История Древнего Китая - Вальдман А. Б. (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
Этическое учение этой книги, возвеличивающее добродетель как высшее благо, основано на ее метафизических спекуляциях. Эта добродетель достигается при помощи спокойствия и созерцания, а также союза с дао. Слово дао означает прежде всего путь, а затем – принцип. Отсюда его значение АРХЭ, или Высшего Принципа Вселенной. Что следует понимать под этим принципом – вопрос темный, во-первых, потому, что трудно определить, можно ли истолковать дао как личного Творца, или же Лао-цзы считал его принципом, предшествовавшим личному божеству; и во-вторых, так как не совсем ясно, считал ли он дао отдельной от мироздания творческой силой или же полагал, что Вселенная – это просто пантеистическая манифестация. Если, что вероятно, Лао-цзы был пантеистом, он определенно придерживался той высшей формы пантеизма, которая, смешивая до некоторой степени Вселенную с ее принципом, приписывает последнему «превосходство над массой, которую он пронизывает». Дао нематериально и вечно, а Вселенная – эманация этого трансцендентного истока – существует в молчаливом, но непрестанно действующем вездесущем дао, и все несет на себе отпечаток формообразующего разума. Венец творения – это святой мудрец, который, умерев, возвращается в лоно Вечного Разума, чтобы насладиться там бесконечным покоем, в то время как нечестивцы осуждены на то, чтобы влачить жалкое существование на земле в следующих жизнях, а умирать только затем, чтобы возродиться вновь в какой-то новой форме. По-видимому, фундаментальная идея системы Лао-цзы – это единство. Перенеся этот принцип в сферу нравственности, он определил добродетель как растворение самости во Вселенной. Он учил, что человек должен проходить по жизни так, как если бы все, чем он владеет, ему не принадлежало, и любить всех, не исключая врагов. Он настаивал на том, что ничто не может сравниться со счастьем, которым наслаждается тот, кто однажды достиг добродетельности, и что лишь такой человек может относиться с безразличием к здоровью или болезни, радости или печали, богатству или нищете.
В современном китайском даосизме трудно разглядеть метафизические спекуляции и этические доктрины этого замечательного философа. Первые скрыты грубым суеверием, место последних заступило праздное безразличие. Самого Лао-цзы, мыслителя, проведшего жизнь в умеренности и простоте, едва можно узнать в фальшивом великолепии его обожествленного образа. Теперь он третий в троице, персонифицирующей дао, – в религиозных текстах он носит название «Шан-ди таинственного отсутствия» и почитается как «Триада чистых». Даосы утверждают, что он оставил небеса, чтобы воплотиться в чжоуском мудреце. Они рассказывают о множестве чудес, подкрепляющих это утверждение. Так, оказалось, что Лао-цзы провел в материнской утробе восемьдесят один год, а во время беременности его мать каждый день получала пищу с небес, опускавшуюся к ней в виде красного облака. Когда он родился, на голове у него были седые локоны, плавно ниспадающие вниз, а на его руках и ногах начертаны надписи. Едва родившись, он поднялся в воздух на девять шагов и возгласил, указывая левой рукой на небеса, а правой – на землю: «Небеса наверху – земля внизу, и только дао благородно».
Согласно интереснейшей статье о даосизме преподобного Джона Чалмерса, опубликованной в четвертом номере издания China Review, это учение прошло четыре стадии развития. Будучи в начале спекулятивной умозрительной системой, оно уходило все дальше и дальше за пределы реальности. Представители мечтательной стадии даосизма – это Чжуан-цзы и Ле-цзы; оба они, как и следовало ожидать, крайне враждебно относились к практической школе конфуцианства. На этой стадии духу самоотречения, внушенному Лао-цзы, стали уделять меньше внимания. Даосы обратились к суетным человеческим мечтаниям и поверьям. В то время даосизм сочетался с небылицей, и духовные существа и сказочные истории стали занимать в его учении больше места, чем те доктрины, которые они первоначально были призваны иллюстрировать. Переход к авантюрной стадии был прост. О краях, где жила королева фей, или Западная царственная мать, даосы отлично знали из сочинений своих философов. К ним дошли вести и о местонахождении Восточного царственного отца (Дун-ван-гуна) – оставалось лишь осуществить эти мечты.
Модному безумию поддались даже конфуцианцы, сопровождавшие великого героя того времени, Ши Хуанди (деспота, попытавшегося уничтожить священные книги), на вершины гор и в долины, где надеялись при помощи торжественных ритуалов войти в общение с бессмертными.
Когда конфуцианцам это не удалось, «даосы разработали более обещающий план, – они предлагали доплыть до Волшебной страны по морю. Была снаряжена экспедиция, в состав которой должны были войти несколько тысяч девушек и столько же юношей; в ее главе был поставлен даосский маг Сюй Фу. Предполагалось, что такое большое количество девственно чистых людей так очарует и обрадует бессмертных, что их обычная стеснительность будет преодолена и они охотно явятся, дабы предложить себя в союзники могущественному властелину Китая. Сюй Фу вернулся из экспедиции (конечно, если он вообще куда-то уплывал) и доложил, что он видел вдали Волшебную страну, но не смог доплыть к ее берегам из-за встречных ветров.
Однако от этого плана не отказались. Сюй Фу и другие на самом деле видели духов и разговаривали с ними. Кроме того, были известны люди, достигшие бессмертия благодаря тому, что питались определенными лекарственными растениями. Поэтому Цинь Ши Хуанди решился испытать все средства, чтобы добиться разговора с кем-нибудь из этих бессмертных и добыть себе чудесное снадобье любой ценой. Он путешествовал по стране, иногда инкогнито, а иногда – со всей подобающей его сану торжественностью, надеясь встретиться с духами. В Чифу и в других местах на побережье он обозревал океан, по всей видимости удивляясь, почему по волнам не плывет к нему на поклон Волшебная страна. Тысячи людей заставляли бросаться в море или в реки, чтобы привлечь духов. Но все было тщетным. В конце концов, через двенадцать лет жестокой тирании и бесплодных поисков духов и снадобья бессмертия, его убедили еще раз лично явиться в Чифу и поохотиться на акул, которые, как ему говорили, в действительности были некими злыми духами, которые, собственно, и не давали приблизиться к нему добрым духам. С немалым трудом большую рыбу загнали на расстояние выстрела от лука императора; многие его стрелы попали в цель, и она издохла. Но, не успев еще вернуться домой, он заболел и умер. Еще через два года, за которые сын превзошел отца в жестокости и сумасбродстве (но не в поиске духов), окончилось существование этой Вечной Династии…
Во время следующей династии (Хань) взялись за более обнадеживающие мероприятия, чем поиск Волшебной страны в Шаньдунском заливе. Но семьюдесятью годами позже пятый император династии Хань продолжил дело Ши Хуанди и точно так же позволял водить себя за нос в течение пятидесяти лет. Он оказался более самоуверенным или же более снисходительным, чем Ши Хуанди, так как даже вверился грозной пучине и провел в плавании более десяти дней. Море было неспокойным, и он вернулся более печальным и более мудрым человеком. В последние два года своего царствования, в старости, он горько оплакивал свою потраченную впустую жизнь».
Когда прекратилось увлечение авантюрными поисками, даосизм обратился к алхимии, стремясь обратить неблагородные металлы в золото и серебро, а также открыть эликсир бессмертия. Мы узнаем о духовном лекарстве, еде из драгоценных камней и источниках нектара, а также о вещах попроще – о киновари, аурипигменте, сере, охре, о селезенке (одном из пяти внутренних органов), о пяти элементах, о «солнечном вороне» и «лунном зайце». Метафизическая система Лао-цзы, привлекавшая людей своей этической доктриной, и союз спекулятивного и практического породили всяческие суеверия. Чтобы обойти своих соперников, буддистов, которые могли считать Шакьямуни воплощенным божеством, даосские жрецы обожествили Лао-цзы, и два этих учения соревновались, выдумывая всяческих богов для удовлетворения потребностей народа. Когда казалось, что общественное мнение свидетельствует о готовности к такому шагу, выдумывали нового бога, или обожествляли какого-нибудь героя, или персонифицировали какой-нибудь принцип, или, например, богатство, войну и долголетие.
