«Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война - Лозунько Сергей (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Расчеты французов на польскую верность союзническому долгу, на признательность Франции за не просто возрождение Польши, но в усиленном виде за счет чужих территорий, оказались тщетны. Впоследствии мощная Польша сменит внешнеполитическую ориентацию и на несколько лет превратится в союзника Гитлера. Польша, используя всю ту мощь, которой ее наделили французы, станет прикрывать восточный тыл третьему рейху, ломавшему систему европейской безопасности, которую выстраивала Франция.
Собственно, неблагодарные поляки, полагавшие, что весь мир им должен, уже тогда демонстрировали свою настоящее лицо, в котором не было и капли благодарности кому бы то ни было. Свое возрождение поляки воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Показателен в этом плане эпизод пикировки на мирной конференции между представителем Польши Падеревским и Ллойд Джорджем.
Падеревский выдвинул претензии союзникам на тот счет, что полякам, во-первых, дают куда меньше, чем они рассчитывали (аппетиты-то у Варшавы были большие!) а во-вторых, ставят под сомнение принадлежность к Польше тех территорий (с непольским населением), которые они к тому времени захватили силой (о тактике «свершившихся фактов», широко использовавшейся поляками, мы поговорим ниже). Поляки считали себя «равнее» среди всех остальных народов и категорически не воспринимали ситуаций, когда принцип самоопределения народов вступал в противоречие с польскими территориальными притязаниями. В этом контексте Падеревский пристыдил союзников за подобное «ущемление» Польши — дескать, поляки, которых он представляет на конференции, «потеряют веру в вас (т. е. лидеров союзных государств. — С. Л.) как руководителей человечества».
Возмущенный Ллойд Джордж напомнил полякам, кому обязана возвращением из исторического небытия польская государственность и чьими миллионами жизней оплачена свободная Польша: «Перед нами Польша, которая еще пять лет назад была разорванной на части и находилась под властью трех великих держав, не имея ни малейшей надежды вновь завоевать свою свободу, по крайней мере собственными силами. Почему в течение четырех или пяти лет войны поляки, если они вообще служили в войсках, сражались против собственной свободы? К нам в плен попадали поляки и на Западном, и на Итальянском фронтах. Вот как обстоят дела. Теперь же, по самому скромному подсчету, даже если исключить спорные районы, вы получаете 20 миллионов свободных от ига поляков и абсолютно единую Польшу, то есть то, о чем ни один поляк не мог мечтать пять лет назад. Но вы, кроме того, хотите получить население, которое не является польским. Поляки требуют присоединения 3,5 миллиона жителей Галиции. Против этого можно возразить только одно: Польша не должна поглощать население, которое не является и не хочет быть польским… У поляков не было ни малейшей надежды получить свободу, но они получили ее благодаря тому, что за нее отдали жизни полтора миллиона французов, около миллиона англичан, полмиллиона итальянцев и я забыл, сколько именно американцев. Вот что дало свободу полякам. А они говорят, что потеряют веру в руководителей, которые дали им свободу ценой миллионов жизней людей других наций, погибших за их освобождение. Если поляки таковы, то должен сказать, что это не та Польша, о которой я всегда слышал. Она добилась свободы, но не ценой собственных усилий, а ценой чужой крови, и вместо благодарности Польша говорит теперь, что теряет веру в тех, кто добыл для нее свободу» [104].
Ллойд Джордж, безусловно, был прав в своем гневе по польскому адресу. Другое дело, что читать полякам лекции о благодарности — безнадежное занятие. То же самое — призывы уважать стремления к свободе других народов.
Но не только благодаря французам Польша вела себя бесцеремонно и нагло. Тому способствовала благосклонность к полякам Соединенных Штатов и лично американского президента Вильсона. Последний провозглашал привлекательные принципы, но забывал о них, когда дело касалось поляков.
А причина проста: в США были миллионы избирателей польского происхождения. Польские эмигранты организовывали масштабные кампании с целью оказать давление на президента и других представителей власти с тем, чтобы они заняли лояльную по отношению к возрождающейся Польше позицию.
«Президент, — писал о Вильсоне Ллойд Джордж, — приехал в Европу горячим сторонником Польши. Ему не нравилось, конечно, что поляки бесцеремонно попирают его принципы, и он мягко возражал против этого (ну просто очень мягко! — С. Л.), но Пилсудский, поддерживаемый французами, не обращал никакого внимания на эти увещевания и неизменно добивался победы» [105].
И чем дольше продолжалась работа мирной конференции, тем «пристрастность американцев стала проявляться сильнее», в свою очередь «дружественные или враждебные чувства к различным народам, плохо скрывавшиеся начальством, от всего сердца разделяли чиновники, подготовлявшие доклады, и агенты, собиравшие информацию на местах» [106].
«Американские эксперты по польскому вопросу были фанатичными сторонниками поляков, и их суждения в любом споре о Польше отличались явным пристрастием», — констатирует Ллойд Джордж [107].
Естественно, Пилсудский знал об американских пристрастиях к Польше и в полную силу использовал это обстоятельство. А чего не использовать, если польская наглость раз за разом сходила с рук?
Поляки говорят, что «боятся большевистского вторжения»? Срочно послать оружие и снаряжение через Данциг! Не хватает войск? Немедленно перебросить армию Галлера, снабдив ее «в необходимом количестве артиллерией», в Варшаву! Поляки уверяют, что необходимо занять Галицию, «будто бы для того, чтобы изгнать оттуда большевиков»? Как не поверить полякам и не благословить их на такое святое дело!
Потом, правда, разобрались, в чем дело: «Армия Галлера, которая была готова для военных действий, была немедленно направлена в Галицию будто бы для того, чтобы изгнать оттуда большевиков, но на самом деле она должна была завоевать эту страну и присоединить ее к Польше», — отмечает Ллойд Джордж. Верховный совет послал генералу Галлеру требование «немедленно уйти из Галиции». Галлер на это требование плюнул и растер. А впоследствии, сделав невинное выражение лица, рассказал союзникам басню о том, что «не получил вовремя телеграммы и не мог поэтому поступить согласно содержавшимся в ней инструкциям» [108].
И что Вильсон? А ничего: «Президент Вильсон, чтобы не обидеть своих польских друзей, не слишком настаивал на том, чтобы расследовать все это дело до конца» [109].
Казалось бы, ну ладно, не успел Галлер «вовремя» исполнить инструкции союзников — телеграмму не получил. Но почему не исполнил позже? Да вот, «пытался пустить пыль в глаза Совету четырех» (выражение Ллойд Джорджа) представитель Польши Падеревский: население Галиции едва не с цветами встретило бравых польских ребят! «Как мы ни старались, мы не в силах были удержать этих двадцатилетних юношей. Они рвались вперед. Они мчались, как вихрь, делая тридцать пять — сорок километров в день и не встречая сопротивления. Да, они отобрали назад эту территорию, но, если хотите знать, там не было никакого кровопролития. Я могу сообщить вам, что все наступление в Галиции стоило нам не более сотни убитыми и раненными. Никаких сражений не было. Во многих местах население, подбодренное известиями о приближении польских войск, само брало власть в свои руки», — на голубом глазу врал Падеревский [110]. Союзники сделали вид, что поверили.
Имея за спиной мощных покровителей в лице Франции и США, поляки, как говорят, ни в чем себе не отказывали.
