Повесть о Сверкающей Равнине - Моррис Уильям (лучшие книги .TXT) 📗

Уильям Моррис

Повесть о Сверкающей Равнине, что звалась также Землей Живущих и Полями Бессмертных

К ЧИТАТЕЛЮ

Мед поэзии – это напиток богов, который добыл Один и которое давало возможность стать прекрасным скальдом.

В очередной том нашей серии вошел роман классика английской литературы, восторженного певца Средневековья, прекрасного знатока северной литературы, прерафаэлита Уильяма Морриса, любое произведение которого – в стихах или прозе – по праву считается Поэзией.

Но скальдическое – поэтическое искусство рассказчика и мага – в древнескандинавской литературе употребляется часто и как синоним рунического искусства, которым владели немногие и которое обладало удивительной силой.

В двадцатом веке появилось громадное количество книг о рунической магии, часто весьма сомнительного качества.

Мы посчитали, что наша серия будет невозможна без разделов, посвященных этой таинственной проблеме. Поэтому в том включены статьи о рунических камнях, рунах и их сакральной силе.

Счастливого плавания на викингских драккарах!

Глава 1. О троих чужаках, явившихся в стан Ворона.

Говорится, что жил некогда юноша из свободного народа, по имени Халльблит: он был хорош собою, силен и в битве испытан; он принадлежал к древнему клану Ворона.

Этот юноша любил замечательной красоты деву по имени Заложница, что принадлежала к клану Розы; а из этого клана мужам Ворона подобало и следовало брать себе жен.

Заложница любила его не меньше, чем он – ее, и никто из соплеменников не возражал противу этой любви, и должны они были пожениться в ночь середины лета.

Но однажды, ранней весной, когда дни были еще коротки, а ночи длинны, Халльблит сидел у крыльца, обтачивая ясеневое древко для своего копья, и заслышал он приближающийся цокот копыт, и завидел, что к дому скачут люди, и вот въехали они в ворота. В доме же никого, кроме Халльблита, не было, потому поднялся юноша, и вышел пришлецам навстречу, и разглядел, что числом их всего трое, все – вооружены, а кони под ними – лучше лучшего; однако страха чужаки не внушали, ибо двое были стары и слабы, а третий – мрачен и удручен, и с виду уныл; казалось, что издалека приехали они и гнали коней во весь опор, ибо шпоры были в крови, а кони – в мыле.

Халльблит приветил гостей весьма учтиво и молвил:

– Вы устали с дороги и, может статься, предстоит вам еще долгий путь; так сойдите на землю, и войдите в дом, и подкрепитесь малость, а для коней ваших найдется и сено, и зерно; а потом, ежели дело ваше не терпит, так, отдохнув, поезжайте дальше; или заночуйте тут до завтра, а тем временем все, что наше, будет также и вашим, и ни в чем не знать вам здесь отказа.

Тогда заговорил самый древний старец, и молвил тонким надтреснутым голосом:

– Благодарим тебя, юноша; но хотя дни весны и прибывают, убывают часы нашей жизни, и никак не можем мы остаться, разве что скажешь ты нам правдиво и искренне, что здесь – Земля Сверкающей Равнины: и ежели так, то не медли, но отведи нас к своему лорду, и, может статься, он нас обрадует.

Тут возвысил голос второй старик, с виду не столь дряхлый:

– Благодарствуем! – но мало нам еды и питья, большего ищем мы, а именно – Землю Живущих. Ох! – время не ждет!

Тут заговорил муж удрученный и понурый:

– Мы ищем Землю, где дням счет неведом и так их много, что тот, кто разучился смеяться, снова постигнет сие искусство и позабудет о днях Скорби.

Тут все трое хором закричали:

– Это ли Земля? Это ли Земля?

И подивился Халльблит таким речам, и рассмеялся, и молвил:

– Странники, поглядите туда, где под лучами солнца раскинулась равнина от гор и до моря, и увидите вы луга, где сверкают белизною весенние лилии; однако край сей называем мы не Сверкающей Равниной, но Кливлендом-у-Моря. Здесь умирают люди, когда пробьет их час, и не знаю я, достаточно ли долог отпущенный им срок для того, чтобы позабыть о скорби, ибо молод я и со скорбью еще не обручился; но знаю одно: для свершения бессмертных деяний срок этот – в самый раз. А что до Лорда, слово это мне не ведомо, ибо здесь живем мы, сыны Ворона, в дружбе и согласии, с нашими женами, с коими обменялись мы брачными обетами, и с матерями нашими, кои произвели нас на свет, и с сестрами нашими, верными помощницами. И снова приглашаю я вас спешиться, и поесть-попить, и развеселиться; а там и поезжайте себе искать какую угодно землю.

Чужаки на юношу и не глянули, но скорбно воскликнули:

– Это не Земля! Это не Земля!

Только это и сказали они, и поворотили коней, и выехали за ворота, и поскакали по дороге, что вела к горному ущелью. А удивленный Халльблит все стоял и прислушивался, пока цокот копыт не стих в отдалении, а затем вернулся к работе: а времени в ту пору было два часа пополудни.

Глава 2. В Кливленд приходят недобрые вести.

Недолго проработал он, как вдруг снова услышал цокот копыт, и не поднял взгляда, но сказал себе: "То отроки ведут лошадей с поля, и скачут во весь опор наперегонки, ликуя и резвясь, ибо беспечна юность и горя не ведает".

А цокот приближался, и поднял Халльблит голову, и увидел, что над земляным валом, ограждающим двор, мелькнули белые одежды, и сказал так: "Нет, это девушки возвращаются со взморья: верно, в изобилии собрали морской травы".

Засим еще усерднее принялся Халльблит за работу, и рассмеялся про себя, и молвил: "Она среди них: теперь ни за что не подниму я взгляда, пока не въедут девушки во двор, она же прискачет со всеми вместе, и спрыгнет с коня, и обовьет руками мою шею, по обыкновению своему; и любо ей будет дразнить меня жестоким словом и нежным голосом, ибо сердце ее тоскует обо мне; и я обниму ее, и расцелую, и задумаемся мы о счастье, что сулят нам грядущие дни; а дочери народа нашего посмотрят на нас и порадуются заодно с нами".

Тут и впрямь въехали во двор девы, но, вопреки обыкновению, не услышал Халльблит ни смеха, ни веселой болтовни; и упало у юноши сердце, словно вместо смеха девического ветер донес до него голоса давешних странников: "Это ли Земля? Это ли Земля?"

Тут Халльблит резко поднял голову и увидел, что спешат к нему девушки, десять – из клана Ворона, и три – из клана Розы; и увидел юноша, что лица их бледны и опечалены, а одежды изорваны, и облик их не дышит радостью. Объятый ужасом, Халльблит застыл на месте, а одна из девушек, что уже спешилась (то была дочь его собственной матери), пробежала в дом, не взглянув в сторону брата, словно не смела поднять глаз; а вторая поскакала во весь опор к стойлам. Но остальные спрыгнули на землю, и обступили юношу, и какое-то время ни одна не могла набраться духу и заговорить; а Халльблит стоял, глядя на них, с обтесанным древком в руках, и тоже молчал, ибо видел: Заложницы с ними нет, и знал, что теперь воистину обручился со скорбью.

И вот, наконец, заговорил он мягко и сочувственно, и молвил:

– Скажите, сестры, что за зло приключилось с вами, даже если речь идет о смерти дорогой подруги, и о том, чего уже не поправишь.

Тут заговорила красавица из клана Розы, по имени Резвушка, и молвила:

– Халльблит, рассказ наш пойдет не о смерти, но о расставании, и, сдается мне, дело поправить можно. Были мы на взморье близ Корабельного Двора и Сходней Ворона, и собирали мы морскую траву, и резвились промеж себя; и увидели мы неподалеку от берега корабль с обвисшим шкотом, так что парус бился о мачту; но решили мы, что это – ладья Рыбоедов, и зла не заподозрили, но бегали себе и играли на мелководье в волнах прибоя, что плескались у ног наших. И вот, наконец, от корабля отделилась лодка, и двинулась на веслах к берегу, но и тогда не испугались мы ничуть, хотя отошли малость от береговой полосы и одернули юбки. А лодка пристала у того места, где стояли мы, и гребцы спрыгнули в воду и решительно зашагали по мелководью прямо к нам; и увидели мы перед собою двенадцать вооруженных воинов, могучих и грозных, с ног до головы одетых в черное. Тут и впрямь устрашились мы, и повернулись, и бросились бежать; но было слишком поздно, ибо отлив близился к нижней своей точке, и широкая полоса песка отделяла нас от того места, где привязали мы коней у кустов тамариска. Однако бежали мы со всех ног, и добрались до гальки прежде, чем чужаки нас настигли; тут схватили они нас и швырнули на твердые камни.