Крушение России. 1917 - Никонов Вячеслав (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt, .fb2) 📗
Именно в таком состоянии пребывал Родзянко, когда — приблизительно в это же время, в 17.35 — направлял телеграмму в Ставку. «Временный комитет Г. Д., образовавшийся для восстановления порядка в столице, вынужден был взять в свои руки власть ввиду того, что под давлением войска и народа старая власть никаких мер для успокоения населения не предприняла и совершенно устранена. В настоящее время власть будет передана Временным комитетом Г. Д. Временному правительству, образованному под председательством кн. Г. Е. Львова. Войска подчинились новому правительству, не исключая состоящих в войсках, а также находящихся в Петрограде лиц императорской фамилии, и все слои населения признают только новую власть. Необходимо для восстановления полного порядка, для спасения столицы от анархии командировать сюда на должность главнокомандующего Петроградским военным округом доблестного боевого генерала, имя которого было бы популярно и авторитетно в глазах населения. Комитет Государственной думы признает таким лицом доблестного, известного всей России героя, командира XXV армейского корпуса генерал-лейтенанта Корнилова» [2302].
Примечательно, что Алексеев счел нужным переправить телеграмму Николаю II с собственной припиской: «Всеподданнейше докладываю эту телеграмму и испрашиваю разрешения Вашего Императорского Величества исполнить ее во имя того, что в исполнение этого пожелания может заключаться начало успокоения столиц и водворение порядка в частях войск, составляющих гарнизон Петрограда и окрестных пунктов (прозрачный намек на Царское Село — В. Н.) Вместе с сим прошу разрешения отозвать генерал-адъютанта Иванова в Могилев». Императору эту телеграмму принесли, и он наложил на ней резолюцию: «Исполнить». Так что назначение Корнилова в столицу и отзыв Иванова в Могилев формально произошли по приказу царя. Впрочем, в случае с Ивановым Алексеев просто страховался: все указания по остановке военной операции против столицы были сделаны им раньше. Алексеев давно поставил крест на миссии генерала Иванова.
Новая власть теперь форсировала события. Ей требовались определенность и безопасность. А состав кабинета все еще не был официально обнародован, если не считать его оглашения на митинге, вопрос о форме власти не был решен, правительственная декларация — не согласована. Вечером Милюков и представители Совета вновь сошлись за столом.
Первый абзац декларации вышел из-под пера Стеклов, второй — Суханова, третий — Милюкова. Пункт о сохранении монархии Милюков отстоять уже не мог, да и не сильно стремился. Советские деятели, со своей стороны, решили не настаивать на демократической республике. В итоге договорились не предпринимать шагов, предрешающих форму правления. Вновь перечитали декларацию, и Милюков молча под диктовку приписал к согласованному тексту выработанную ранее в Совете формулу о том, что Временное правительство «отнюдь не намерено воспользоваться военными обстоятельствами для какого-либо промедления по осуществлению вышеизложенных реформ и мероприятий». Как замечал Суханов, «оставалось только проредактировать, привести в порядок и сдать в печать первую конституцию Великой Российской Революции. К готовой бумажке со списком министров надо было приклеить декларацию, а затем собрать под нее подписи членов кабинета…
Стеклов куда-то исчез, и доделывать конституцию мы остались вдвоем с Милюковым. Помнится, клочок бумаги неправильной формы, на котором была написана декларация, перешел в мои руки, и я при содействии Милюкова написал наверху его: «В своей деятельности правительство будет руководствоваться следующими положениями»… Теперь как озаглавить документ?
— От Временного комитета Государственной думы, — предложил мне надписать Милюков. Но меня это не удовлетворяло. При чем тут Государственная дума и ее комитет?
— Чтобы сохранить преемственность власти, — ответил Милюков. — Ведь этот документ должен подписать Родзянко.
Мне все это не нравилось. Я предпочитал, чтобы дело обошлось безо всякой преемственности и без Родзянки…
— Вы думаете, что Родзянке не подписывать? — с сомнением сказал он. Затем, перебрав несколько заголовков, он заявил:
— Ну хорошо, пишите «От Временного правительства».
Я написал это наверху склеенной бумажки, имевшей весьма беспорядочный вид. Необходимо было перестукать ее на машинке и послать в типографию не позже 10 часов. Но сначала надо было собрать на подлиннике подписи министров. Мы пошли их искать по думским комнатам. Большинство тут же подписывало, не читая или, во всяком случае, не вникая в подробности…
Был десятый час. И Совет, и митинги давно разошлись. Дворец был почти темен и почти пуст. Но были налицо признаки новой советской «организации». Мне без большого труда удалось отыскать «дежурную» машинистку и засадить ее за переписку первой «конституции», задержав курьера, готового отправиться в типографию с другими материалами» [2303].
Так вечером 2 марта было обнародовано решение о создании Временного правительства. Оно само назначило себя, и с этой точки зрения было ничуть не менее самозваным, чем Совет. Дума по существу с этого момента приказала долго жить. Глинка, отдавший Думе 11 лет жизни, был поражен этим обстоятельством: «На первом же заседании Совета министров, на котором мне пришлось присутствовать, меня поразило то, что первым был поставлен вопрос об уничтожении Государственной думы как учреждения, то есть сами вырвали у себя из-под ног фундамент, на который могли опираться. Они сами себя назначали, сами себя увольняли» [2304]. При этом Временный комитет Государственной думы формально не прекращал своего существования до сентября 1917 года, когда влился в Предпарламент, однако существенной политической роли уже не играл. Ничего в декларации не говорилось и о Государственном Совете. Собирать его было некому: председатель верхней палаты парламента Щегловитов сидел в Петропавловской крепости. «Мы вообще ничего не знали друг о друге, — вспоминал член Госсовета бывший военный министр Редигер. — А о каких-либо собраниях, хотя бы частных, не было и речи». Самых благонадежных в глазах думцев — Таганцева, Кони, Манухина — позднее сделают сенаторами, остальных 5 мая уволят. Официально же Государственный совет будет упразднен уже большевиками 14 декабря 1917 года [2305].
За сутки, прошедшие с момента его утверждения, состав кабинета не претерпел кардинальных изменений, если не считать окончательного появления в его составе Керенского. Ученые, юристы, промышленники, они неплохо разбирались в общеполитических вопросах и парламентской практике, но никто из членов кабинета не обладал ни малейшим опытом административной или государственной работы. А премьер Львов был настоящей катастрофой для революционной эпохи — бездеятельным, мягким и благодушным популистом, безгранично верившим в добрую душу народа и испытывавшим отвращение к любому централизованному управлению.
«Как личности — все честные люди, но не крупные, решительно… Все это поневоле приводит в смущение. В сомнение насчет будущего» [2306] — записала в тот же день, едва узнав состав кабинета, Зинаида Гиппиус. Интересно, какие еще фамилии она хотела там увидеть (кроме, конечно, ее друга Савинкова)? В правительстве были все лучшие кадры оппозиции.
В заявлении об образовании Временного правительства вслед за его составом шли «основания» его деятельности, которые после всех согласований приняли следующий окончательный вид:
«1. Полная и немедленная амнистия по всем делам политическим и религиозным, в том числе террористическим покушениям, военным восстаниям, аграрным преступлениям и т. д.
2. Свобода слова, печати, союзов, собраний и стачек, с распространением политических свобод на военнослужащих в пределах, допускаемых военно-техническими условиями.
