Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины - Мещеряков Владимир Порфирьевич (читать хорошую книгу txt) 📗
По-поводу приведения флотов в боевую готовность № 1, то есть в полную боевую готовность, то 13–14 июня Сталин, разумеется, счел это мероприятие преждевременным. Он же, вроде, дал команду 17–18 июня, как явствует из мемуаров наших флотоводцев, о приведении в повышенную боевую готовность всех вооруженных сил и флота в том числе. Так что, зачем же шпорить коня? Во всем остальном, в адрес Кузнецова можно, прямо, раздавать овации. Четко и толково изложил существо дела. Даже, не верится, что советский адмирал способен на такое.
«В те напряженные дни ко мне зашел заместитель начальника Генерального штаба Н.Ф. Ватутин. Он сказал, что внимательно читает наши оперативные сводки и докладывает их своему начальству. Ватутин обещал немедленно известить нас, если положение станет критическим».
Вот и Ватутин появился с недоброй вестью. Оказывается, Оперативный отдел Генштаба «внимательно читает» бумаги, присланные от моряков. С ума можно сойти от такой новости. Правда, Николай Федорович успокоил Кузнецова. Если, мол, что случиться, сразу крикну, свистну — предупрежу, не волнуйтесь. Однако, Николай Герасимович, что-то засомневался в лучших качествах работника Генштаба. Иначе, с чего бы это так его потянуло на самостоятельность?
«Мы решили однако больше не ждать указаний, начали действовать сами. Балтийский флот 19 июня был переведен на оперативную готовность № 2. Это в какой-то мере оберегало его от всяких неожиданностей. На Северном флоте было спокойнее, чем на Балтике, но и его мы перевели на ту же готовность.
18 июня из района учений в Севастополь вернулся Черноморский флот и получил приказ остаться в готовности № 2. Большая часть матросов и командиров кораблей так и не сошли на берег. Многие из них потом еще долгие месяцы не видели своих близких».
Моряки, по суше еще не успели соскучиться, как их, вроде бы, вернули назад. Опять ребусы-кроссворды. Видимо, приказ о полной боевой готовности, поступивший к наркому обороны Тимошенко от Сталина, то есть, из Комитета по обороне СНК, стал волокититься в структурах Генштаба и вскоре был окончательно отменен. Кузнецов, знавший о приказе, потребовал объяснений. С успокоениями и пришел к ним Ватутин, пообещавший, что «как только, так сразу». Иначе, трудно было бы понять Кузнецова, в силу каких же обстоятельств «мы решили однако больше не ждать указаний»? Не от Сталина же? Он их уже дал. Значит, остается Генштаб со служивыми, типа Ватутина или Жукова? Но ведь, не будешь же, писать, что за день до войны на флотах царила беспечность. Даже о боевой готовности № 2, как мы теперь знаем, приходилось мечтать. Была, как обычно, повседневная боевая готовность, с ковырянием в носу. Читатель с этим явлением встретится попозже, и не у Кузнецова. Нарком «оберегал» честь мундира.
Хочу напомнить, что книга «Курсом к победе» заменила собой, выпущенную ранее его же книгу «На флотах боевая тревога», содержание которой, вполне возможно, могли немного подправить. Поэтому и появилась дата 18 июня, когда, дескать, корабли Черноморской эскадры вернулись в Севастополь. В защиту Николая Герасимовича хочу сказать, что он честно написал, когда эскадра вернулась к себе на базу. Это было указано еще в книге «На флотах боевая тревога». Но бдительное око цензуры каким-то образом просмотрело сей момент, и эта информация, чудесным образом перекочевала и в книгу «Курсом к победе». Там она выглядела не броско, по этой причине, видимо, и сохранилась.
Когда дойдем до событий на Черном море, мы к этому утверждению Кузнецова еще вернемся. А пока все оставляем без изменения, предоставляя право властвовать буйной фантазии «добровольных» помощников адмирала.
«Субботний день 21 июня прошел почти так же, как и предыдущие, полный тревожных сигналов с флотов…
Мои размышления прервал заместитель начальника Главного морского штаба В.А. Алафузов. Как всегда, он пришел с вечерним докладом. Обстановка как будто не изменилась: по-прежнему была очень беспокойной на Балтике, на Черном море — спокойнее; на Севере не происходило ничего особенного…».
Как, видите, уже вечер 21 июня, а Ивана Степановича Исакова в штабе нет. Его, и на данный момент, все еще замещает Алафузов. Но ведь Исаков, как уже указывал ранее Кулаков с Черноморского флота, 18 июня убыл с учений. И Кузнецов уверяет нас, что учения закончились 18 июня. Где же Исаков? Он должен, по идее, давно приступить к выполнению обязанностей начальника штаба. Уж, не надоела ли ему штабная служба? А то, получается, как в «Кавказской пленнице»: «Всё кабинет, кабинет…».
Читатель, теперь уже знает, что Германская нота давно вручена. Сталина нет. Военные ушли на сходку в Ставку. Но, Кузнецов же, нам об этом не мог сказать, в то, время.
«Снова оставшись один, я позвонил Наркому обороны.
— Нарком выехал, — сказали мне. Начальника Генерального штаба тоже не оказалось на месте. Решил связаться с флотами. Поговорил сначала с командующим Балтийским флотом В.Ф. Трибуцем, затем с начальником штаба Черноморского флота И.Д. Елисеевым, с командующим на Севере А.Г. Головко. Все были на местах, всё как будто в порядке. Командные пункты развернуты, флоты уже в течение двух дней поддерживают оперативную готовность № 2…».
То есть, как все были на местах? Командующие Северным и Балтийским флотами, действительно, находились на местах. Трибуцу можно было бы, к тому же, переадресовать упрек Галлера, по части, не рассредоточения крупных кораблей, той же «Октябрьской революции». А вот с Черноморским флотом большой вопрос: «Почему командующий Ф.С. Октябрьский, на тот момент, отсутствовал в штабе флота»? Что за причина вынудила Филиппа Сергеевича покинуть командный пункт? В связи, с чем, его замещает начальник штаба? Кузнецов, как видите, не придал этому значение.
«В 20.00 пришел М.А. Воронцов, только что прибывший из Берлина.
В тот вечер Михаил Александрович минут пятьдесят рассказывал мне о том, что делается в Германии. Повторил: нападения надо ждать с часу на час.
— Так что же все это означает? — спросил я его в упор.
— Это война! — ответил он без колебаний».
Воронцов прилетел из Берлина. Слышал выступление по радио Гитлера. Деканозову вручили аналогичную бумагу о разрыве дипломатических отношений. Воронцов был в курсе всех дел, поэтому и сказал, что ожидается нападение.
Вот откуда такая осведомленность товарища Кузнецова, по части, знания, что вскоре начнется полномасштабная война. Только непонятно, почему целый час военно-морской атташе в Берлине Воронцов, который выполнял функции разведки от военно-морского ведомства, в приватной беседе, потчевал Николая Герасимовича такой важной информацией о нападении немцев? Или поделиться было не с кем, поэтому и зашел к морякам по старой дружбе?
Почему Кузнецов не сказал читателю, кем в действительности был Воронцов и откуда у него такая важная информация? Дверь в кабинет наркома, наверное, устала открываться и закрываться от посетителей?
«Едва ушел Воронцов, явился адмирал Л.М. Галлер. Он тоже не уехал домой. Уже около года Л.М. Галлер занимался судостроением. Он завел разговор о каком-то документе, касавшемся приема кораблей. Дело было неспешное и не бог весть какое крупное. Я понимал, что Льва Михайловича привело не это. Заговорил о напряженной обстановке, о готовности флотов.
— „Октябрьская революция“ все еще в Таллине и на открытом рейде, — осторожно напомнил он. За этим стоял невысказанный вопрос: все ли сделано, чтобы обеспечить безопасность линкора?
Мы поговорили о положении на Балтике, особенно в Либаве — она беспокоила меня более других баз…».
По-поводу, указанного линкора «Октябрьская революция» остроумно замечено, что его переход из Таллина в Кронштадт, в последних числах августа 1941 года, был самым длительным боевым походом за всю войну. Практически он простоял всю военную компанию у стен Ленинграда, являя собой плавучую артиллерийскую батарею крупного калибра, и был, к несчастью, заманчивой мишенью для немецкой авиации.
