Маршал Язов (роковой август 91-го) - Ивашов Леонид Григорьевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Он же специально обратился к воинам Таманской мотострелковой дивизии, отдельной мотострелковой дивизии им. Дзержинского, Кантемировской танковой дивизии: «Дорогие мои сыновья! Я надеюсь на вас, на ваш правильный выбор. Надеюсь, что вы станете на сторону законной власти — Президента РСФСР. Уверен, что вы не допустите насилия, что вашим отцам и матерям не будет горько за своих детей».
Следует отдать должное и Д. Т. Язову. Его сомнения в правильности избранной линии поведения достигли в этот день своего пика. Не отказываясь пока публично от поддержки акций ГКЧП, он во второй половине дня все же стал сдерживать желающих поиграть военными мускулами. Ближе к вечеру участились звонки по «кремлевке»: почему войска стоят на месте, надо демонстрировать силу. Язов отказывает. Говорит, что могут быть жертвы, а этого допустить нельзя. «Авантюра, бесполезная, опасная авантюра», — эта мысль все чаще приходит ему в голову, побуждает к осторожности в поступках, подталкивает к размышлениям о грядущей ответственности.
«Когда вы увидели, что народ не „проглотил“ молчаливо ГКЧП и стал сопротивляться, поняли ли вы, что из этой аферы надо выбираться?» — спросил Язова следователь во время допроса 22 августа.
И именно имея в виду второй день деятельности ГКЧП, маршал ответил: «Да, конечно. Я тогда начал кое-какие приготовления. Все это уже, собственно говоря, катилось под откос».
А нажим шел и «снизу». Приведем здесь опубликованную в прессе шифровку, направленную в адрес ГКЧП генерал-полковником А. Макашовым, недавним кандидатом на пост Президента России: «20 августа. Военный совет и войска Приволжско-Уральского военного округа, верные патриотическому долгу перед Родиной, приветствуют и поддерживают действия комитета.
Одновременно обеспокоены нерешительностью по отношению к Ельцину и его окружению.
Промедление смерти подобно».
Но министр обороны медлит, отказываясь прислушиваться к советам «доброжелателей», его активность явно пошла на убыль. Никакой уверенности в успехе предпринятой акции уже нет. Еще тяжело окончательно смириться с мыслью, что оказался втянутым в недостойную, постыдную авантюру, но она сверлит, не оставляет, мешает сосредоточиться. Что делать, какой выход найти?
Во второй половине вызвал в свой служебный кабинет главнокомандующего Военно-воздушными силами Е. Шапошникова. Спросил об обстановке в ВВС. Выслушав, приказал обеспечить, чтобы ни один военный самолет и вертолет ни с какого аэродрома не поднимался. Далее сошлемся на интервью Евгения Ивановича Шапошникова, которое он дал после описываемых событий корреспонденту «Комсомольской правды». Главком ВВС заговорил о необходимости достойно выйти из сложившейся ситуации.
— А разве есть достойные пути выхода? — переспросил Язов.
— Есть.
— Какие?
— Такие, что необходимо сейчас войска вернуть в пункты постоянной дислокации, необходимо разогнать, расформировать, объявить незаконным этот комитет, передать власть Верховному Совету и вернуть Президента.
Да, наверное, это был небольшой шанс, шанс весьма сомнительный и отнюдь не решающий уже ничего, пусть с запозданием объявить официально о разрыве с Янаевым и К°, но маршал не решился. Однако постепенно линию повел свою. Это оказалось тем более необходимым, что после 16 часов обстановка в центре Москвы осложнилась. Радио российского парламента распространило заявление о том, что «в ближайшее время может быть предпринята попытка штурма Дома Советов на Краснопресненской набережной». Поступила информация о передвижении в районе Садового кольца и прилегающих улиц военной техники. После одного из поздних звонков Янаева, требовавшего разогнать собравшихся вокруг Дома правительства России, министр через В. Ачалова отдал приказ: ночью войскам прекратить какое бы то ни было движение. Чутье старого солдата подсказывало: противостояние достигло пика и главное — не допустить малейшего инцидента.
Рабочий день министра обороны длился, кажется, вечно. Наконец, с наступлением ночи наступило некоторое затишье. Последняя ночь перед развязкой. Двигаясь по кабинету, маршал пытался с разных сторон оценить сложившуюся ситуацию и найти в ней хоть какие-нибудь трещинки для выхода. Он уже твердо был убежден в полном провале операции. Одной из мер, которые нужно предпринять — это возвратить войска в казармы. Но попробуй сейчас, ночью, тронь в Москве притихшие боевые машины. Тут же примут за начало атаки. Лучше сделать это утром, прилюдно. Позвонил по прямому телефону В. Ачалову и сказал о принятом решении — выводить утром войска из столицы в пункты постоянной дислокации.
А что дальше? Всегда, в любой обстановке, будь то Спитак, Баку или Ленинакан, смело принимавший решения, сегодня он решения не находил.
Уже после полуночи маршал вызвал порученца. И уже не скрывая подавленности, попросил посидеть у телефонов. Сказал: «Домой не поеду. Пойду отдохну здесь».
Но, конечно, не телефоны были причиной вызова офицера и его присутствия в кабинете. Все телефоны, кроме одного — прямого от Горбачева, переключались на дежурного адъютанта. Президента же в Москве не было. Не хотелось оставаться одному в огромном кабинете накануне надвигающейся развязки.
21 августа. День четвертый.
Тревожная, бессонная ночь стояла над столицей. Не сомкнул глаз и министр обороны, не спали и в Кремле. Оттуда нет-нет, да и звонили Язову. «Шенин, Бакланов», — доложил дежурный офицер. Дважды был звонок от Лукьянова. Маршал ни с кем разговаривать не стал. Да и о чем? Приняв решение дистанцироваться от авантюрных судорог гэкачепистов, он даже почувствовал внутреннее облегчение. Теперь он отвечал только перед своей совестью…
Требовательный телефонный звонок вынудил снять трубку — члены ГКЧП, собравшиеся в Кремле, хотели, чтобы министр обороны присоединился к ним.
— Я туда не поеду, — отрезал Язов звонившему Ачалову. — Так им и передай.
А когда, некоторое время спустя, раздался новый звонок, в сердцах приказал:
— Не соединять!..
Но что эта компания значила без него, на что могла надеяться? Только армия, а значит и Язов, еще вселяли им кое-какую надежду, если не на успех, то хоть на спасение. Посовещавшись за Кремлевской стеной, утром, 21-го, с «тылов» подъехали к зданию Министерства обороны и, почти крадучись, через спецподъезд Крючков, Шенин, Бакланов, Тизяков, Прокофьев поднялись на лифте прямо в кабинет министра обороны. Разговор пошел на повышенных тонах. Попытались «надавить» на министра обороны: мол, не все потеряно, надо действовать, вести вязкую борьбу. Язов так и не понял, что они имели в виду. Да, признаться, и не очень стремился к этому: для себя он уже все решил окончательно.
Со смешанным чувством иронии смотрел Язов, как петушился лидер московских коммунистов Юрий Прокофьев.
— Это предательство. Я обнадежил людей, нас поддержат рабочие. А вы их предаете… Дайте пистолет — лучше застрелиться…
Язов повернулся к Крючкову, жестко сказал:
— Выход один: включить Горбачеву связь и лететь в Форос. Все.
Он не сказал, что еще часа два назад отдал приказ о переброске на Бильбек морских пехотинцев. На всякий случай могут понадобиться…
Около 9 часов утра началась Коллегия. Выступили главкомы ВВС (Шапошников), ВМФ (Чернавин), РВСН (Максимов). Предложение одно: танкам в городе не место, войска из Москвы надо выводить.
— Да, с этим позором надо кончать, — согласился министр и, обращаясь к начальнику Генштаба Моисееву, бросил: — Готовь директиву…
В это время по «кремлевке» позвонил Крючков:
— Почему не летишь в Крым?
— Провожу Коллегию. Высказались за вывод войск.
И после паузы, вместившей в себя, кажется, все переживания последних дней, добавил:
— Я в эти игры больше не играю.
В 13.20 21 августа Д. Т. Язов последний раз спустился на лифте из своего кабинета в спецдвор. У подъезда стоял сверкающий черным лаком правительственный «ЗИЛ». Рядом — машина сопровождения с охраной. Водитель привычно открыл перед министром обороны тяжелую дверцу. Грузно усевшись на заднее сиденье, маршал коротко бросил водителю: «Внуково-2». Машины, рванувшись с места, выехали через автоматически открывшиеся ворота на московские улицы. Регулировщики четко перекрыли движение, и через 2–3 минуты машины понеслись по Ленинскому проспекту.