случай, попавший во все советские газеты, вспомнил журналист Юрий Щекочихин, интервьюировавший Гурова, ставшего ныне юристом, специалистом по организованной преступности. «Александр Иванович, — спросил журналист, — если сравнить льва с мафией, то все-таки... Лев готовится к прыжку или уже прыгнул?..» — «Лев прыгнул».
«Мафия», «рэкет, «отмытые деньги», «ганги» — слова, недавно относившиеся только к разлагающемуся миру капитализма, получили в эпоху гласности полные права гражданства в советском лексиконе. «Краткий политический словарь» в 1969, 1978, 1983 гг. определял — неизменно — мафию, как «бандитско-террористическую организацию на о. Сицилия (Италия), фактически находящуюся на службе буржуазно-помещичьих кругов...» К определению добавлялось, что мафия установила связи с другими организациями преступного мира, в том числе с гангстерскими организациями в США. В издании 1987 г. «Краткий политический словарь» пополняет сведения о мафии многозначительной фразой: «Мафия стала нарицательным понятием, используемым для обозначения методов оказания незаконного, преступного давления, направленного против отдельных лиц, организаций для достижения политических целей». Еще ничего не сказано прямо о возможности появления мафии в стране социализма, но для советского читателя намек очевиден.
В 1981 г. в Варшаве работала комиссия ЦК партии, расследовавшая деятельность уже свергнутого первого секретаря Эдварда Терека. В своих показаниях Э. Терек заявил, в частности, что в ЦК «возникла целая мафия». Слово это появлялось в показаниях других польских руководителей так часто, что председатель комиссии предложил, опасаясь, что стенограммы тайных заседаний попадут в руки «Солидарности» (что и случилось), вместо «мафия», «банды», «ганги» употреблять выражение «неформальные группы в Политбюро».
Слово, понятие, обвинение, страшная опасность — «мафия» врывается в советскую политику вскоре после начала «перестройки». Слухи, нередко умело муссируемые, ходили и раньше. Они касались преимущественно южных республик. Говорили о коррупции давно. В Азербайджане и Грузии были сняты первые секретари. Их заменили: в Азербайджане бывший председатель КГБ Гейдар Алиев стал в 1969 г. первым секретарем ЦК, в Грузии им стал — в 1972 г. — бывший министр внутренних дел Эдуард Шеварднадзе. С 1981 г. начинается расследование «узбекского» дела. Из Ташкента все более очевидные нити тянутся в Москву, в окружение умирающего Брежнева.
Никого уже не удивляют утверждения журналистов, объясняющих кровавые погромы в долине Ферганы летом 1989 г. происками мафии. Пишут о роли мафии в организации резни армян в Нагорном Карабахе или погромов в Баку. Борьба с мафией становится избирательным лозунгом Тельмана Гдляна и Николая Иванова, следователей, руководивших раскрытием «узбекской мафии». Когда методы их следственной работы подверглись критике за нарушение закона и они были отстранены от расследования с сохранением содержания, вспыхнул политический скандал. Возник комитет в защиту Гдляна и Иванова. Президиум Верховного совета создал специальную комиссию для разбора дела. Министр юстиции СССР выступил в «Правде» с особым «пояснением». Гдлян был триумфально избран в народные депутаты в Москве. Еще больший избирательный успех имел Иванов в Ленинграде, после того, как он заявил 12 мая 1989 г. по телевидению, что нити мафии, которую ему мешают разоблачить, тянутся до самого верха, что в деле «замелькали фигуры членов Политбюро Соломенцева, Лигачева и бывшего председателя Верховного суда СССР Теребилова». Рабочие крупнейших ленинградских заводов голосовали единогласно за следователя Николая Иванова.
«Дело» Гдляна — Иванова демонстрирует место «мафии», реальности и мифа, в сознании современников «перестройки». Известная советская журналистка Ольга Чайковская, десятилетиями писавшая (насколько это было разрешено) о пороках советского правосудия, завоевавшая себе редкий моральный авторитет, собрала огромное досье, свидетельствующее о незаконных методах, применявшихся следователями бригады Гдляна — Иванова, пытавших арестованных, державших их годами (до 7 лет) в тюрьме на следствии. «Следователи типа Гдляна, — пишет Ольга Чайковская, — сложившиеся в условиях безнадзорности, являют собой часть той же административно-командной системы, с которой, судя по их декларациям, борются».
В апреле 1990 г. комиссия съезда народных депутатов представила Верховному совету результаты своей работы. Они подтвердили нарушения Гдляном и Ивановым законов, использование «форм давления» или «методов следствия», которые проще всего назвать пытками. В отчете говорится даже, что «среди форм давления на обвиняемых мы можем найти почти половину тех методов следствия», о которых писал А. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». Из отчета следует также, что это были привычные, распространенные методы работы советских следователей, что Гдлян и Иванов пользовались покровительством высших прокурорских властей. А также и то, что следователи, посланные на борьбу с узбекской мафией, были инструментами борьбы за власть, которая шла в Москве. Узбекские руководители были клиентами Брежнева. Удар по ним был ударом по тогдашнему генеральному секретарю.
В очень короткое время удалось превратить «мафию» в главного врага, на которого направляется гнев народа. Жажда справедливости так сильна, экономическое положение в стране так катастрофично, что каждое обещание «чистки», к тому же «на верху», встречает невиданный энтузиазм масс. Ольга Чайковская рассказывает, что разговаривала с молодой женщиной в Ленинграде, которая на избирательном митинге выразила сомнение по поводу кандидатуры Иванова. «Обливаясь кровью от дикого удара в лицо, она стояла перед разъяренной толпой, а ей кричали: „Мало тебе, подавись ты своей кровью“».
