Всадники в сверкающей броне. Военное дело сасанидского Ирана и история римско-персидских войн - Дмитриев Владимир Алексеевич
Конница же варваров [персов. — В. Д.] из-за крутизны гор замедлила свой бег и с трудом могла преследовать и нападать (Herodian. VI. 5. 6).
Оказавшись в пределах Лазики, они [иберы. — В. Д.] там остановились и, защищенные узкими горными проходами, стали сопротивляться врагам. Преследовавшие их персы не сделали здесь ничего значительного, так та же труднодоступная местность оказалась препятствием для их нападения (Proc. Bell. Pers. I. 12. 13).
В силу сочетания приведенных выше факторов стратегия персов на западном театре боевых действий носила ярко выраженный наступательный характер. Это означает, что выводы В. И. Холмогорова об оборонительном характере военных действий римской армии в Европе по Рейну и Дунаю, начиная с III в. {53}, можно распространить также на римско- и византийско-персидские войны в Передней Азии. Действительно, военная инициатива всегда находилась в руках персов, и все, даже самые успешные и внешне кажущиеся наступательными, военные акции империи в отношении сасанидского Ирана являлись ни чем иным, как запоздалой реакцией на персидскую агрессию. Самое большое, на что были способны римляне — это нанесение по Персии упреждающих или ответных ударов, носивших в конечном счете оборонительный характер и подчиненных одной главной стратегической сверхзадаче — защите восточной границы империи от новых вторжений персов. Именно так следует расценивать такие, например, события, как персидские походы императоров Кара (283) и Галерия (298), экспедиция Юлиана Отступника (363) или вторжение в Персию, совершенное императором Ираклием (628).
Таким образом, в стратегическом отношении персы ни чуть не уступали римлянам. Почему же в таком случае они, в отличие от гораздо менее организованных и искушенных в стратегическом искусстве германцев, не смогли добиться полного и безоговорочного успеха в военном противостоянии с империей? Ответ следует искать в особенностях ситуации на восточном участке римской (позднее — византийской) границы. Во-первых, он был гораздо менее протяженным, и переброска сил в случае персидского вторжения объективно требовала меньшего времени, чем на севере. Во-вторых, возможных путей продвижения персидской армии в Месопотамии было не так много {54}, и в принципе римское командование могло предполагать, в каких местах персы способны перейти границу империи, и организовать в опасных районах рубежи обороны или, по крайней мере, сторожевые заслоны с целью задержать продвижение войск противника до подхода основных сил. В-третьих, города римского Востока были гораздо более многолюдными, богатыми и хорошо укрепленными, чем на рейнско-дунайском лимесе. К тому же управление и контроль (в том числе и в военной сфере) в урбанизированной части империи, каковой являлись ее восточные провинции, были гораздо более эффективны, чем в не столь населенных приграничных провинциях в Европе. Наконец, в-четвертых, на востоке римляне столкнулись с развитым цивилизованным государством, имевшим достаточно стабильные границы, четкие и ярко выраженные геополитические установки и обусловленные многовековыми традициями доктрины {55}. Это делало внешнюю политику Сасанидов для римлян в целом предсказуемой и позволяло спланировать и подготовить ответные шаги. На Рейне же и Дунае ситуация была совершенно иной.
ЧАСТЬ 2.
ИСТОРИЯ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОТИВОСТОЯНИЯ РИМСКОЙ (ВИЗАНТИЙСКОЙ) ИМПЕРИИ И САСАНИДСКОГО ИРАНА
Сильный противник на западе в лице Римской империи достался Сасанидам в качестве своеобразного наследства вместе со всеми проблемами, накопившимися в Парфии за ее почти пятивековую историю. Во многом те же, что и в парфянскую эпоху, были и причины кровопролитных войн, происходивших в Азии между римлянами и персами; и Римская империя, и держава Сасанидов представляли собой в этот период по сути дела военные державы, для которых внешняя экспансия была одним из способов существования. Кроме того, каждая из двух держав считала себя единственным полноправным хозяином в Передней Азии: Римская империя — после походов Траяна, захватившего все Двуречье и отодвинувшего восточную границу империи до берегов Тигра; Сасаниды же — в силу своей, как они считали, причастности к династии Ахеменидов и, следовательно, претензий на всю Переднюю Азию вплоть до берегов Эгейского и Черного морей.
Однако не менее, если не более, важной причиной всех войн римлян с персами (как до того — с парфянами) являлось стремление Рима захватить или хотя бы поставить под свой контроль торговые пути, шедшие из далекого Китая к границам империи; в свою очередь персы старались сделать все возможное, чтобы не допустить этого и сохранить, а по возможности и расширить зону своего влияния в бассейне Тигра и Евфрата — регионе, где издревле сходились трансазиатские торговые пути, приносившие расположенным на них государствам огромные прибыли. Именно борьба за контроль над караванными путями, шедшими с востока на запад и находившимися с III в. в руках сасанидского Ирана в силу его геополитического положения, в значительной мере породила нескончаемую череду войн и дипломатических конфликтов, наполнивших всю историю римско-персидских отношений.
Следует отметить еще одну причину ожесточенной борьбы между Римом и Персией, имевшую также экономический характер. Речь идет о нехватке в сасанидском Иране квалифицированных рабочих рук, без которых не могло быть и речи об экономическом, а следовательно, и военно-политическом могуществе государства Сасанидов. Прежде всего, это касается ремесленного производства (в частности, ткачества, строительства, кузнечного дела), где Рим по многим показателям традиционно занимал лидирующее положение в тогдашнем мире.
Таким образом, в основе римско-иранских противоречий лежали, прежде всего, причины социально-экономического и геополитического характера, делавшие Римскую империю и сасанидский Иран естественными соперниками в их борьбе за гегемонию в переднеазиатском регионе.
Глава 1.
САСАНИДСКИЙ ИРАН И РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ В СЕРЕДИНЕ III — КОНЦЕ IV В.
§ 1. Начало противостояния: От преобладания Ирана к гегемонии Рима (235–298 гг.)
История военно-политического противостояния Римской империи и сасанидского Ирана берет свое начало в 230-х гг. К этому времени основатель державы Сасанидов Арташир I (226–242) разгромил войска последнего парфянского Аршакида Артабана V, подчинил своей власти всю территорию, некогда входившую в состав Парфянского царства, и приступил к расширению границ нового Иранского государства. На западе первыми жертвами экспансии Арташира стали небольшие арабские царства, находившиеся между римскими и персидскими владениями. Именно к этому периоду относится и возникновение двух буферных арабских государств — княжества Лахмидов и княжества Гассанидов, первое из которых впоследствии являлось союзником Персии, второе — Рима (позднее — Византии). На протяжении всех последующих столетий арабы (или сарацины, как их называли латинские и греческие историки) принимали активное участие в римско-персидских войнах, приобретая военный опыт, весьма пригодившийся им в середине VII в. при создании Арабского халифата.
После установления контроля над приграничными с Римской империей землями Арташир смог приступить к реализации своей внешнеполитической доктрины; он провозгласил ее сразу после прихода к власти, и заключалась она в восстановлении территории Персидской державы в границах царства Ахеменидов.
Первые сообщения о появлении на востоке новой опасности стали приходить в Рим на четырнадцатом году правления императора Александра Севера (222–235), т. е. в 235 г. От правителей Сирии и Месопотамии Александру были доставлены послания, в которых сообщалось:
